Холостая война - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Этот люк раз в пять лет отворачивают, чтобы цистерну чистить. А я вот для чего взял эту штуку. — Касым обхватил ключом головку вентиля и повернул ее.
Послышалось шипение, и сержант ощутил характерный запах горючего газа.
— Порядок, — согласился он. — Можешь ехать. Только осторожнее. Здесь группа афганских бандитов бродит. Если в твою бочку пуля угодит, то машину по болтикам собирать придется, да и тебя тоже.
— Спасибо, что предупредил. Счастливо нести службу! — С этими словами Касым уселся за руль, дал прощальный сигнал, чем еще больше напугал разбежавшихся овечек, и осторожно провел тягач с длинной цистерной между металлических бочек, заполненных водой.
Миновав блокпост, Касым добавил газу и вскоре уже загнал тягач вместе с цистерной во внутренний двор своего СТО. Закрыв за собой металлические ворота, он взял в руки ключ и отвернул три гайки на люке в заднем торце цистерны. Все остальные были всего лишь камуфляжем, приваренным к люку снаружи.
Внутри цистерны послышался надсадный кашель. В открытом люке показалась всклокоченная голова Али Назара. Он жадно дышал, затем вновь закашлялся и отплевался.
После того как Касым помог ему выбраться, Али произнес:
— Ты газовый баллон, который у тебя к вентилю подключен, чтобы всяким идиотам мозги вправлять, поменяй. Он стравливает. Мы чуть не задохнулись. Прямо душегубка какая-то.
Словно в подтверждение этих слов Карим Наджиб подал через люк небольшой газовый баллон:
— Это точно — поменяй.
Стали выгружаться и носильщики. Когда выбрались двое, товарищи передали им на руки бездыханное тело раненого.
— Вроде бы жив был, когда вы его туда грузили, — удивился Касым. — Ты же говорил, что жить будет? Доктора только надо.
Наджиб передернул плечами:
— Был жив. А потом, когда на блокпост приехали, бредить начал. Пришлось рот ему заткнуть, вот и задохнулся.
Касым широко открытыми глазами глянул на Карима.
— Иначе он всех нас выдал бы. И тебя, кстати, тоже. Так что не смотри на меня так. По-другому было нельзя. Лопата у тебя найдется?
— Лопата — не проблема.
Владелец СТО отошел на минутку и вернулся с двумя заступами и киркой.
— Земля тут твердая, лессовая порода. Без кирки ее лопатой не ковырнешь.
Стучала кирка. Скребли по камням лопаты. Могила понемногу углублялась. Тело уже было завернуто в старую подстилку.
— Хватит, — махнул рукой Али. — Все равно копать здесь никто не станет.
Тело положили в яму, засыпали ее, заровняли землю. Влажный грунт быстро подсыхал, скрывая следы преступления. Носильщики уже спрятали оружие в гаражный тайник и расставляли соломенные тюки прямо на могиле своего собрата.
Евгений Пономарев был исключением в среде своих собратьев по торговле наркотиками. Родился он в Северной столице — Петербурге, в потомственной профессорской семье. Таким образом, его судьба была бы предрешена. Спецшкола с языковым уклоном. Университет. Аспирантура. Защита кандидатской диссертации. Потом работа в одном из престижных НИИ. Получение иностранных научных грантов с последующим переездом в Западную Европу или Америку.
Почти все это в его жизни и было, если не считать эмиграции. Роковую роль в судьбе Евгения сыграло то обстоятельство, что детство его пришлось на то время, когда в старых питерских районах, где жила семья Пономаревых, еще было полно коммуналок. Люди жили и в полуподвальных этажах. Ясно, что там обитали далеко не профессорские отпрыски. Родители Евгения шутливо называли их детьми подземелий. Вот с этой самой шпаной и связался юный Женька. Они и стали его учителями в жестокой уличной жизни.
При этом параллельно шла и другая жизнь. Престижная школа. Университет. Аспирантура. И там, и там Пономарев делал успехи. Шпана, постепенно выросшая и ставшая братвой, ценила его ум и знания. Обладая острым аналитическим умом, Евгений играючи отстраивал преступные схемы, давал советы, при этом сам в делах физически не участвовал. Это и спасло его от отсидок, случавшихся с приятелями.
Вскоре чистая наука перестала интересовать Евгения. Ведь профессия — это всегда способ самореализации, приобретение уважения среди людей. А научными открытиями ни денег больших не заработаешь, ни знаменитостью не станешь. В теперешнем мире, как быстро понял Евгений, все решают только бабки и связи, которые эти самые деньги могут принести. Он сделал свой окончательный выбор. Как раз подвернулся удачный момент. В цепочке наркотрафика освободилось одно из звеньев. Пономарев сделал все, чтобы занять это место.
Деньги потекли рекой. Осторожный Евгений для видимости выкупил два небольших магазинчика в Питере, чтобы при случае иметь возможность хоть как-то объяснить свое благосостояние. Но все же в душе он оставался еще и интеллигентным человеком, профессорским сыном. Во всяком случае, ему хотелось в это верить. Именно потому временами он создавал для себя иллюзию, что та, прежняя жизнь, которую он сам забросил, все еще продолжается.
Передавая Али деньги за товар, он в соответствии с договоренностью со своими компаньонами по преступному бизнесу изъял причитающийся ему гонорар. Носить большие наличные деньги при себе Евгений не любил. Если ты таскаешь при себе серьезные суммы, то они частенько притягивают неприятности. Ведь воры и грабители — люди с хорошей интуицией. Они видят сквозь одежду, кейсы и сумки, знают, что в них лежит. Поэтому после сделки, произошедшей на СТО, Евгений первым делом направился в не особо известный в большом мире, но вполне обитаемый город со старорежимным названием Большевик, расположенный неподалеку от границы с Афганистаном.
Конечно, место для временной резиденции можно было выбрать и в Душанбе. Но в столице куда больше, чем в провинции, усердствуют спецслужбы. Там собраны лучшие их кадры. А вот на периферию попадают одни неудачники и проштрафившиеся личности. Здесь Евгений мог чувствовать себя вполне спокойно.
Первым делом он заехал в банк, где положил деньги на счет, оставив себе лишь самую малость на карманные расходы. А после этого Пономарев отправился домой.
Домом он называл особняк, арендованный на окраине города. Здание старое, пятидесятых годов, принадлежавшее когда-то одному из секретарей райкома партии, выстроено в стиле сталинского ампира. Оно приятно напоминало Евгению о покойных родителях, о просторной питерской квартире. Когда он перебирал варианты, то лишь увидел этот особняк и сразу понял: «Это мое». Даже торговаться не стал, сговариваясь о плате за аренду. По российским меркам это были сущие копейки. Просторный участок, высокий кирпичный забор… Старую, полусгнившую деревянную беседку во дворе он заменил на новую.
Когда Евгений называл арендованный особняк домом, в этом был определенный смысл. Он сознательно не заводил детей, понимая, что преступное занятие может ударить по нему самому. Никогда не знаешь, с какой компанией ребенок свяжется. Потом жизнь твоя окончательно потеряет смысл, если твои отпрыски станут наркоманами. Поэтому он создавал видимость нормальной жизни, сохранил в особняке островок той судьбы, от которой сам и отказался. Пусть Евгений жил этой жизнью всего по несколько дней в месяц, максимум неделю, но это был отдых. В особняке его ждала так называемая жена.
Да, за деньги можно купить все. Вернее, видимость всего. Настоящее не покупается и не продается. Есть разные виды секс-услуг. Обычно это банальное удовлетворение физиологических потребностей. Но есть и экзотические. Евгений предпочел именно такие. За деньги он нанимал одну и ту же молодую женщину, которая в дни приездов старательно исполняла роль его супруги.
Звали ее Мириам. Дочь таджика и русской, она в раннем детстве потеряла отца, а потому и была воспитана не в восточных традициях. Напрямую из рук в руки Евгений с ней никогда не рассчитывался и даже не заговаривал о деньгах. Просто, уезжая, оставлял в холле на столе сумму денег, которую считал нужной, и ни разу не услышал претензий. Эта женщина была великолепной актрисой, которая убедительно играла роль жены.
Евгений загнал машину во двор, бережно взял с сиденья старый пустой отцовский саквояж, который, как он считал, приносил ему удачу. Не успел он подойти к дому, как скрипнула резная деревянная дверь и на крыльцо, кутаясь в синий махровый халат, вышла Мириам. Она выглядела заспанной — так, словно долго ждала, но все равно приезд мужа застал ее врасплох. Женщина не переигрывала, лишь слегка улыбалась, будто любовалась своим супругом.
— Я так долго ждала тебя, — проговорила она вкрадчивым грудным голосом, обнимая Евгения.
Тот, конечно же, понимал, что Мириам приехала в лучшем случае вчера, но изображала, что ждала его возвращения долгие две недели. Сейчас ему хотелось не страсти, всплеска фальшивых эмоций, а домашнего покоя. Тихого и милого.