Вдоводел - Майк Резник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Помолчите; — бросил Найтхаук, не отрывая взгляда от плавающей сцены.
— Я лишь пытался оказать тебе услугу. — Рождественский Пастырь пожал плечами. Кивком поприветствовал Мэллоя, подождал, пока ему принесут стакан, пригубил, протянул руку, чтобы погладить Ролика. Тот дозволял Рождественскому Пастырю прикасаться к себе, но не выказывал ни интереса, ни удовольствия, отказываясь мурлыкать или подкатиться ближе.
Наконец выступление закончилось, и Мелисенд покинула сцену.
— Никогда не отвлекайте меня, когда я смотрю, как она танцует. — Найтхаук наконец-то повернулся к Рождественскому Пастырю.
— Она не исчезнет, если ты выкроишь несколько секунд, чтобы поздороваться с другом. — Рождественский Пастырь поднялся. — Пройдем в кабинку. Сидеть там гораздо удобнее, а я — старик с полным букетом стариковских болячек.
Найтхаук и Мэллой взяли со стойки стаканы и последовали за ним. Ролик дважды пискнул, подпрыгнул, скатился на пол и быстро догнал их. Когда мужчины уселись в кабинке, он устроился на носке сапога Найтхаука.
— Ты проводишь слишком много времени, не отрывая от нее глаз, — заметил Рождественский Пастырь.
— Вам-то что до этого?
— Он влюблен, — с ухмылкой ввернул Мэллой.
— Может, кто-то скажет мне что-нибудь умное или хотя бы полезное? — раздраженно бросил Найтхаук.
— Я скажу, — кивнул Рождественский Пастырь. — Знаешь, по моему разумению, ты бы так и остался мальчишкой, даже если бы года, на которые ты выглядишь, соответствовали твоему истинному возрасту, а я-то знаю, что на самом деле ты гораздо моложе.
— Ближе к делу.
— Дело в том, мой юный друг, что ты страдаешь от первой любви. Тебе не понравится то, что я сейчас скажу, но можешь мне поверить: ты это переживешь.
— Я не хочу это пережить.
Мэллой улыбнулся.
— Никто не хочет.
— Я знаю, что ты мне опять не веришь, — продолжил Рождественский Пастырь, — но такие девушки, как она, идут по десятку за полкредитки. В любом Трейдтауне таких сотни.
— Таких, как она, больше нет! — рявкнул Найтхаук.
— От шлюх, парень, можно ждать только неприятностей.
— Поосторожнее с выражениями, — зловеще процедил Найтхаук. — Вы, конечно, мне друг, но такого я не позволю говорить о ней даже другу.
— Тебе бы лучше прислушаться к нему, — подлил масла в огонь Мэллой. Ему явно нравилось, что Найтхаука загнали в угол. — Ты действительно этого еще не знаешь, но многие женщины выглядят куда лучше.
— И среди них найдутся лишь немногие, кто перещеголяет ее по части предательства.
— Что значит «перещеголяет по части предательства»?
— Мне такие встречались, — ответил Рождественский Пастырь. — Их всегда тянет к сильному мужчине, точно так же, как тебя — к красотке.
— Значит, я докажу, что сильнее, чем он.
— Ты не понимаешь. Я говорю не о физической силе. От Маркиза она может уйти только к другому миллиардеру, или политику, или к кому-то еще, обладающему реальной властью. Но не к таким голодранцам, как ты или я.
— Вы ошибаетесь, — стоял на своем Найтхаук. — Я заставлю ее проникнуться ко мне самыми теплыми чувствами.
— Как? Убив ее защитника?
— Да уж, ей это понравится, — фыркнул Мэллой.
— Если ей нужен защитник, я смогу защищать ее куда лучше, чем он.
— От преступников — да. А вот от экономических неурядиц — сомневаюсь. — Рождественский Пастырь помолчал. — Отстань от нее, Джефферсон. Ничего хорошего из этого не получится. Поверь мне, я лицо незаинтересованное, — Вы ничего не понимаете, — голос Найтхаука переполняла душевная боль. — Я ее люблю.
— Ты прожил на свете четыре месяца и уже нашел единственную женщину, которую можешь полюбить? — со смешком спросил Мэллой.
— По-моему, ты выдаешь желаемое за действительное, — добавил Рождественский Пастырь. — Даже в твоем возрасте пора начать разбираться в собственных чувствах.
— Я хочу только ее.
— Я знаю. И советую обратить внимание на то, что она-то хочет не тебя.
— Да что вы понимаете? Выродок с кожей, как у ящерицы, и морщинистый старик! Вы сами хоть когда-нибудь влюблялись?
— Ты думаешь, что седые волосы и морщины мешают влюбляться? — хохотнул Рождественский Пастырь. — Допустим, я не вызываю эмоций у двадцатилетних женщин, но сие не означает, что они не вызывают эмоций у меня. — Он помолчал. — А если с возрастом у человека прибавляется ума, он понимает, что хотеть женщин и любить их — две большие разницы, и к последнему надо подходить с предельной осмотрительностью и тактом. Особенно если у него столько же врагов, сколько у меня или будет у тебя, если ты доживешь до моих лет.
— Вы пришли сюда из отеля только для того, чтобы прочитать мне лекцию о женщинах?
— Нет, хотя такая лекция тебе крайне необходима. — Рождественский Пастырь искоса глянул на Мэллоя. — Я думаю, нам пора поговорить о том, что делать дальше.
Найтхаук повернулся к Ящерице — Иди к стойке. Выпивка за мой счет.
— Черт! — не выдержал Мэллой. — Ну почему все только и делают, что гоняют меня!
— Мне надо поговорить с Рождественским Пастырем по делу.
— Ты думаешь, в этом зале нет «жучков» и скрытых видеокамер? — хмыкнул Мэллой. — Все, что вы скажете или сделаете, будет зафиксировано, а потом просмотрено и прослушано Маркизом.
— Уходи.
— Хороший мне попался дружок! — пробормотал Мэллой.
Найтхаук окинул его ледяным взглядом.
— Все, ты не под моей защитой. С этого момента мы в расчете — Какое счастье! Он дает мне мою гребаную жизнь! Слава тебе, Господи. — Глаза Мэллоя горели огнем. — Так вот, мне она не нужна! Пока она принадлежала тебе, люди оставляли меня в покое. Как только им станет известно, что мы в расчете, меня прибьют максимум через три часа.
— Тогда просто уходи. От твоих проклятых доводов у меня раскалывается голова.
— Но я остаюсь под твоей защитой? — не унимался Мэллой.
— Остаешься, если тебя это устраивает.
— Еще как устраивает!
— Отлично. А теперь проваливай.
— Но раз ничего не изменилось, у тебя не должно быть от меня секретов.
Найтхаук выхватил пистолет и нацелил его на чешуйчатый нос Мэллоя.
— Видишь? — В голосе Ящерицы слышались обвинительные нотки. — Видишь? Я знаю, что ты променял меня на Ролика!
— Ролик всегда держит рот на замке и не дает мне непрошеных советов, — ответил Найтхаук. — А вот про некоторых картежников я такого сказать не могу.
— Ладно, ладно, ухожу! — с горечью воскликнул Мэллой. — Но когда-нибудь ты пожалеешь, что так грубо обходился со мной.
— Я спас тебе жизнь, — усмехнулся Найтхаук. — Разве этого мало? — Тогда и разберемся, — пробурчал Мэллой, двинувшись к стойке.
— Между прочим, он прав, — заметил Рождественский Пастырь.
— Вы советовали мне забыть про Мелисенд, — вырвалось у Найтхаука. — А теперь советуете быть помягче с Мэллоем?
— Я про другое. Здесь действительно фиксируется каждое слово и движение.
— Вы предлагаете поговорить на улице?
Рождественский Пастырь задумался, покачал головой.
— Нет. Я думаю, ни один из нас не скажет ничего такого, что нельзя будет повторить в присутствии Маркиза.
— Хорошо, — кивнул Найтхаук. — Выкладывайте.
— Нам надо обсудить планы на будущее, Джефферсон.
— Вроде бы мы их обсуждали, возвращаясь с Аладдина.
— Тогда обсуждали одно, сейчас надо обсудить другое.
— А что изменилось?
— У меня дурное предчувствие, — ответил Рождественский Пастырь. — Маркиз очень уж стремится простить тебя за невыполненное задание.
— Я же привез вас сюда. Это даже лучше.
— Я знаю, что впереди у тебя целая жизнь, но поверь мне: преступники живут сегодняшним днем. В принципе он не против заключить со мной сделку, но это не значит, что он оставит попытки прибрать к рукам мое золото и картины Мориты. Короли преступного мира иначе вести себя не умеют. Мне-то есть смысл заключить с ним сделку. А вот ему такая сделка не столь выгодна.
— Но вы же заминировали трюм.
— Еще один неприятный момент. Он не сможет долго продержаться у власти, если позволит людям таким вот способом ставить под вопрос его могущество. Черт, да этим он просто предлагает своим головорезам сначала минировать награбленное, а потом вести с ним переговоры на предмет раздела. Я бы подобной наглости не допустил, не допустит и он.
— Но он допустил.
— Это меня и тревожит.
— А что его побудило?
— Ума не приложу. Однако ясно одно: ко мне это не имеет никакого отношения.
— Почему нет?
— Потому что мои планы формировались до того, как я встретился с Маркизом, и я ни на йоту от них не отошел.
— Если его мотивы никак не связаны с вами, тогда с…
— Разумеется, с тобой, — последовал ответ. — Ты не подчинился его приказу. Пусть ты и не убил его шпиона, но не ударил пальцем о палец, чтобы спасти его. Вот я и задаюсь вопросом: а почему ты до сих пор жив? Он ничего не боится и может в любой момент раздавить тебя. Он не альтруист, потому что альтруизм и Маркиз несовместимы. Он не забыл твоего прегрешения, просто предпочел его игнорировать. Почему? И почему четырехмесячный клон внезапно стал его заместителем?