Лягушки - Владимир Орлов

Рука Ковригина, опустившая чемодан на пол, забралась в карман пиджака в поисках мобильного телефона. Тут же руке был отдан приказ: из кармана удалиться. Ни в каких контактах и справках в связи с возгоранием дирижабеля-ресторана "Чудеса в стратосфере" у Ковригина необходимости не было, рука полезла в карман сама по себе. Ей следовало объявить благодарность. Она напомнила Ковригину о его же решении от мобильного избавиться. Если бы Антонина обнаружила его здесь, в Богословском, ей в голову полезли бы фантазии по поводу пропавшего братца одна невероятнее другой. А держать телефон при себе в ожидании, что он разрядится, тоже было бы глупостью. А потому по нему следовало долбануть пару раз кирпичом или булыжником и отправить его осколки в мусорный ящик. В Средний же Синежтур отъехать со свежим сотовым.

Билет на Ярославском вокзале Ковригин приобрел быстро, чемодан оставил там на хранение и был намерен побродить с неторопливым разглядом знакомых домов по сокровенным улицам и переулкам, о чём мечтал на даче. Не исключались при этом заходы в питательно-питейные заведения, из уютных, предпочтительно без официантов. Начать постановил с Замоскворечья. И вот ехал, ехал себе по Кольцевой в легкой задумчивости туманно-перламутровых (не от мыльных ли пузырей?) синежтурских видений и вдруг понял, что следующей станцией будет вовсе не ожидаемая им "Новокузнецкая", а "Новослободская", а там — переход на линию к Савёловскому вокзалу. "Ну ладно, — успокоил себя Ковригин, — коли сам себя привёз на "Новослободскую", часок можно будет потратить на путешествие к водам Канала…" В летнюю пору средних классов, на каникулах, в гостях у яхромских родичей Ковригин в обществе множества двоюродных сестер и братьев часами бултыхался в этой буро-полупрозрачной воде и сейчас рад был бы оказаться в Яхроме, но тогда он ни до какого Синежтура и за век бы не добрался. Но теперь поездку в Средний Синежтур отменить он не желал.

А потому вышел из дмитровской электрички на платформе "Речник", у запани с яхтклубом, то есть на северной окраине города Узкопрудного, дирижабельной столицы России, где в тридцатые годы двадцатого столетия свои галактические фантазии пытался превратить в заводские изделия приглашенный из Италии военными стратегами романтик Нобиле, сгинувший на время в ледяных просторах северного приполярья, но потом обнаруженный.

Не сходя с платформы, Ковригин поинтересовался у мужика в ватнике и с ведром яблок, где расположен ресторан-дирижабель "Чудеса в стратосфере".

— Он не расположен, — сказал мужик. — Он располагался. Ночью сгорел и в воздухе — вдребезги! Хозяйку жалко. Замечательная была женщина. На неё ходили смотреть. Красавица. Водяное растение…

— Из русалок, что ли? — спросил Ковригин. — С хвостом?

— Почему из русалок? — чуть ли не обиделся мужик. — Почему обязательно раз красавица, значит — из русалок? Не все красавицы из русалок. И не все русалки вознаграждены хвостами.

— Водяное, стало быть, растение…

— Да. Кувшинка, лилия, лотос — разве не водяные растения? — сказал мужик.

— Ну да, Ну да, — закивал Ковригин. — Лотос, белая нежная лилия, кувшинка, кубышка…

— Лоренца Козимовна, — явно укоряя Ковригина, покачал головой мужик, — не была кубышкой.

— Лоренца Козимовна? — будто бы удивился Ковригин.

— Лоренца Козимовна. А что? — сказал мужик. — И по-другому звали. Но и — Лоренца Козимовна.

— Вы её знали?

— Немного, — сказал мужик. — Заходил к ним. Подкармливали. Медузами в маринаде. Со сметаной. Деликатес.

— Из тюбиков? — спросил Ковригин.

— Почему из тюбиков? Из банок. Стекольных, — сказал мужик. — Добрая женщина. Завидовали ей. Из зависти и подожгли. Сама не могла не доглядеть. Хозяйственная и дотошная. Или конкуренты…

— Надо же… — пробормотал Ковригин. Ковригин чувствовал, что он мужику не слишком приятен, возможно, отчего-то и подозрителен, да и вообще разговор с незнакомцем для того — дело пустое, однако он его не обрывал, словно бы ожидая от Ковригина неведомо-увлекательного, а может, и нелепого вопроса, давшего бы ему повод выговориться не об одном лишь погоревшем ресторане и его хозяйке, но и о многом другом, в частности, о стабилизационном фонде, об инновационной политике, о происках Саакашвили и Кандализы Райе и о продаже "Спартаком" футболиста Торбинского.

— Спасибо, — сказал Ковригин, — за то, что вы уделили мне время. Пойду-ка я к берегу, посмотрю…

— Тебя туда не пропустят. Там оцепление.

— А может, и пропустят…

— Ты — сыщик? — спросил мужик.

— Сыщик, — вздохнул Ковригин. — В своем роде…

— Частный, что ли?

— Вот именно, что частный…

— Ну, тогда давай визитку, — сказал мужик.

— Это зачем?

— Ну как же! — мужик удивился простоте Ковригина. — Частный сыщик всегда суёт гражданину визитку, мол, если что вспомнишь или заметишь, или версия есть, позвони. И ещё — просит сходить за водой, а сам пристраивает жучок с видеокамерой. Считай, что я пошел за водой.

— И какие же у вас версии?

— Тут и постовому понятно, — сказал мужик, — поджог связан с профессиональной деятельностью хозяйки. Погубители — либо завистники, либо конкуренты, недовольные возрождением отечественного дирижаблестроения.

— Это — на виду, и для постового, — сказал Ковригин, — а ваши-то версии?

— Хе-хе! — хмыкнул мужик. — У меня-то есть соображения. Но соображения, сам знаешь, не цветут без вознаграждения.

Ковригин нахмурился. Сказал:

— Нет у меня ни визиток, ни жучков, ни вознаграждений.

— Значит, ты и не частный сыщик! — мужик, похоже, обрадовался. — Значит, ты и есть один из погубителей. И тебя самого сыщут. И не жди удачи.

— Сколько стоит ваше ведро яблок? — спросил Ковригин.

— Антоновка, — сказал мужик. — Без ведра — двести. С ведром, учти — эмалированным, хоть бы и с дырой, — двести пятьдесят.

— Вот вам триста рублей, — протянул бумажки Ковригин. — А яблоки с ведром оставьте себе.

— Премного благодарен, ваше благородие, — согнулся в полупоклоне мужик, — а то ведь и не знал, что делать. Зверушки у меня на ферме сидят голодные. Стонают. Головами вертят. Теперь покушают. Благодетель вы ихний…

— Какие зверушки?

— Улитки виноградные, ну и зелёные лягушки. Лучших сортов. А мои соображения вы хотите теперь услышать?

— Нет. Не хочу, — резко сказал Ковригин. — Нет времени. Ещё раз спасибо, и пойду…

— Ну, сходи… А если вернёшься сюда, загляни ко мне на ферму, спроси ферму Макара, тебе скажут. А теперь сходи, куда направился… — и мужик усмехнулся ехидно, пожалуй, что и со злорадством и будто бы с предощущением невзгод Ковригина в скорые дни…

"А ведь со временем-то у меня действительно туго, — сообразил Ковригин. — Ни на какие переулки у меня его и не останется…"

Нужда спуститься к булыжному берегу Канала у Ковригина, пожалуй, развеялась, отлетела пухом одуванчиков. Что нового он мог бы узнать на берегу и что увидеть? Но он ощущал, что мужик при ведре с антоновкой с интересом (или даже с азартом игрока) смотрит ему в спину. И отказ от спуска к месту ночного происшествия значил бы, что он, Ковригин, спасовал перед фермером Макаром. В чём спасовал и кто для него вообще этот так называемый фермер, Ковригин не знал. Однако, из упрямства, что ли, пошел вниз, к волжским водам. Территория пепелища у моста Рогачёвского шоссе, не слишком великая, была действительно оцеплена. Кроме милицейских автомобилей Ковригин увидел на бывшей стоянке дирижабля и две пожарные машины, возможно, там ещё что-то тлело. На краю платформы к бетону рекламного столба клеем "Момент" были приживлены объявления. Виртуозов чуть ли не пятнадцати профессий к высокооплачивыемым трудовым будням зазывали возобновители шести палуб со штурвальной рубкой наверху возрождаемого сухопутного лайнера-гиганта "Адмирал Лазарев". А ресторан "Чудеса в стратосфере" приглашал на службу лишь гондольеров, но не двух или трёх, а сразу — семерых.

Ковригин присел на траву прибрежного откоса, пока ещё зелёную и сочную, закурил. Потом заметил рядом разброс камней. Вряд ли они остались от ледника, ползшего здесь некогда из северных прогретых краёв. Скорее всего, их не довезли до возрождаемого "Адмирала". А может быть, затевали вымостку откоса, но затея взяла и повесилась. Ковригин пересел на камень. И тут же, влево от себя, ближе к мосту железнодорожному, увидел (и рассмотрел) палубы "Адмирала", пока ещё в лесах и в зеленоватых целлофановых занавесях. Не шестипалубники ли эти и были конкурент-погубителями дирижабель-ресторана "Чудеса в стратосфере", судя по приглашению семи гондольеров с оплатой трудов в у.е., вовсе не собиравшемуся прогорать и уж тем более взрываться? Сейчас же в Ковригине возбудился праведный гнев ("экие сволочи, корыстные ублажители корпоративных якобы страдальцев, а по сути — деляг, решетом собирающих влагу!") и сострадание к хрупкой женщине, сбитой ядовитой стрелой в схватке недоразвитых капиталов. "Она-то ведь, — явилось соображение, — может, как и здешний итальянский генерал Нобиле, была истинной патриоткой дирижаблей и ресторан держала исключительно ради того, чтобы возбудить в обществе интерес к дирижабельной романтике и добыть деньги на её возрождение"…