СОБЛАЗН.ВОРОНОГРАЙ - Б. Дедюхин

Стены этой палаты слышали в 1380 году голос Дмитрия Донского, который, узнав, что идет Мамай, осени требует, решительно заявил: «Будем биться с Ордой многоглавой!» И сын его Василий Дмитриевич в 1395 году при известии о нашествии на Русь грозного Тамерлана, собрал здесь военный совет, сам возглавил встречный поход в Степь. Как нынче будет? Оденет ли доспехи, возьмет ли в руки меч новый великий князь?…

Ждать долго не пришлось. А военный совет не состоялся. Вышел Василий Васильевич. На стратига не похож… По-юношески скудобородый, но для важности пытающийся всклокочить бороденку, чтоб комковата выглядывала, одет не по-княжески, словно только с постели: золотом шитый с низаными кружевами опашень [77] внаброску на плечах, охабнем [78], без станового кафтана, прямо на тельную низовую сорочку. Сел на самый краешек резного кресла царского, будто ждал, что вот-вот сгонят. Долго молчал, а когда закончил борение с нерешительностью и страхом, молвил вполголоса, внятно:

– Князь звенигородский и галицкий Юрий Дмитриевич идет на нас. Но мы с матушкой и владыкой Ионой порешили, что негоже мне с родным дядей ратоборствовать, будем мир искать. Направим к нему послов, кои сумеют с ним ласково поговорить, Федора Лужу и Федора Товаркова.

Легкое беспокойство зародилось в палате: кто-то досадливо ворохнулся, кто-то перекинулся понимающим взглядом с единомышленниками. Заметив это, Василий Васильевич счел нужным добавить:

– Ведь сказал Христос: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими».

Бояре разъезжались из Кремля озадаченные и недовольные. А ну как Юрий Звенигородский не внемлет ласковым словам да пройдется огнем по княжеству… У каждого есть свои поместья, дома, семьи, трудами нажитое добро- и все может прахом пойти. Что с того, что Юрий Дмитриевич сродник. Случается, что и единокровные становятся врагами хуже чужих.

И в харатийной палате было уныние и разброд. О главном просто боялись говорить, про Орду некстати вспомнили, про необходимость готовить дань.

– Где брать деньги? – сокрушалась Софья Витовтовна.- Сыновья Улу-Махмета идут, вот-вот в Москве будут. Ты же наобещал хану!

– Что же мне, матушка, оставалось, а? – оправдывался Василий.- Да ты и сама наказывала: денег не жалей. Всю казну Ивану Дмитриевичу отдала, а он…

– Это мне не в укоризну! – возразила Софья Витовтовна.- Зачем ты наобещал Всеволожскому жениться на его дочери?

– А зачем ты его выгнала?

– Не выгнала, а отпустила на все четыре стороны.

– Вот он и нашел себе сторону – к моему врагу прислонился, на стороне дяди выступает; Петр Константинович вон говорит – торопит его, весь в нетерпении Москву пограбить. И Василий Косой…

– Э-э, все-то ты пустые орехи щелкаешь,- прервала сына Софья Витовтовна.- Сейчас не время предаваться праздным скорбям, Москву надо щитить.

Василий не смог долго спорить с матерью, снова стал приимчив к ее словам, отозвался покорно:

– Как Господь соделает, а?

– Ну вот, опять за свое! Он тебе что Господь, стряпчий твой али воевода? Своим умом надо печься! – опять вскипела варом буесловная великая княгиня.- Молишься по целым дням, а все заботы государственные на мне одной.

Получив еще один укорот, Василий вовсе засмирел в полном постыжении.

Молчавший все время владыка Иона поднялся с места:

– Не ссорьтесь, молю вас, не время.- Благословил всех.- Отложу я поездку в Царьград, Здесь мне надобно быть.

– А про себя подумал невесело: может статься, уедешь от одного великого князя, а вернешься к другому.

Князь Юрий ходил с Василием в Орду на ханский суд без всякой веры в успех, лишь для очистки совести. Теперь можно сказать: все мирные средства испробованы и, чтобы отстоять правое дело, осталась только война.

Никогда не сомневался он в своей правоте. После смерти отца, Дмитрия Донского, признав безоговорочно великим князем своего старшего брата. Юрий все эти долгие годы лишь терпел его власть, будучи совершенно не согласен с тем, как робко держался Василий Дмитриевич с татарами. Не смея перечить законному государю, Юрий по своей воле старался продолжать дело великого отца, по примеру и почину его. Еще в 1395 году, будучи отроком, он возглавил поход русских полков на булгар и казанских татар, поход столь успешный, что летописец отметил это:«…и никто же не помнит толь далече воевала Русь Татарскую землю». Через три года он снова бился с татарами и их ставленником князем Семеном. И все дальнейшее время вел себя Юрий Дмитриевич как истинный государственный муж, радетель отчей земли. С русскими князьями старался решать споры без кровопролития, дружил с обоими Новгородами – Великим и Нижним, не жалел денег на церковное и монастырское строительство, привечал и всячески поощрял зодчих и лучших изографов [79]: Андрея Рублева, Феофана Грека, Даниила Черного, Прохора с Городца.

Брат ревновал, выказывал свое неудовольствие, а жена его литвинка Софья один раз попеняла: «Что-то ты, Юрик, все навыпередки норовишь? Не знаешь разве, что можно священнику, то нельзя диакону?» И потом все дразнила с хохотком: «а-а, диакон!» Ее счастье, что Бог создал ее женщиной. А как жена… конечно, негоже сплетни распускать, того позорнее их переносить, но знал Юрий, что брат не любил своего сына Василия, говорил: «Ни в мать, ни в отца…»

В этой Софье, может быть, главная причина всех бед заключается. Она уверяла, что всегда старалась быть посредницей между своим отцом и мужем, но так и осталось тайной, для кого она больше старалась, кто дороже ей был, какую землю она своей отчизной видела.

Отец ее Витовт большим стервятником был, только и думал, как бы русские земли потерзать. В 1398 году он заключил договор с Ливонским орденом: Ордену – Псков, Литве – Великий Новгород. Одновременно искал выгоду в Степи. Когда Тамерлан удалился на юг, Тохтамыш снова попытался утвердиться в Золотой Орде, но был изгнан ханом Темир-Кутлуком. Вот тут-то и пригрел разорителя Москвы зять великого князя московского: пообещал Витовт Тохтамышу возвратить Кипчак при условии, что Тохтамыш поможет ему овладеть Москвой. А брат Василий словно бы и не видел ничего, и не слышал – ездил себе в гости к Витовту, на потехи с нам ходил за кабанами да оленями, бражничал. И если бы хан Темир-Кутлук не разбил на реке Ворскле заговорщиков Витовта и Тохтамыша, их план мог бы и осуществиться, и сейчас была бы Москва и вся Русь с латинской верой и под басурманским кнутом. Бог спас Русь. Но заслужим ли Его заступы впредь? Все те же у нее недруги, только предводители сменились. А Василий уселся на трон и знать ничего не хочет. Да и как он может чего-то хотеть, если Софья вертит им так же, как вертела мужем?

В Орде, понятно, Юрий не мог выдать своих истинных мыслей, когда Улу-Махмет спросил: зачем, мол, тебе великое княжение? Но и не солгал он тогда, сказав про своих детей. Верно, тесно им в уделе, хотя и не мал он: Звенигород, Руза, Галич, Вятка. Но чтобы проявить себя, нужны новые земли, новые города и веси, а чтобы их приобрести, необходима власть не удельного, но великого князя.

Младший сын Иван не удался с рождения, все хворал, хворал, потом постригся в монахи, а недавно и помер в монастыре. Дмитрий Красный – сын любимый, но излишне мягок, совестлив, набожен и невоинственен. Но старшие – Дмитрий же и Василий – дерзки, самолюбивы, смелы. Они больше внуки Дмитрия Донского, нежели племянник Василий, который не в род пошел, а из рода, и который чем раньше оставит трон, тем лучше.

А раз так, то жребий брошен: встал князь Юрий с сыновьями на стезю открытой борьбы.

Пока московские послы Федор Лужа да Федор Товарков двигались на верховых лошадях навстречу князю Юрию, тот шел со своими полками встречь. Съехались как раз на полпути между Переяславлем и Москвой – у Троицкого монастыря.

Основанная Сергием Радонежским обитель хоронилась в чащобе леса, с дороги можно было заметить лишь поблескивающую маковку островерхой церкви во имя Святой Троицы.

Лужа и Товарков спешились у бревенчатого, потемневшего от времени и непогоды тына, бросили поводья слугам и пешком направились к Банным воротам. Федор Лужа повторял про себя слова, которые наказывал ему произнести Василий Васильевич:

– Великий князь Московский и всея Руси Василий Васильевич рад будет встретить в Кремле князя Юрия как дорогого гостя.

В случае отрицательного ответа Юрия Дмитриевича Федор Товарков должен добавить:

– Говорит Василий Васильевич, что чем более кто со грешил против нас, тем более мы должны спешить к примирению с ним, потому что нам за это простится больше грехов. Так учил Христос и его апостолы. Внутрь монастыря их, однако, не пустили вооруженные воротники. Один из них сходил на подворье и вернулся с Иваном Всеволожским. Был боярин так разъярен при виде московлян, что те сразу забыли свои заготовленные посольские речи. Лужа с натугой выдавил из себя: