Золотой камертон Чайковского - Юлия Владимировна Алейникова

– Разбаловалась ты, – строго заметил Виталий Константинович. – Смотри, как бы не пришлось тебя на сотрудницу помоложе заменить.

– Ха, поищи дуру, – не впечатлилась угрозой Кристина и, виляя бедрами, направилась прочь по коридору.

Виталий Константинович скрипнул зубами и потопал следом.

– Докладывай, кто точно звонил, когда передачи по телику, и кофе свари, – сердито распорядился он, падая в мягкое кресло возле кофейного столика.

– Семянько звонил, – не спеша выполнять распоряжение, сообщила сухо Кристина.

– И чего? – выпрямляясь в кресле, напрягся Виталий Константинович.

– Сказал, если к концу недели денег не будет, он передаст дело в суд. Иск уже составлен.

– Вот козел! – хлопнул себя по упитанной ляжке Виталий Константинович. – Сказал же ему по-русски, подожди пару недель, рассчитаемся. Скотина. И зачем я только с ним связался?! – вскакивая с места, трагически вопросил Виталий Константинович. – А ты чего молчишь? Сможем мы с ним рассчитаться до конца недели?

– Вряд ли. Кто нам так быстро деньги скинет, – присаживаясь на подлокотник, кисло заметила Кристина.

– Может, кредит взять? – нервно теребя подбородок, выдвинул предложение Виталий Константинович.

– Ага, кто тебе даст? У тебя и так долгов на десять лет вперед набрано, – без всякого сочувствия прокомментировала Кристина.

– А кто виноват? А? Кто виноват? Кто орал: хочу в Доминикану, хочу в Доминикану? Съездила, довольна? – вскакивая с кресла, заорал на девицу Виталий Константинович, и его упитанное круглое брюшко мелко задрожало от праведного гнева.

– Ну и не возил бы, – пожала плечиком Кристина, вставая с места. – А еще мог бы новый «Лексус» не брать, а взять машинку попроще. Сейчас бы долгов было меньше.

– Да ты что, не понимаешь, что «Лексус» – это как реклама? Мне по статусу положено! – снова окрысился Виталий Константинович.

– Наумкин, тебе сколько лет? А все еще не наигрался в крутого, – закуривая сигарету, взрослым усталым голосом проговорила Кристина. – Живешь в крошечной облезлой однушке в дерьмовом районе, ездишь на «Лексусе». Жрешь доширак, а костюм в «Хуго Босс» покупаешь. Пыжишься, пыль в глаза пускаешь, а у самого, кроме долгов, за душой ничего. Даже семьи нет. И что я с тобой связалась? – Последний вопрос определенно был адресован не Виталию Константиновичу, но именно на него он поспешил ответить.

– Кристин, ты что? Ты бросить меня хочешь? – В голосе директора фестиваля звучали детский испуг и тоскливое одиночество. – Кристина, ты… ты…

Кристина внимательно, оценивающе взглянула на своего шефа.

– Ну хочешь, распишемся? Ну? Ну хочешь, кинем все на фиг и сбежим на Карибы или еще куда, а? На Ившине мы конкретно поднимемся. Как только деньги поступят, плюнем на все и уедем.

– Дурак ты, Виталька. Круглый дурак, – туша в пепельнице окурок, коротко и емко резюмировала Кристина. – Выручка от выступления Ившина поможет тебе основные финансовые дыры заткнуть. А если не будешь идиотничать и деньгами сорить, глядишь, вообще вылезем из ямы. Фестиваль надо бы переименовать, присвоить ему имя Ившина, это сразу статус мероприятия поднимет. Свяжись с его семьей, договорись об условиях. И не тяни, они пока в шоке от потери кормильца, много не запросят, а может, вообще согласятся безвозмездно увековечить имя гения.

– Точно! Точно! – бросаясь к Кристине и обжигая ее страстным коротким поцелуем, воскликнул Виталий Константинович. – Умная ты баба, хоть с виду и не скажешь, – преображаясь на глазах, бодро заметил Виталий Константинович, натягивая пиджак. – Сейчас же и поеду. Я слышал, его сын приехал, заодно выражу соболезнования и вообще.

И Виталий Константинович, весело помахивая ключами от «Лексуса», покинул офис.

– Не знаю, сынок, может, не стоило так резко обрывать все связи? – глядя на сына с гордостью и сомнением, спрашивала Анна Алексеевна.

– Мам, ну как ты не понимаешь? Эта компания обворовывала отца, обманывала его, и они же наверняка его и отравили! Эмка изменяла ему, лгала, а Марина воровала!

– Да, согласна. Это первое, что приходит в голову. Но я, честно говоря, не верю в то, что это сделал кто-то из них, – примирительно проговорила Анна Алексеевна, усаживая сына рядом с собой на диван. – Давай возьмем хотя бы Марину. Ведь она первая, на кого все подумают. Отца отравили, а ведь именно она готовила еду, подавала, и, значит, она первая, на кого укажут. А Марина, при всех ее недостатках, далеко не дура.

– Не дура, но чтобы отвертеться от тюрьмы, могла рискнуть, – возразил ей Даниил. – И потом, она наверняка рассудила так же: раз я первая, у кого была возможность, меня подозревать не станут. Все же поймут, что я не дура.

– Очень рискованно и самонадеянно, – улыбнулась Анна Алексеевна.

– Во всяком случае, я выбросил все продукты из шкафов и холодильника, и даже зубную пасту.

– Вот тут ты прав. Хотя, я думаю, отца отравили не той едой, которую могли есть все. Слишком рискованно, мог еще кто-то пострадать. Я даже не уверена, что его отравили дома.

– Ну, теоретически подсыпать отраву в еду можно где угодно. Например, отец всегда брал с собой на репетицию термос с травяным чаем, Марина могла заранее насыпать в заварку отраву. И извольте радоваться. Марина сидит в Выборге, у нее алиби, а отец отравился, и теоретически даже не дома. А Марина, когда вернулась домой, первым делом термос помыла, а то и вовсе выбросила. Чего не сделаешь, чтобы в тюрьму не сесть. А за кражу отцовских денег ее вполне могли посадить, – горячо заявил Даниил.

– Вот тут ты не прав, – мягко возразила Анна Алексеевна. – Вспомни отца, он никогда не был жестким человеком. Максимум, что ей грозило, это увольнение, ну и еще отец не дал бы рекомендаций. За это не убивают, сынок.

– Возможно, ты права. И отец действительно простил бы ее, но у него имеются юристы, которые занимаются этим вопросом, а уж они-то наверняка доведут дело до суда.

– В этом случае для Марины еще важнее, чтобы отец был жив, потому что он мог бы не допустить передачи дела в суд.

– Не согласен. А теперь возьмем Эмку. Она могла узнать, что отец подал на развод, к тому же поймав ее на измене, ей грозила потеря денег, Марине – свободы. Они могли сговориться. Эмка могла заплатить Марине за убийство отца. Двойная выгода! Эмка же не знала, что отец изменил завещание, уж об этом он ее точно не предупредил.

– А откуда тебе это все известно, о Марине и Эме?

– Мне Алекс сказал, отцовский юрист. Когда мы узнали о смерти отца, я позвонил ему посоветоваться, как дальше, что будет с отцовскими деньгами, – краснея, объяснил Даниил. – Ну и намекнул, что любые сведения могут помочь следствию найти убийцу, вот он и рассказал.

– А больше он ничего не объяснил, какие именно изменения в завещание внес отец? И вообще, тебе не кажется странным, что отец так поспешно составил новое завещание, может, он о чем-то догадывался? Может, ему угрожали?

– Да нет, думаю, ему юристы подсказали. Это же американцы. У них написать завещание, изменить завещание обычная рутина. Раз отец подал на развод из-за измены жены, значит, он наверняка не захочет оставлять ее в числе наследников, думаю, юристы сами подсуетились и подготовили все документы, исключив оттуда Эме.

– Может быть. Тебе виднее, я ваших заокеанских реалий не понимаю.

– Мам, я хочу, чтобы ты немедленно переехала ко мне, сюда, хватит тебе тесниться