Слепая любовь - Кристина Аханова

И обомлела. Сначала она подумала, что глаза обманывают ее. Но нет. Это был Егор! Он сидел на столе, отодвинув груду историй болезни, с сигаретой в одной руке и банкой пива в другой. Он только что рассказал анекдот. Ржали врачи, хохотали медсестры, нянечка, уронив швабру, помирала от смеха. Егор помахал рукой, требуя тишины, и начал следующий анекдот:

— Лежит мужик с неспецифическим язвенным колитом, помирает, и просит: “Доктор, запишите, что я умер от сифилиса”. “Зачем это вам?” — удивляется врач. “Хочу умереть мужчиной, а не засранцем!”

Народ застонал от смеха. Особенно выделялся сочный басок лечащего врача.

Вера знала этот анекдот. И все остальные тоже. Егор был кладезем специфических медицинских баек, понятных только своим, посвященным. За это его обожали в институте…

Лечащий врач расставлял шахматные фигуры на доске, все еще продолжая посмеиваться. Приглашающе помахал Егору:

— Ну что, матч-реванш? Надо мне отыграться, а то прямо спать вчера не мог от злости — как ты меня на эту трехходовку поймал! Примитивно ведь, как ребенка!

Егор кивнул ему:

— Сейчас! Вот еще кое-что из жизни проктологов…

Слушатели затихли в ожидании.

— Это не анекдот, это частушки. Так сказать, народное творчество… — Егор обвел взглядом присутствующих и запел тоненьким голоском, подперев ладонью щеку, пародируя деревенскую манеру:

Сидит в беленьком халате,чистит инструменты.Через ж… влез в науку,стал интеллигентом!

Ординаторская взорвалась таким хохотом, что зазвенели стекла. Веру никто не замечал. Она тихо прикрыла дверь. Егор орал, перекрывая общее буйное веселье:

— Я еще могу! Хотите?

— Хотим! Хотим! Давай! — разноголосо отвечали благодарные слушатели.

Вера шла по коридору, и гнев душил ее. Она вдруг все поняла: и улыбки медсестер, и горестно-сочувственное лицо лечащего врача, и остекленевшие глаза Егора… “Дура, какая же дура!” — кричал внутренний голос. Кого пожалела, ради кого оттолкнула любимого человека! Шут гороховый, клоун, симулянт! «Да, объегорили тебя, Верочка, — подумала она и невольно улыбнулась каламбуру. — Ну, нет худа без добра, — успокаивала она себя. — Не надо теперь тащиться в клинику через всю Москву с двумя пересадками, готовить по ночам паровые котлетки… Займусь делом. — Так утешала она себя, а на душе скребли кошки. Пустота в ее сердце разрасталась… — Андрей, Андрей… Неужели все кончено?»

Вера выбежала на улицу. Она шла, тоненькая, стройная, высоко подняв голову. Кто бы мог подумать, скользнув беглым взглядом по этому спокойному лицу с удивленно приподнятыми бровями, с легкой доброжелательной улыбкой на свежих губах, не тронутых помадой, какой черный тяжелый камень придавил ее сердце, какое отчаяние затмило всю ее жизнь?

Адвокат Иванов подъехал к загородному дому Алисы. Ворота были приоткрыты, и это Иванову не понравилось. Он завел машину и старательно закрыл за собой ворота. Огляделся. Садовый гипсовый гном валялся поперек дорожки, давно не стриженный газон зарос сорняками, машина Алисы наполовину высовывалась из гаража. Иванов вздохнул, загнал машину в гараж, закрыл ее, опустил дверь гаража и проверил замок. Ключи от Алисиной “вольво” он взял с собой, пробормотав при этом несколько нелестных слов о женщинах за рулем и о женщинах вообще.

Дом показался нежилым. На кухне — горы грязной посуды, пыль. Иванов поднялся на второй этаж. В зимнем саду из горшков и кадок торчали засохшие растения. Иванов нахмурил лохматые короткие бровки, осуждающе покачал головой, попытался поднять мраморного амура, чей разбитый лук попал ему под ноги, но потом безнадежно махнул рукой и пошел дальше.

По спальне словно ураган пронесся. Все было скомкано, смято, разбросано. На неубранной кровати сидела, поджав ноги, Алиса, увешанная драгоценностями. Сверкали бриллианты, сапфиры, изумруды, матово переливался крупный ровный жемчуг, тяжело звякало золото. Пьяный языческий божок в грязной ночной рубашке. Перед ней стояла раскрытая малахитовая шкатулка, из которой Алиса доставала все новые украшения. Она бормотала, не забывая отхлебывать из тяжелой квадратной бутылки:

— Это мы в Париже купили… — Она разглядывала изумрудное колье, поворачивая его в солнечных лучах, любуясь глубоким таинственным блеском чистых камней. — На улице… улице… как же она называлась? Фонтеню… ню… Фонтене-о-Роз? Тьфу, язык сломаешь. А хозяин говорит: “Дорого! Это вам не по карману!” А Андрей ему: “Для моей жены ничего не может быть слишком дорого. Заверните!” Ка-ак они нам кланялись! — Алиса захихикала. Она старательно приладила колье поверх двух жемчужных ожерелий и нескольких золотых цепей.

Иванов покачал головой:

— Алисочка, нельзя же так распускаться! Надо взять себя в руки…

Он попытался отнять у нее бутылку. Не тут-то было. Завязалась молчаливая борьба. Алиса рванула свою “Белую лошадь”, струя виски хлынула на постель, на стену и на безупречный костюм адвоката. Злоба сверкнула в его маленьких глазках, но он сдержался. Полез в “дипломат”, достал бумаги. Оглянулся — куда бы положить, не нашел ни одного хотя бы относительно чистого и сухого места, поморщился и веером развернул их перед Алисой.

— Все улажено. Не хочу хвастаться, но я защищал твои интересы, как лев. Не уступил ни пяди. — Иванов улыбнулся самодовольно и уточнил: — То есть ни копейки. Значит, так. Этот дом со всей обстановкой, машина и гараж отходят тебе. — Он взглянул на свою клиентку, ожидая выражений восторга и слов благодарности, но Алиса тупо смотрела в стену, обеими руками судорожно ухватившись за бутылку, как за последнюю спасительную соломинку. Иванов поджал губы и продолжал с меньшими эмоциями: — Драгоценности и меха остаются у тебя. Все судебные издержки, — тут лицо Иванова просияло профессиональной гордостью, — расходы по бракоразводному процессу и налоги платят они. Ну как?

Алиса молчала. Иванов потряс ее за плечо. Она очнулась и посмотрела на него, будто только что заметила.

— Где Андрей?! — крикнула Алиса и пристально, жадно, требовательно уставилась на адвоката.

— Не знаю, — честно ответил Иванов. — Я с ним не встречался. Мы с Гольдблюмом двое суток, не разгибаясь, пункт за пунктом, каждую запятую…

— Где Андрей? — прервала Алиса поток адвокатских самовосхвалений. Голос ее был холоден и надменен.

— Нету его в Москве, нету! — вскипел адвокат. — Искал я. Нигде нету. Две недели назад уехал за границу. А куда именно — даже мать не знает.

— Один… или с этой?

Иванов понимающе усмехнулся: