Я помню...(Автобиографические записки и воспоминания) - Фигуровский Николай Александрович

Итак, все устроилось, хотя и без «шика». Надо было попрощаться с отцом, которому теперь нечего было делать в Костроме. Поплакав вволю, я пошел с ним на пристань. Он — с огромным узлом, завязанным в простыню. На прощанье он купил мне фунт яблок (для Солигалича, где яблонь нет — это была роскошь). Мы стояли у пристани. Ни мне, ни ему не хотелось расставаться. Но вот пароход дал второй свисток. Отец обнял и поцеловал меня в последний раз. Потом вынул из кармана серебряный николаевский рубль и, вручая его мне, сказал: «На вот тебе… возьми на всякий случай… береги, не трать зря…» Еще объятья, и отец ушел на пароход. Прощальный свисток, и пароход отвалил. С борта на меня смотрело заплаканное лицо отца, да и я плакал. Ведь впервые в жизни пришлось остаться одному, без близких людей, пока что в совершенно чужом городе, в новой обстановке.

В подавленном состоянии я вернулся в семинарию, которая становилась теперь моим домом. Что делать? Друзей пока нет. Все незнакомые. Из солигаличан в нашей спальне никого нет. Первые дни после занятий я один бродил по семинарскому двору, поросшему бурьяном. Даже и бурьян-то был какой-то особенный, не похожий на солигаличский. Какие-то неизвестные мне растения.

Костромская духовная семинария основана в 1747 г. (после учреждения Костромской епархии в 1744 г.)25. В 1897 г. семинария отмечала 150-летие своего существования. В связи с этим, в «Костромских епархиальных ведомостях» были опубликованы некоторые материалы по истории семинарии. Сначала семинария размещалась в Ипатьевском монастыре. Ее ректором и учителем был иеромонах Анастасий26. Основателем семинарии был первый Костромской епископ Сильвестр27. В первые годы существования учеба в семинарии была поставлена плохо, и число учеников было небольшим. В 1750 г. ученики разъехались по домам. Только через несколько лет епископ Геннадий Дамаскин28 и епископ Симон29 вновь возродили семинарию. В 1756 г. был издан указ епископа о сборе с монастырей и церквей епархии хлеба на содержание учеников семинарии (духовной школы), ставшей собственно семинарией около 1760 года. Первым ректором новой семинарии был архимандрит Софроний (умер в мае 1771 г.). Семинария содержалась на случайные доходы: 1) штрафы с духовенства за незнание катехизиса, 2) сборы от 5 до 15 р. со ставленников в священники. В начале XIX в. семинария была переведена в Богоявленский монастырь, который сгорел в 1847 г. Собственное здание семинарии было построено в 60-х годах XIX века. Семинария пережила несколько реформ в связи с новыми уставами (1814, 1840, 1860 и, наконец, в 1884 г.). До конца XVIII в. обучение в семинарии продолжалось от 12 до 16 лет. Некоторые лекции читались по-латыни. Широко применялись телесные наказания учеников (до середины XIX в.). См., напр., «Воспоминания» Е.Е.Голубинского (Кострома. 1923. С. 8–23). В первые десятилетия существования семинарии число учеников в ней было невелико, но в 1779 г. оно сразу подскочило до 600, в связи с изданием указа о призыве в армию поповских детей, не имеющих образования. В 1860 г. (Я.Крживоболоцкий) число учащих в семинарии — 18, учеников — 354. В начале XX века — число учащихся возросло до 600.

Духовенство епархии, в XVIII и начале XIX в. в своем большинстве крайне бедное, неохотно отдавало детей в бурсу и семинарию на 12–16 лет, предпочитая готовить их к духовной карьере дома — самоучкой. С конца XIX в. духовенство России вело борьбу за предоставление семинаристам права выходить из духовного звания и продолжать обучение в университетах и других светских учебных заведениях. В результате настойчивой кампании в 1897 г. было разрешено окончившим семинарию по первому разряду поступать по предварительным испытаниям в Томский, Варшавский и Юрьевский университеты и некоторые специальные высшие учебные заведения. В дальнейшем духовенство вместе с самими семинаристами боролось за право семинаристов поступать во все университеты по окончании четырех классов, т. е. без богословского образования (V и VI классы). На этой почве, как я ниже опишу, разразился конфликт между массами духовенства и Св. Синодом и верно следовавшими его политике епархиальными архиереями и ректорами семинарий. В мое время в семинарии были строгие порядки, вызванные, в особенности, революцией 1905 г. и последующим выступлением семинаристов и забастовками совместно с рабочими города Костромы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В 1915 г. Костромская семинария была сильно стеснена солдатами, размещенными в значительной части семинарских помещений. Коридоры первого и второго этажей были наглухо перегорожены дощатыми переборками, за которыми жили солдаты. Целый день было слышно, как за этими перегородками кричали унтера и фельдфебели, как орали солдаты, нестройно пели разухабистые солдатские песни:

Три деревни, два села, Восемь девок, один я…

Однако помещения семинарии были столь обширны, что и для нас оставалось еще достаточно места. Правда, мы были стеснены в спальнях, лишены удобных «занятных» комнат, в которых раньше по вечерам готовили уроки на завтра. Видимо, в этих «занятных комнатах» раньше стояли многочисленные шкафы с книгами, в частности, с комплектами «Церковных ведомостей» и «Костромских епархиальных ведомостей». Огромные груды этих журналов в мое время были сложены в оставшихся в нашем распоряжении помещениях за шкафами с многочисленными запиравшимися на замки ящиками, в которых у каждого семинариста в свое время хранились книги и пособия.

Первый класс семинарии состоял из трех отделений, в каждом — по 20–25 человек. В каждом отделении были представители всех духовных училищ епархии. Я попал во второе отделение, видимо, менее сильное, чем первое.

Вставали мы в 8 утра. Вставали почти все разом, так как спать при невероятном гвалте, который поднимался утром, было невозможно. Умывались в умывальнике с несколькими кранами, постояв иногда немного в очереди. Затем все шли в столовую. Это было большое помещение на первом этаже со сводчатым потолком, уставленное длинными старинными столами и скамейками около них. Столовая напоминала монастырскую трапезную. На передней стене висела большая картина, изображавшая Сретение Господне (храмовый праздник семинарии). Вглядываясь в картину, можно было обнаружить на ней следы пуль — память о 1905 годе, когда в столовую ворвались, в погоне за семинаристами — участниками манифестаций, полицейские и подняли стрельбу. На столах не полагалось никаких скатертей.

У каждого семинариста, жившего в общежитии, имелся небольшой сундучок (такой сундучок подарила мне тетка Авдотья), в котором хранилась кружка, ложка и сахар, а также другие вещи. Сундучки стояли на полках у одной из стен столовой. Сахар в количестве двух фунтов выдавался всем «казенным» и «полуказенным» ученикам на месяц. Войдя в столовую, мы разбирали свои сундучки и получали большой ломоть ситного хлеба, мягкого и рыхлого. Заваренный слабым чай можно было налить из нескольких кранов от большого котла, в котором варился чай. Мы пили чай с ситным хлебом, убирали свои вещи в сундучки, заперев их на замок, и в 8:45 отправлялись в семинарскую церковь.

Это был большой двухсветный зал с хорами. Спереди, как и во всех церквах, иконостас, входы в алтарь, два клироса и прочее. Семинаристы становились рядами по обе стороны церкви, оставляя в середине проход. Начиналась утренняя молитва. Пели все хором: «Царю небесный…» и прочее. После молитвы шли в свои классы. Уроков обычно бывало по 5, каждый по часу с перерывом (переменой).

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

После уроков все шли в ту же столовую обедать. У каждого было свое определенное место, против которого лежала деревянная ложка. Хлеб стоял на больших деревянных тарелках. Миска с супом приносилась на 4 человека. Мы сами разливали суп в тарелки. Если суп был мясной, мясо заранее раскладывалось по тарелкам поваром. После супа приносилась каша. Надо сказать — кормили просто, но достаточно вкусно и сытно.