Союз нерушимый - Влад Савин

— Цель опознана, уточнение. Конкретный фриц, что у Нарвика американцев топил.

Ага, а мы с глубины слушали. Как ты там их не только топил, но и спасавшихся расстреливал! Значит, дело ясное — фашист-фанатик! Решил напоследок еще кого-нибудь… а ведь могли немцы и знать, что мы в Средиземке, и на севере нас бояться не надо! Вот и полез, чтобы торпеды домой не везти — а после с чистой совестью, англичанам сдаваться. Только я тогда еще конкретно тебя пообещал утопить! Ну вот ты мне и попался!

— Михаил Петрович! — вмешивается Кириллов (бессменное наше "око государево") — сколько я представляю ваши и его боевые возможности, предложение сдаться ничего не изменит? Все же "двадцать первая", это ценный трофей. Жалко топить сразу.

Ну что ж, это можно. Берем вправо, отрезая врага от берега, и на скорости восемнадцать подвсплываем на глубину полста, и сразу вниз. И еще, короткий импульс ГАК в активном по цели. Если фриц все поймет правильно, то сейчас всплывет, поднимет белый флаг, и курс в ближайшую советскую базу! А если попробует скрыться — что ж, мы честно предупреждали!

Всплыл. Даже жалко, что не добавится еще единичка к нашему счету. Нет, снова погружается! И пытается спрятаться, перешел на малошумный ход (у "двадцать первых" для того были особые маломощные электромоторы). От акустики этих времен помогло бы — но мы его с трех миль слышим отлично!

У Бурого, в БЧ-3 все уже готово. Условия стрельбы простейшие, цель с малым ходом, на небольшой дистанции — даже полный залп тратить жаль. Пуск две торпеды, еще две готовы на маловероятный случай промаха. Но не промахнулись! Два взрыва, звук разрушения корпуса — девяносто третья официальная победа у нас на счету!

А после, как положено, всплыли под перископную. Осмотр ничего не дал — впрочем, там развело волну, и мелочь, вроде плавающих обломков, заметить было нельзя. Выдвинули антенну, доложили о бое на берег. Получили ответ, что подойдут катера МО, осмотрят район. Ну и нам дальше тут делать нечего!

4 июня были встречены "Куйбышевым" и "Урицким", и еще через полсуток вошли в Полярный. И я докладывал командующему, вице-адмиралу Головко, о завершении нашего Средиземноморского похода. Двадцать три официальные победы — последняя, уже здесь, вчера! Корабль имеет неполадки по БЧ-5, ограничивающие боеспособность, потерь в экипаже нет.

Затем в присутствии комиссии из технического отдела СФ, решали что делать дальше. Прибыла с Севмаша бригада сварщиков, привезли баллоны аргона — но все взвесив, решили, что лучше пока не трогать, дойдем до Молотовска самостоятельно. Взяв ремонтников на борт, 7 июня в сопровождении тех же двух эсминцев, а также спасательного судна "Юпитер", и двух тральщиков, вышли из Главной Базы, следуя в надводном положении. 11 июня без нештатных ситуаций прибыли в Северодвинск.

А дальше был "разбор полетов". И по части Курчатова и команды с "арсенала два", и по части нашего "жандарма" комиссара ГБ Кириллова и моей Анны Петровны. И то, что ждало меня после в Москве, в Наркомате ВМФ.

Анна Лазарева. Северодвинск, 11–16 июня 1944.

Ассоль встречала своего Капитана лишь однажды. А я — уже третий раз.

И столько же — провожала в море, всего за год. Поставят ли когда-нибудь памятник женам моряков? Видела на фото, что в той истории будет — в Ленинграде, у Нахимовского училища, напротив "Авроры", поставленной на вечную стоянку. Девушка в развевающемся платье, под ногами будто волна, и чайки реют вокруг.

Если бы я была той самой, Бегущей по Волнам, владела бы волшебством, чтобы корабль моего самого дорогого человека всегда возвращался домой без помех. Хотя — а чем мы слабее, просто сила наша другая: знать наше будущее и иметь возможность его изменить. Чтобы здесь Северного полюса достиг атомный ледокол "Иосиф Сталин". А в СССР в 2012 году праздновали 7 ноября, а не какой-то "день народного единства". Господи, ведь даже тот, кого я сейчас под сердцем ношу, успеет уже состариться… мы сейчас как герои романа Ефремова, экипаж звездного корабля, отправляющегося к далекой планете — лишь дети и внуки их увидят цель!

Только не плакать! На меня же все девчонки смотрят! И называют между собой "стальной леди", отчего-то на английский манер, и даже "адмирал", не "адмиральша", что было бы естественнее. Пример с меня берут, стараются подражать во всем. За редкими исключениями — но о том разговор отдельный.

А я чуть не разревелась, когда узнала, что на К-25 что-то случилось с реактором! Поскольку очень хорошо представляла, что такое радиация — бывая на Втором Арсенале (у Курчатова) едва ли не чаще чем на заводе, особенно когда корабля моего Адмирала там нет. И вот в Бога не верила — а молилась, господи, если ты есть, помоги хоть ты, чтобы вернулись наши живыми и здоровыми! Но в церковь не ходила, конечно — просила так, чтобы никто не видел и не знал. Я ведь комсомолка, как иначе?

Затем из Полярного сообщили, дошли нормально, и больных на борту нет. А еще через четыре дня — чтобы мы ждали и готовились! Я не то что дни — часы и минуты считала, и наверное, не я одна. И вот, встречаем.

Как было в прошлом сентябре — лишь провожали мы тогда, и вот запомнилось по-особому. Лето, но холодно еще, чтобы в одном платье, север все же — и отличный повод надеть не алые шарфики и платочки, а накидки-пальто ("летучая мышь", из моды будущих времен, но о том знаю только я), наши "алые паруса", как в тот сентябрьский день. Погода лучше, чем тогда — дождя нет, солнце светит, среди редких облаков, но ветер довольно сильный (а впрочем, безветрие тут редко бывает), так и рвет наши накидки с плеч, вздувает как настоящие паруса — но это даже красиво, я свою нарочно еще и расстегнула сбоку, чтобы развевалась больше, и мой Адмирал узнал меня среди всех — а что прохладно, перетерплю!

А после, когда К-25 пришвартовалась, и было сделано все, что должно было сделать, с технической и официальной стороны, и экипаж наконец сошел на берег… Если бы Михаил Петрович остался на борту, я ж все понимаю, командир не всегда может покинуть свой корабль, когда хочет — то я сама готова к нему туда, ну чем я хуже Ленки, которая умудрилась на К-25 побывать дважды, а я еще ни разу, хотя все допуски у меня есть. По трапу спуститься — так я пока еще в отличной физической форме, даже на русбой хожу, хотя ребята и девчонки предупреждены, и приемы на мне лишь обозначают. В санчасти сказали, четвертый месяц, ну да, как раз с февраля — но пока живот совсем не заметен, и в прежние платья влезаю свободно… правда, и шила я их с запасом, чтоб на талии пояском стянуть. Нет — вот, идет мой Адмирал! И повисла я у него на шее, и целовались мы — а чего стесняться, кругом все так же, и все ведь свои, все понимают!

Целых четыре дня были нашими. Тоже занятые делами — тут и подробный доклад в Москву, и обследование корабля целой командой с Арсенала, и дядя Саша, ой, товарищ Кириллов, меня взял в оборот — нашел что в той истории с "мистером Доу" я действовала грамотно. Кстати, мистер этот уехал, больше не совершая ничего предосудительного, не был замечен абсолютно ни в чем. Что настораживало еще больше — значит, есть тут у англичан кто-то еще, ну а "мистер Доу" сделав свое дело, просто отвалил. Проанализировать все движение информации, кто что знал, кому мог сообщить — без компьютера и наглядной графической модели, тут же выдающей все эти связи, я бы не справилась! И самое поганое, что ничего так и не нашли!

— Если это СИС а не УСО, то у них манера другая — сказал дядя Саша — они не торопятся, и на форсированный вариант идут лишь в совсем крайнем случае. Зато они ничего не забывают и не упускают, анализируют на косвенных, ищут подтверждения, и могут составить правдивую картинку, даже близко и не подходя! И на диверсии обычно не отвлекаются, очень редко прибегают к активным действиям — лишь сидят тихо, себя не выдавая, и собирают сведения по крупице. Выводы, товарищ старший лейтенант ГБ?

— Слабое место, связь — отвечаю — ведь должны они добытое куда-то передавать, или между собой делиться, чтобы собрать картину из осколков? И если они так въедливо цепляются к любой мелочи, то… Лишнее подбросить, ну как в этом рассказе из будущего про "маузер Папанина". Если они не могут знать, что именно надлежит отбросить, все стараются учесть?

— Хвалю! — сказал дядя Саша — вот так и работай. Но впредь, как ты сказала, "рассказ из", не допускай — мало ли кто случайно может услышать? Даже не обязательно враг — как тогда, с "африканскими алмазами". Кодовое слово ты знаешь, его и употребляй, даже между своими. Потому что чувствую, ничего еще не закончено с Победой. Что-то происходит… непонятное. И боюсь, что мы, избегнув капканов того пути, свернули на дорогу совершенно нехоженую, где вилы свои, не менее опасные. В общем, делай, что должно, и не расслабляйся — а я прослежу, и сверху тебя прикрою.

Загадки полные. Но все же хорошо, что при всем том, каждый день мы с Михаилом Петровичем видели друг друга часто, и не только с вечера до утра, а и выгадывали от дел время, хоть час, полтора, на прогулки вместе, как прошлым летом. Погода такая, что в четырех стенах сидеть не хочется, и поблизости, сразу за проходной, между заводом и Первомайской стало уже что-то на парк похожее, аллеи и дорожки появились, даже скамейки поставили. Свежий воздух, простор, так легко на душе — идем, разговариваем, или просто за руки держимся, хорошо так, когда даже слова не нужны. И ничего, что там ветрено от моря, с меня шляпку срывает, а я, когда с Михаилом Петровичем, никогда косынку или беретик не надену. Налетит вдруг ветер-хулиган, и унесет мою красивую шляпу, в воздухе закружит, по земле покатит колесом — мы лишь улыбнемся друг другу, и вместе следом спешим, рук не разнимая. Ну не все же время чинно и спокойно идти, в жизни и непогода бывает тоже! А шляп я просто носить не умею — наверное, тут какие-то секреты есть, чтобы так часто не слетала? Но ведь не спросишь о том у "мистера шимпанзе", кто нас модным товаром обеспечивает? (прим. — о том см. "Днепровский Вал" — В.С.)