Сталин и разведка накануне войны - Арсен Мартиросян

Осознание совокупности этих обстоятельств спровоцировало серьезный перелом в сознании Гитлера и его генералов. Не отказываясь от сути идеи обхода с флангов и окружения противника, они взяли на вооружение те самые идеи Секта, о которых говорилось выше. То есть решающим обстоятельством в грядущих войнах Германии против своих противников, в том числе и против СССР, должны стать как максимально возможная скорость наступления, так и стремительный прорыв одним мощным ударом центра обороны потенциального противника. Чему должно способствовать одновременное нанесение ударов в других местах, но в рамках единого, сплошного фронта нападения, ибо такая стратегия автоматически лишает жертву агрессии возможности быстро сманеврировать силами и перебросить их на наиболее опасный участок.

Именно поэтому, и, во-вторых, в отличие от «плана Гофмана» и даже «плана Розенберга», пока еще картографическая стратегия «Восточной кампании» изначально предусматривала три направления главного удара при сплошном фронте на пространстве от Балтийского до Черного моря. Что в свою очередь означало прямое подтверждение завещания Секта. Ибо добиться грезившегося им успеха в течение менее двух месяцев в войне против такого даже чисто географически могучего противника, как СССР — об остальном уж и не говорю, — можно только при очень мощном ударе по центру сплошного фронта, который сопровождается одновременными фланговыми ударами типа а-ля Клаузевиц — Шлиффен — Мольтке. Вот почему уже в плане «Восточной кампании» появилось сразу три главных направления удара по СССР. Нанесение удара сразу по трем главным направлениям, центральное из которых является наиглавнейшим, давало, по мнению герров генералов, возможность не только стремительного взлома всей обороны СССР и не менее стремительного прорыва в глубь его территории. Это явилось прямым отражением монопольно господствовавших в сознании фюрера сугубо антисоветских, русофобских и вообще славянофобских соображений. Одновременно такая стратегия планирования агрессии создавала возможность стремительного окружения советских войск, вплоть до ситуаций «котлов» и перевернутого фронта. Чем впоследствии советские войска в буквальном смысле слова сверх всякой меры «объелись» в 1941 г.

Однако, поняв, какие стратегические выгоды дает такое планирование агрессии против СССР, Гитлер и его генералы буквально взвыли, придя к выводу, «что никакого точного решения относительно восточной кампании не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы для операций в самой Восточной Польше». Вот так на повестку дня окончательно и выдвинулся вопрос о ликвидации Польши, потому как только таким путем Гитлер и его генералы могли создать базы для операций в самой Восточной Польше, сиречь, по-нашему, в Западной Украине и особенно Западной Белоруссии.

Но и это еще не все, что касается картографической агрессии «Восточная кампания». Там было и то, что впервые раскрывало самое сокровенное и что впоследствии перекочевало и в план «Вариант Барбаросса». Речь идет о доминирующей в этих планах ставке на уничтожение Русской цивилизации как таковой, причем вне какой-либо зависимости оттого, что в тот период времени Россия называлась СССР.

Ведь упомянутые в завещании Секта объекты первоочередного захвата Ленинград (Санкт-Петербург), Москва и Киев, а именно они-то и являлись главными направлениями удара в соответствии с планом «Восточной кампании», не являлись целями сугубо военно-стратегического характера. Их реальное значение выходило (и выходит!) далеко за рамки этого понятия. Ибо прежде всего они ярчайшие символы самых важных этапов в истории Русской цивилизации. В непосредственной близости от Ленинграда (Санкт-Петербурга) находится центр Ладожской цивилизации — праматери Русской цивилизации. Не говоря уже о том, что сам град Петра Великого являет собой особого рода символ России как имперского образования. Киев — исторический символ Киевской Руси и ее цивилизации. Образно говоря, Киев — матерь городов русских. Москва — исторический символ Русского централизованного государства и соответствующей ему цивилизации. Не говоря уже об особом стратегическом ее значении как столицы государства. Одновременный их захват и тем более уничтожение означал бы конец Русской цивилизации как таковой. Что, в общем-то, и планировал Гитлер. Проще говоря, стала очевидной ставка на уничтожение Русской цивилизации в грядущей войне. Кстати говоря, более чем характерно, что появление такой ставки в планах нацистов совпало с крутым поворотом политики Сталина в сторону возрождения сильного Русского государства, восстановления прерванной октябрем 1917 г. и последовавшей затем революционной вакханалией исторической преемственности Советского государства от прежней России.

В-третьих, отчетливо проявилась ставка на блицкриг (хотя сам термин, подчеркиваю, широко еще не употреблялся, использовался термин «молниеносная война»). Более того. Не менее очевидной стала и ставка на разгром Красной Армии в приграничных сражениях. Потому как только в таком случае можно было надеяться на то, что вермахт докатится до Киева, Ленинграда и Москвы.

Все три вывода в концентрированном виде проявились в следующем уникальном факте. Как указывалось выше, в процессе этих игр на картах германские генералы «взяли» Минск на пятый день картографической агрессии! И это в ситуации, когда между Германией и СССР еще существовал громадный территориальный буфер — в лице Польши. Причем герры генералы «взяли» Минск на пятый день даже без теоретического учета возможностей коалиционных сил! То есть без учета сил своих союзников! Всего лишь своим, мягко выражаясь, более чем худосочным в то время вермахтом?!

В итоге стало очевидным следующее. Вопрос о нападении Германии на Польшу был предрешен еще в конце 1936 г. Прежде всего, ради создания соответствующего плацдарма для последующего нападения на СССР. По «технологии» блицкрига, по трем главным направлениям, с наиглавнейшим ударом на Белорусском направлении. И тогда же «соответствующим образом» прорабатывался!

Если говорить принципиально, то эти игрища и тем более выводы из них явились прямым последствием документально точно установленного советской внешней разведкой факта о том, что в ходе тайной встречи министра иностранных дел Великобритании Дж. Саймона и Гитлера (в марте 1935 г.) последнему был гарантирован «зеленый свет» в его агрессивной экспансии на восток. И поскольку здесь наш разведывательно-исторический анализ незаметно соприкасается с понятием «неминуемой неизбежности войны в самом ближайшем тогда грядущем будущем» (в смысле ускоренного нарастания угрозы вооруженного нападения), которое неразрывно связано с мифом о том, что-де советская разведка не имела достоверной информации о планах руководства Третьего рейха на осень 1939 г., в частности о том, что война в Европе начнется именно с вторжения вермахта в Польшу, и потому не могла своевременно информировать высшее советское руководство о том, что нападение на Польшу станет предвестником нападения нацистской Германии на СССР, отметим следующее.

Еще осенью 1935 г. стала известна принципиальная схема приближения угрозы «неминуемой неизбежности войны в самом ближайшем тогда грядущем будущем» (в смысле ускоренного нарастания угрозы вооруженного нападения) — нападение нацистской Германии на Польшу. Эти данные стали известны советской внешней разведке благодаря усилиям известной французской журналистки Женевьевы Табуи и влиятельного французского банкира Танери. Тогда же стала известна и очередность реализации планов Гитлера, в частности, на 1938 г. — захват Австрии, затем Чехословакии, что и означало бы выход вермахта на исходные для нападения на Польшу позиции{122}.

К слову сказать, вовсе не случайно, что в состоявшейся 1 марта 1936 г. беседе с председателем американского газетного объединения «Скриппс — Говард Ньюспейперс» Роем Говардом, отвечая на вопросы последнего: «Как в СССР представляют себе нападение со стороны Германии? С каких позиций, в каком направлении могут действовать германские войска?», Сталин, как уже вкратце отмечалось выше, заявил следующее: «История говорит, что когда какое-либо государство хочет воевать с другим государством, даже не соседним, то оно начинает искать границы, через которые оно могло бы добраться до границ государства, на которое оно хочет напасть. Обычно агрессивное государство находит такие границы. Оно их находит либо при помощи силы, как это имело место в 1914 г., когда Германия вторглась в Бельгию, чтобы ударить по Франции, либо оно берет такую границу “в кредит”, как это сделала Германия в отношении Латвии, скажем, в 1918 г., пытаясь через нее прорваться к Ленинграду. Я не знаю, какие именно границы может приспособить для своих целей Германия, но думаю, что охотники дать ей границу “в кредит” могут найтись»{123}.