Жестокие люди - Дирк Уиттенборн

– Зачем ты это сделала? – Я вполне разделял интерес Джилли.

– Это случайно получилось! Моя грелка загорелась.

– Ты им не все рассказываешь, – перебил ее Брюс, передавая сигарету.

– Ну да, верно. Я положила ее под подушку и забыла выключить.

– И опять ты опускаешь кое-какие детали.

– Ну ладно. – Майя выпустила большое синее кольцо дыма и бесстрастно добавила:

– Я тогда обкурилась до усрачки. – Все расхохотались, решив, что это очень забавно.

– И что они с тобой сделали? – спросил я, затягиваясь.

– Выгнали из школы. Поэтому мне передали твое сообщение только вчера вечером – мама тягала меня по всей Новой Англии. Меня никуда не хотят принимать. Только те школы, в которых на окнах висячие замки висят. – Мы смеялись, пока животы не заболели.

Джилли выдула дым в рот Брюсу. Кажется, она называла это «паровозик». Он в ответ сделал то же самое. Затем она с гордостью сказала:

– А я однажды подожгла переднее сиденье в машине Двейна.

– Случайно? – с надеждой спросила Майя.

– Ну, я сделала вид, что это вышло случайно.

– Что же он такого сделал, что ты так взбесилась? – удивился я.

– Он меня заразил. У меня из-за него вши завелись. Знаете, где они жили? В ресницах!

Когда мы перестали смеяться, я выключил свет и начал показывать фильм. Был жаркий летний день. Мы сидели в темноте, передавали по кругу сигарету, пили пиво, и смотрели, как пируют яномамо.

Если бы не марихуана, я бы, наверное, ужасно нервничал из-за того, что они смотрят фильм вместе со мной. Когда Брюс увидел, как индейцы нюхают энеббе, он пошутил: «А где бы мне такую штучку достать?». Он произнес ту же фразу, когда на экране появилась десятилетняя невеста. Когда шаман стал угощать гостей копченым мясом обезьяны, чтобы они не засиживались за столом, Майя заметила, что он напоминает миссис Николс с ее фруктовым пирогом. Джилли с Брюсом решили, что это просто уморительно. Я тоже засмеялся, хотя понятия не имел, кто такая эта миссис Николс. Я был слишком одурманен, чтобы шутить, и поэтому просто начал подпевать яномамо, когда они затянули свои песни, и стал отбивать ритм, ударяя костылем по журнальному столику. Остальные меня поддержали. После закусок из мяса обезьяны соседи племени все еще не хотели уходить. Тогда индейцы здорово разозлились. Сначала они осыпали друг друга оскорблениями, потом принялись колотить своих обидчиков в грудь и дубасить палками, а закончилось все тем, что шаману выбили глаз. И все это время мы аплодировали им и свистели, словно перед нами были знаменитые участники рестлерских боев.

Не уверен, что папа рассчитывал именно на такую реакцию, но, в любом случае, все были в восторге. Представляете, им настолько понравилось, что мы посмотрели фильм два раза. Второй раз смотреть было даже интереснее, потому что мы просто прокрутили пленку задом наперед. Получилось здорово: выбитый глаз влетал на свое прежнее место, зеленые от энеббе сопли текли обратно в нос, а сами индейцы опять возвращались в нормальное состояние.

Брюс просто влюбился в этот фильм. Когда я, в конце концов, включил в комнате свет, он сидел, закусив сигарету в углу рта и ероша волосы.

– Вот это да, ребята! Эти яномамо понимают, что к чему.

– Да перестань ты, Брюс, ты уже совсем очумел от травки.

– Что ты имеешь в виду? – заинтересовалась Джилли.

– Понимаешь, по сравнению с ними мы – просто прирученные животные. Вот они – настоящие люди. Трахать и убивать. Если им что-то нравится, они это трахают. Если нет – убивают.

– Очень романтично, – заметила Майя, скривившись.

– У вас с Двейном много общего, Брюс. Вы должны быть вместе, – заметила Джилли.

– Мне он действительно нравится. Он такой… крепкий, неразбавленный. – Брюс помолчал немного, а потом опять сказал:

– Да. Трахать и убивать.

– Перестань повторять одно и то же. – Майе эта сцена явно наскучила.

– Девственницы бывают двух видов: некоторые обожают слово «трахаться», но вовсе не собираются этим заниматься, а другие ненавидят его, и очень хотят узнать, что это такое. Моя сестра относится ко второй категории.

– Брюс! – Майя ужасно смутилась. А мне информация показалась весьма ценной.

– Финн прекрасно знает, что я прав.

– Насчет девственниц? Или ты насчет «трахать и убивать»? – Все, что я знал, это то, что если бы кто-нибудь узнал, что я девственник, я бы покончил жизнь самоубийством.

– Это взаимосвязано. – Брюс и правда обкурился.

– Я скажу тебе первому, если убью кого-нибудь. – Майе понравился мой ответ. Джилли посмотрела на часы.

– Черт! Эта трава мне совсем мозги затрахала. И твоя мама меня убьет. – Мама должна была появиться дома через полчаса, а сейчас здесь было даже больше грязи, чем до того, как она пришла сюда убирать. Брюс ничего не сказал – он сидел, уставившись в пустоту. Он был первым человеком из тех, кого я знал, которому удалось на собственном примере доказать, что быть добрым – это круто.

Пока Брюс пылесосил, а Джилли драила кухню, мы с Майей убирались в ванных комнатах и делали это так успешно, что у меня встал. Мы обменялись последним поцелуем, стоя рядом с унитазом, они с Брюсом ускакали домой, а он все еще стоял.

Двейн появился на дороге как раз в тот момент, когда они исчезли из виду. Джилли обняла меня на прощание. Тогда он показал мне средний палец и проорал:

– Ты у меня дождешься, пидарок!

Но я только улыбнулся и помахал ему рукой.

Когда мама пришла домой, я занимался тем, что любовался на приглашение, которое принесла Майя. Ей исполнялось шестнадцать, а ее дедушке – семьдесят четыре года. На толстой бумаге с золотым ободком по краю было написано каллиграфическим почерком:

Мы рады пригласить Вас на торжественный обед по случаю…

И только тут я заметил, кому именно было адресовано это письмо:

Мистеру Финну Эрлу и доктору Элизабет Эрл Я знал, что она просто взбесится, когда увидит, что миф о французском враче обретает популярность. Кроме того, я вовсе не был уверен, что хочу, чтобы она тоже приходила.

– Как прошел день? – устало спросила мама, из чего я сделал вывод, что сегодня на собрании алкоголиков ей пришлось делиться слишком многим.

– Да, все хорошо.

– Я рада, что настроение у тебя улучшилось.

– К нам приезжали Майя и Брюс Лэнгли.

– Что они хотели?

– Просто в гости заехали.

– Чудесно, что хотя бы одному из нас удалось добиться популярности.

– Они пригласили меня на день рождения Майи и ее дедушки. Вечеринка состоится в Охотничьем клубе. Там танцы будут. – Мама пошла в кухню, и я похромал за ней на своих костылях.

– Шутишь! – Мама была изумлена.

– Ты, наверное, хотела сказать: «И зачем только ты им понадобился»?

– Нет, что ты. Я просто удивилась. Но я очень за тебя рада! – Мама обняла меня. Она была рада, конечно, но я чувствовал, что ей неприятно, что ее обошли с приглашением.

– Ты тоже приглашена, – я показал ей конверт. Она так обрадовалась, будто выиграла в лотерею. И даже не стала возмущаться из-за того, что ее именовали «доктором».

– Ой, тут написано, что мы должны явиться в вечерних нарядах.

– Ну и что?

– Это значит, что нам нужно купить тебе смокинг.

– А в чем проблема?

– Да нет, все нормально. – Тут мама посмотрела на меня и даже отступила на один шаг назад. – Скажи честно: ты предпочел бы пойти туда один?

– Вовсе нет. Вдвоем нам будет гораздо веселее. – Я, конечно, приврал немножко, но маме понравились мои слова.

– Интересно, а мистер Осборн знает, что тебя пригласили? – Нет, лучше бы она осталась дома.

12

Когда мама пропустила очередное собрание Общества, на котором она должна была получить специальный жетон за то, что исправно посещала их сходки в течение тридцати дней, я понял, насколько серьезно она отнеслась к этому приглашению. В тот день она поехала в Нью-Йорк, чтобы купить платье и смокинг. Не то чтобы она собиралась прекращать борьбу с алкоголизмом, просто у нее были свои приоритеты. В Морристаун мама поехала на поезде, потому что у нее были только ученические водительские права, и ей казалось, что в отместку за то, что она пропускает собрание, судьба вполне может наказать ее, и ее машину остановят прямо границе штата Нью-Джерси.

Ей хотелось, чтобы мы поехали вместе, но я отказался, напирая на то, что у меня болит нога. Она и правда болела, но дело не в этом. Мне было нужно остаться дома одному. Вчера вечером мне звонила Майя и пообещала, что придет ко мне в гости, и мы вместе посмотрим телевизор. Не надо думать, что в этом нет ничего волнительного – когда я сказал, что он сломан, она, глубоко дыша, сказала в трубку: «Ничего, найдем, чем заняться». Но когда мама уже уходила из дома, она позвонила опять, чтобы сказать, что миссис Лэнгли заставляет ее ехать в Мэриленд, чтобы узнать, примут ли ее в одну из тамошних школ для девочек, которой ее дед пообещал построить крытый манеж. Майя не хотела там учиться, потому что форма в этой школе была «дебильная», а преподаватели – лесбиянки и/или монашки. Я был потрясен. Не из-за лесбиянок, конечно, и не из-за взятки в виде крытого манежа, а из-за того, какие слова она нашла, чтобы попрощаться. «Целую крепко, мне пора бежать, Воздушный Король меня ждет».