Вооружен и очень удачлив - Людмила Горбенко

— Стой! Спешивайся и доставай кошелек!

Черные фигуры, окружившие лошадь, ступали неслышно, как бестелесные призраки. Оскар невольно вздрогнул — с мертвых, словно вылепленных из непроницаемой черноты лиц за ним пристально наблюдали вполне живые и даже насмешливые блестящие глаза, отчего фигуры казались еще более жуткими.

Дипломат в ужасе прижался к Подлюке, столкнувшись с одним из призраков нос к носу, и чуть не рассмеялся от облегчения. Никакой мистики — просто люди, головы которых облегают плотно вязаные шлемы с прорезями для глаз. Что плохо — длинные ножи в их руках тоже, несомненно, настоящие.

Тускло освещающий улицу фонарь моргнул и превратился в туманное пятно. Пальцы Оскара быстро скользнули за пояс — пусто.

— Не это ищешь? — посмеиваясь, спросили сзади, и в бок Оскару уперся его собственный кинжал. Дипломат послушно поднял руки.

— Что замер? Спускайся с лошади, выворачивай карманы! — тихо приказал невидимый собеседник. — Эй! Что смеешься, глупец? Умом повредился с перепугу? Это ограбление!

Видимо, Оскар был первой в истории города жертвой, встретившей эти слова радостной улыбкой. Обескураженный противник так растерялся, что даже опустил руку с кинжалом и тревожно заглянул в лицо истерически хихикающего человека.

Трико на нем было чуть более черным, а нож чуть более длинным и острым, чем у других. По этим приметам Оскар предположил, что перед ним главарь. Дипломат стер с лица неуместную улыбочку, внутренне поражаясь причудливым поворотам судьбы. Какой молодец подлец Хендрик, что перепрятал деньги! Вот уж поистине не знаешь, где найдешь, где потеряешь!

Пока Оскар тихо радовался, грабитель, удивляясь странно веселому настроению жертвы, пришел в себя и попытался вернуть кинжал на прежнее место — то есть упереть в бок дипломату, — но немного опоздал.

Неожиданно для него Оскар приподнялся в стременах, резко оттолкнулся от крупа лошади и, ловко перевернувшись в воздухе, приземлился уже за пределами кольца нападающих. Привычная к подобным кунштюкам Подлюка стояла не шелохнувшись.

В открытом окне соседнего дома свистнули и зааплодировали. Подлюка польщенно заржала и опустилась в низком реверансе. Когда лошадь выпрямила ноги, к ее шее уже прижималось тонкое лезвие кинжала.

— Да, — с сожалением сказал грабитель. — Вы оба были поистине достойны восхищения. А теперь, как ни грустно, представление окончено. Попрошу деньги, и без фокусов. Надеюсь, жизнь лошади для тебя что-то значит?

— Держи. — Оскар медленно отвязал от пояса сморщенный кошель, одновременно нащупывая другой рукой в сумке коробку с метательными ножами.

Тихий свист главаря слился с возмущенным карканьем потревоженной вороны, про которую дипломат успел забыть, и характерным звуком, который издает металл, скребущий по металлу. Оскар не понял, как это могло случиться, но его метательные ножи вдруг оказались в руках нападающих, хотя коробка по-прежнему не покидала сумки. Кольцо фигур, затянутых в трико, начало зловеще сжиматься.

Умение достойно проигрывать является неотъемлемой частью дипломатической деятельности. С сожалением вздохнув, Оскар протянул свое имущество главарю.

— Подачки не принимаю! Давай деньги, что получил от трактирщика! — угрожающе зашипел грабитель, даже не притронувшись к худому кошельку. — Семьдесят семь монет!

— Вот, значит, как, — задумчиво протянул дипломат. — Молодец, Джульетта… Прости, брат, но это все, что у меня при себе. Если тебе обещали больше, то это была жестокая шутка. Или гнусный обман, что еще более вероятно. Можешь обыскать мои карманы и вещи, а также лошадь от копыт до кончика гривы— пусто. Все деньги, что я получил от трактирщика, сейчас у моего… у того сына Солли, который увезен в Башню.

— Поклянись!

— Ей-богу! Клянусь аллахом! Да пронзит меня карающий меч Албакона! Да грядет на мою…

— Достаточно. Подойди! — велел главарь.

Оскар послушно выполнил приказ. Глава шайки быстро обшарил лошадь, не побрезговав даже несвежим потником, и личные вещи Оскара. Почтовая ворона, все еще томящаяся в неволе, сварливо закаркала, когда ее сжали руки вора. Главарь разочарованно скривился, потом вдруг ухватил Оскара за подбородок и приблизил лицо жертвы к себе.

— Слу-ушай! Знакомое лицо! Я не мог тебя где-нибудь видеть раньше?

Оскар застонал.

— Только не говори мне, что узнал во мне старого друга из Дольчезадо и что твоя супруга до сих пор вспоминает мое лицо, когда у нее подгорает мясо! Еще одного сопливого Солли я не переживу! Ты нигде не мог меня видеть, понятно? Я дипломат! Путешественник! В вашем городе первый раз в жизни!

— Дипломат, говоришь? А ну разведи руки в стороны! Не так, пошире! Еще шире! Покажи ногу!

— Я тебе что — танцорка из балета? — возмущенно зашипел Оскар, но, ощутив холодок ножа на шее, ногу все-таки приподнял.

— Ну-ка, ну-ка… вспомнил! Ярмарочная площадь! Выступление цирка! Ты ходил по проволоке! Значит, говоришь — дипломат?

— Искусство балансирования — одно из основных в дипломатии, — не моргнув глазом, отчеканил Оскар.

— Ага. На проволоке.

— Нигде лучше этому не научишься.

— Ладно, — смягчился грабитель, пряча оружие. — Стыдиться нечего. Циркачи нам почти как братья. Мой покойный отец всегда говорил: люди в трико и мягких тапках должны помогать друг другу. Забирай свои гроши и проваливай.

Оскар, не веря своему счастью, протянул ладонь. В нее упали несколько сентаво, сверху тяжело брякнулся золотой паунд.

— Но позволь! Ты взял больше!

— А плата за работу? — невозмутимо улыбнулся вор.

— ЭТО ты считаешь работой?

— Кто на что учился.

— А метательные ножи?! — окончательно расстроился Оскар. — Серебряные рукоятки под мою ладонь, специально рассчитанная форма лезвий, инкрустация горным хрусталем, работа самого…

— Хочешь поймать? Ребята, кидайте…

— Не надо! — поспешно отказался Оскар.

— Правильно, — усмехнулся вор. — Торговаться будешь на базаре. А теперь беги отсюда, дипломат, так быстро, как только умеешь, пока я не передумал. У тебя сейчас финансов в самый раз. Не так мало, чтобы голодать, но и не так много, чтобы беспокоиться об их сохранности. В крайнем случае — дашь урок балансировки на площади. А ты хитер, лис! Ладно, иди.

Оскар развернулся и, старясь не уронить остатки достоинства суетливостью, занес ногу, собираясь забраться на лошадь.

— Э, нет! — твердо сказали сзади. — Кобыла останется.

— У нее сложная артистическая натура, — предупредил Оскар.

— У меня тоже, — хохотнул вор.