Имперский граф - Серг Усов

— Лентяй, дурак или грязнуха? — выходя из паланкина, спросила Уля у Филезы о причине наказания младшего конюха.

Подробности проступков рабов её уже давно перестали интересовать — она теперь полностью доверяла Филезе и её мужу Явору в вопросах ведения хозяйства и поддержания порядка в её особняке. Излишней жестокости они не проявляли, без вины никого из многочисленной прислуги не наказывали, но и спуску, при этом, не давали. Благодаря такому подходу, порядок в её доме был почти идеальным. Поэтому, Уле, даже если бы она захотела к чему-нибудь придраться, повода проявить неудовольствия не нашлось бы.

— Дурак, — так же без подробностей объяснила Филеза.

Виконтесса понимающе кивнула и пошла в раскрытый перед ней, одетым в парадный камзол лакеем, вход.

— Пусть мне завтрак принесут, — распорядилась она, — Поем в спальне и немного поваляюсь.

Филеза понимающе улыбнулась. Причины ночного отсутствия виконтессы не были секретом. Хотя разговоры среди слуг на эту тему, да и, вообще, на любую тему, касающуюся жизни и поведения их хозяйки, Филеза жёстко пресекала — любителям распускать языки грозило суровое наказание. Впрочем, она понимала, что вряд ли это удерживает их от болтовни, когда управляющие не слышат. Ну, пусть болтают и боятся.

— Сегодня у вас будет время со мной побеседовать? — спросила управляющая.

— Что-то срочное?

Они поднимались по широкой мраморной лестнице на второй этаж, где в левом крыле здания, в конце длинного коридора, была улина спальня.

— Да нет. Я насчёт Билины.

Услышав имя их бывшей, общей для них с Филезой, начальницы, по-сути, на какое-то время, заменившей им родных матерей, Уля не стала откладывать разговор, хотя, утомлённая целой ночью ласк, хотела позавтракать, принять ванну и поспать пару склянок.

— Давай, себе тоже закажи чего-нибудь, позавтракаем вместе и поговорим.

Оставаясь с глазу на глаз, подруги детства часто переходили на ты. Общие воспоминания сильно их сближали. Нет, их детская дружба не была безоблачной, всякое случалось — и обиды, и мелкие пакости, и даже драки. Но многое теперь, эмоционально, воспринималось по-другому.

Даже с некоторым удовольствием, совершенно недавно, они вспоминали, как, однажды, вцепившись друг дружке в волосы, пинались ногами и орали так, что прибежавшая на эти вопли Билина, обоих отхлестала мокрым полотенцем и поставила по разным углам коленями на горох, а потом заставила мириться и просить друг у друга прощения.

Если так разобраться, они ведь, вместе с Тименией, были почти сёстрами. Впрочем, Филеза уже давно не была той проказливой девочкой-рабыней, она стала вполне разумной молодой женщиной, прекрасно понимала разницу в положениях между собой и бывшей подругой, и умела, когда нужно, держать дистанцию.

Но сейчас, за совместным завтраком, все условности были отброшены, и обе молодые женщины вели себя как давние подружки. Они сидели на улиной кровати перед принесённым рабынями и накрытым столиком.

— Так что там с Билиной? — спросила Уля, совершенно не по-аристократически запихивая себе в ротик кусок твёрдого сыра, обмакнув его в вазочку с мёдом.

— Правнук же у неё родился, — ответила Филеза, присоединяясь к своей подруге-хозяйке, намазывая сладкую булочку маслом, — Аглая, её внучка, та, которую господин граф излечил, родила ещё четыре декады назад. Вчера обоз из Ферма привозил продукты, его начальник, ты его должна помнить, Гошт, ну, помнишь, был мальчишка, года на три меня постарше, сутулился всё, как старичок, чернявенький такой, симпатичный?

— Не-а, — помотала головой Уля.

— Да знаешь ты его, просто забыла. А так увидишь… в общем, он говорит, что Билина грустит. Хочет уехать к Аглае, да и аглаин муж, как я поняла, не против, только Билина стесняется тебя потревожить. Ты ж, вроде, ей предлагала любое место, а она сама отказалась.

— Вот ведь чудачка, — возмутилась Уля, хотя злости в её голосе не было, — И что, что отказалась? Мало ли, как обстоятельства поменялись?

Она уже давно предлагала своей бывшей начальнице помощь в устройстве её жизни, но та отказывалась, говоря, что, кроме, как мыть посуду, она больше ничего делать не умеет, а быть бездельницей не привыкла. Влазить в семью своей внучки не хочет.

Когда Уля начинала настаивать, а она это делала, первое время, почти при каждом посещении замка Ферм, то Билина начинала плакать от чувств благодарности, говорила, что Уля и так совершила для неё невозможное, уговорив самого барона Олега вылечить её внучку, падала на колени и пыталась схватить улину руку своими загрубевшими от многолетнего тяжёлого труда ладонями, чтобы поцеловать.

Мысленно плюясь и ругаясь, Уле приходилось отступать. Единственное, что она смогла сделать, это увеличить ей количество помощниц до четырёх и строго настрого предупредив тамошнего управляющего, чтобы не вздумал даже пальцем её тронуть.

— Пусть твой Явор съездит с этим же обозом в Ферм, поговорит с Билиной, и всё, что нужно….а, впрочем, съезди сама, ты лучше поймёшь, что нашей тётушке надо. Сделай всё, что она попросит. Если какие-то непонятки с тамошним управляющим будут, сошлись на меня. Если нужно, пригрози. Разберёшься, я думаю. Смотри только, по-дороге, не закрути с этим…как его? Гоштом?

Они засмеялись. Филеза, которая раньше особой целомудренностью не отличалась, выйдя замуж, стала верной женой. Своего Явора, переселившегося три года назад, вместе с родителями и двумя сёстрами, из королевства Бирман, и повстречавшего Филезу на своём пути, она любила по-настоящему. И намёк Ули был просто шуткой, обе это понимали.

— Сама-то когда думаешь ребёнка рожать? — спросила Уля.

— Жду, когда вы разрешите, госпожа виконтесса.

— Ах ты ж дрянь такая!

Уля схватила Филезу за плечи и попыталась опрокинуть её на спину на кровать, но та извернулась, и обе оказались на полу, сбив столик.

Когда на услышанный шум вбежала дежурившая за дверью горничная, то увидела, как по полу катаются госпожа виконтесса и госпожа управляющая. Впрочем, госпожа виконтесса довольно быстро поборола госпожу управляющую и, заломив ей за спину руку, уложив животом на ковёр, стала несильно лупить ладошкой её по заднице.

— А ну пошла вон отсюда! — подняв голову и увидев застывшую истуканом рабыню, крикнула виконтесса.

Разговор о Билине и шутливая борьба прогнали в Уле желание поспать.

После принятия ванны, она лежала на кровати в своей затемнённой плотными шторами спальне и вспоминала вчерашний день.

Перед её глазами сейчас был расписанный орнаментом потолок — балдахин Олег назвал вульгарным пижонством, но мысли возвращались к прошедшему Совету и последующей поездке в особняк Олега на