Дневник. Первые потрясения - shellina

– Северус, он ни в коем случае не должен подходить близко к полю, но он обязан стать ловцом!

– Хозяин приказывает это не Добби? – домовик преданно посмотрел на Люциуса. Да что же здесь творится – то?

– Причем тут ты? – презрительно посмотрел на него Малфой. – Я обращаюсь к декану моего сына.

Опа, я уже даже не друг, а просто декан. Люциус, я тебе этого не прощу просто так.

– И что же вы хотите от меня, Лорд Малфой, – я даже ему слегка поклонился.

– Напишите записку своей команде, чтобы они прямо сейчас начали тренировку.

– Но, поле зарезервировано гриффиндорцами.

– Северус, ты думаешь, нас с тобой это волнует?

Я вытаращился на него и рукой позади себя попытался нащупать кресло. Только что я был всего лишь деканом его сына, а теперь снова лучший друг Северус? Я приземлил себя в кресло и попытался спокойно во всем разобраться еще раз.

– Люциус, а причем тут я?

– Ну как, ты же мой лучший друг и должен мне помочь.

– Ну, помочь – то я тебе всегда готов, это даже не обсуждается, вот только ответь мне на один вопрос: ты здоров?

– Конечно! Почему такие вопросы возникают у обычного преподавателя ко мне?

Я завтра же тобой займусь! С делами сегодня со всеми разберусь и завтра я твой! Что же с тобой такое твориться, белобрысый мой друг?

Тут мой взгляд упал на Добби, который широко улыбался, пританцовывал и показывал мне большой палец. Похоже сумасшествие – это действительно заразно. Решив во всем соглашаться с Лордом Люциусом, я нацарапал записку и отдал ее Флинту, предупредив его, чтобы команда на гриффиндорцев сильно не давила. Время действительно принадлежит им.

Кто же мог знать, что они настолько безвольные тряпки? Что, только взглянув на мою записку, гриффиндорцы быстренько уберутся с поля?

Драко тогда не мог ни вставить свой кнат в начинающийся, но так и не разгоревшийся конфликт двух сборных. Младший Малфой – еще одна моя головная боль. То ли он на отца насмотрелся, то ли – это его собственная попытка проявить инициативу, не могу понять. Но создается такое ощущение, что его мир крутится вокруг одной Грейнджер, Поттера и Уизли. С Поттером все понятно: это обычная детская зависть. С Уизли тоже. Ненависть отца передалась сыну. Но Грейнджер? Такое чувство, что на всей планете Земля родилась только одна волшебница из маггловской семьи и теперь это ужасное событие не дает ему покоя. Если он еще раз начнет мне на нее жаловаться, при мне ее оскорблять и показывать свою неприязнь я выгоню ее из школы и отправлю учиться во Францию, а ему сотру память! Ну сколько можно то уже?»

– Он что, хотел стереть мне память? – вскинулся Драко и почему-то посмотрел на своего отца.

– А ты думаешь, они этого никогда не делали? – в голосе Лонгботтома прозвучало ехидство.

– Папа?

– А почему Перси не читает?

«Драко, как ни странно, оказался удивительно талантливым ловцом. Уж не знаю, что здесь оказало большее влияние: или уроки Хуч, которая учила его летать (абсолютно неправильно) или тренировки Эвана. Еще бы он не отвлекался с поисков снитча на посторонние предметы: Грейнджер, например. В эти моменты он мне безумно Джеймса Поттера напоминает.

Насчет ввода Драко в команду в качестве ловца у нас с Минервой произошел ожидаемый скандал. Она была категорически против, а я настаивал, приводя в пример Поттера и Поттера, очень вовремя вспомнив, что оленя – Джеймса приняли в команду на втором курсе, также как и сына по специальному разрешению. В учительской просто перья летели во все стороны. Локхарт несколько раз пытался незаметно под шумок уйти, но мы пресекали все эти попытки. Наше поле боя не покинет никто без нашего на то разрешения. Минерва орала:

– Ты сейчас не о Драко больше беспокоишься, а о своем дружке Люциусе. Конечно, такой дар: новые метлы для всей команды! А на Драко вам наплевать, лишь бы потешить ваше отцовское самолюбие.

– Ты меня в чем сейчас обвиняешь? В том, что в отличие от тебя у меня есть верные и преданные друзья? Не завидуй так громко, Минерва! Ах да, как же я забыл, ты ведь гриффиндорка! У вас такого понятия как дружба нет! Есть только тупость и отвага!

– Причем здесь тупость?

– А что, принять первогодку Поттера в команду – это отвага?

– Да ты достал уже всех своим Поттером!

Я на секунду даже дар речи потерял от такого заявления.

– Ах, если вам всем уже настолько надоел Поттер, то может мы его исключим из школы, и мне глаза не будет мозолить, и вы довольны останетесь?

– Может, хватит вам ругаться? – робко попытался прервать веселье Альбус.

– Заткнись! – как иногда мы можем думать единодушно.

– В общем так. Выношу на голосование. Или Драко Малфой будет принят в команду или не будет, но в этом случае Гарри Поттера придется из команды исключить. Вы орете здесь уже в течение получаса, но никаких конструктивных идей так и не выдали. – вот кого все всегда слушались, так это Спраут. Страшная женщина, на самом деле.

Воцарившееся в учительской молчание прервал робкий стук. В приоткрывшуюся дверь заглянул староста Когтеврана:

– На третьем этаже ЧП. Всем преподавателям лучше взглянуть на это самим.

– Как давно?

– Минут двадцать.

– А где ты был раньше?

– Я боялся войти, – парнишка выразительно покосился в мою сторону.

Когда мы уже собрались выйти, на меня вдруг накатил какой-то страх, чувство голода и растерянности. Я даже не сразу понял, что это не мои чувства. Василиск! Эта рыжая, все-таки его разбудила.

Я побежал, остальные учителя едва поспевали за мной.

Коридор был залит водой. Возле подвешенной за хвост кошки Филча толпились, ну кто бы мог подумать: гриффиндорское трио. Ко мне подлетел Барон и шепотом сообщил о том, что буквально десять минут назад, эта троица присутствовала у них на вечеринке, устроенной сэром Николосом. Я сразу же передал эти сведения по цепочке.

Альбус строил из себя кретина, подходя к кошке и постукивая по ней палочкой. Ну конечно, мы же все здесь профессора маггловедения, и сразу не поняли, что она оцепенела под взглядом василиска. Лично меня больше всего смущало то, что кошку подвесили и эта надпись на стене. Повесить кошку, это явно идея какого-то школьника, тут какие-то личные счеты проглядываются. Кто эта рыжая? Убью!

Взглянув на Поттера, я вспомнил, что являюсь его негласной нянькой и начал интересоваться его самочувствием: весело ли ему было, сытно ли он покушал, и вообще, я же о нем, по мнению всех, забочусь больше, чем о своих змеях. Спасаю его, ночами не сплю, переживаю, как он там, не пропал ли без моей неустанной заботы?

А потом я внезапно вспомнил, что играть в квиддич очень опасно и попытался намекнуть об этом Минерве, связав это с несчастной кошкой: