Вооружен и очень удачлив - Людмила Горбенко

— Поздравь с мягкой посадкой! — радостно проорала она, притоптывая каблуком по щеке несчастного.

— Сойди с чужого лица! — строго сказал я.

— Какого еще… ой! — взвизгнула напарница и столь резво отскочила в сторону, что чуть не сломала при этом обе ноги. На нее грустно уставился остекленевший глаз горожанина. — Он мертв?! — с возмущением повернулась ко мне Вторая.

— Теперь да, — подчеркнув слово «теперь», язвительно заметил я, указывая на неподвижное тело. — Четыре пуда живого веса, да еще на шпильках, которыми можно дырки в камнях протыкать — это тебе не шутка.

— Но я же нечаянно! — воззвала к моему чувству справедливости Вторая. — Ты же видел, что я не нарочно!

— Успокойся, — прервал я бесконечный поток извинений, наклоняясь к трупу, чтобы осмотреть его. — Странный мужчина. Отправился босиком на берег реки в дорогой одежде, которая местами протерта до дыр. Особенно внутри бедер и на заднице — словно он целыми днями из седла не вылезал. Хотя ни седла, ни транспортного средства, на котором это самое седло могло быть надето, поблизости не наблюдается. В довершение всего в кулаке бумага какая-то… О-о… Сдается мне, детка, что его лишили жизни еще до твоего приземления. Совсем холодный… Куратор!

— Слышу, — немедленно отозвался наушник. — Ты насчет тела? Как раз смотрю запись. Это Генрих, вестник с письмом от господина Великого Герцога, последние двое суток скакал практически без продыху. Должен был сообщить Наместнику, что Герцог уже на полпути к родному городу, но не успел — бедного Генриха внезапно убили и ограбили. Если не поленишься перевернуть тело на спину, сможешь полюбоваться кинжалом с серебряной рукояткой, торчащим под сердцем, и получишь большое эстетическое удовольствие. Работа оружейника Ганца из Западного квартала, четыре паунда, убийца не успел вытащить оружие из раны, так как его спугнули.

— Ничего нет, — доложил я, перевернув тело и обнаружив в груди только темную от засохшей крови рану.

— Значит, тот, кто спугнул убийцу, ограбил Генриха еще раз — забрал у него кинжальчик! — радостно подытожил куратор. — Да… катастрофически растет уровень преступности в городе… С другой стороны, правильно: с какой стати серебряными кинжалами разбрасываться? Хоть кому-то пригодится.

— Отвратительная профессия — вестник, — тут же влезла с комментарием напарница, сверкая повлажневшими и вновь поголубевшими глазами. — Отвратительная и очень опасная! Бедняга спешил, ехал, весь запарился, вез письмо, а тут…

— Воры, убийцы, да еще и ты ему на голову, — поддержал я. — Куратор! Наверное, стоит пробить Генриха по картотеке: наш, не наш?

— Минутку!

Голос куратора вновь возник в наушнике после недолгой паузы, во время которой Вторая обиженно кривила губы.

— Не наш, — с явным сожалением сказал он. — Оставьте как есть, пусть Положительные сами разбираются.

— Но на нем мои следы! — запаниковала напарница, моментально прекратив дуться и бросая на меня полные отчаяния взгляды. — На щеках!

— Откуда? — изумился куратор и, отсмеявшись после моих сбивчивых пояснений, велел: — Ладно. Столкните в воду, и дело с концом.

Про письмо я вспомнил с опозданием, когда поверхность воды успела разойтись кругами над мертвым вестником и опять разгладиться. Вдалеке одинокой кувшинкой плыл клочок бумаги — не доставленная адресату весть. Ну и ладно, значит, не судьба.

Понукаемые криками куратора «Скорей, скорей!», мы с напарницей взялись за руки и со всей скоростью, на которую были способны, рванули к заданному участку, где нужно было забрать тело чертенка. Кажется, даже рекорд мимоходом (точнее, мимолетом) поставили. Приглядываясь к мерно пыхтящей рядом Второй, я уже мысленно прикидывал, куда бы мне пригласить ее после триумфального возвращения на базу, но, как оказалось, поспешил.

Чертенка на месте не было.

Стянув с макушек каски и свесив языки набок, мы не менее десяти раз обежали участок, заглядывая под каждый куст, но искомое тело так и не обнаружили.

— Странно, — задумался я, приваливаясь к дырявому забору. — Первый случай в моей практике, чтобы скончавшийся младенец испарился бесследно.

— А он точно был мертвый? — осторожно поинтересовалась Вторая.

— Мертвее не придумаешь, иначе автоматика не выкинула бы его. Последняя девятая жизнь теплилась. В лучшем случае он мог доползти от этого забора до ступенек. Если, конечно, не присосался к какому-то человеческому объекту и не протянул еще минут двадцать за счет его эмоций. Но это вряд ли.

— Может, кто-то нашел его и похоронил? — предположила напарница.

— Ты слишком хорошо думаешь о людях, детка. Я скорее поверю, что кто-то нашел его и выкинул на помойку. Хотя как его могли найти? Он же еще совсем невидимый!

— И что в таком случае полагается делать? — растерянно спросила Вторая, хлопая ресницами.

Оказывается, работники начального ранга везде одинаковы — хоть в провинции, хоть в столице. Никакого опыта, никакой логики, сплошные эмоции. Дослужившиеся хотя бы до третьего ранга прекрасно знают, что делать в сомнительных случаях: первым делом переложить ответственность с себя на кого-то другого.

— Пусть куратор решает, — осторожно сказал я и доложил в микрофон: — База! База! Мы на месте. Тело не найдено. Дальнейшие действия полностью на ваше усмотрение. Со своей стороны предлагаем проверить координаты жетона еще раз. Его номер 666/ 354-7.

— Зачем? — одними губами спросила Вторая.

— Вдруг бедолагу ветром унесло, — так же беззвучно ответил я.

Город. Трактир Солли

Сухая листва тихо шуршала, потревоженные мураши беспокойно метались вокруг. Комочки земли мягко ссыпались в большую ладонь, постепенно открывая потайную ямку в корнях винограда. Оскар огляделся еще раз — никого — и продолжил копать.

Кажется, сегодня утром у него от радости помутились мозги. Иначе чем объяснить совершенную глупость?

Вместо того чтобы отнести деньги наверх или просто схоронить на себе, Оскар вдруг занервничал и в припадке осторожности спрятал кошель во внутреннем дворике трактира. Деньги буквально жгли руки, и он (вот болван!) зарыл их в землю, как собака зарывает сахарную кость, инстинктивно.

Это было по меньшей мере странно, ведь раньше импульсивные поступки не были ему свойственны, скорее, наоборот. Правда, и сердце прежде не беспокоило так часто, как сегодня: ноет и ноет, прямо беда.

Уже перед самым отъездом племянника Оскару пришло в голову, что нужно на всякий случай (тьфу-тьфу, чтобы не накаркать!) предупредить о деньгах Хендрика, и он тихо шепнул ему «Под виноградом», не останавливаясь на лишних подробностях. Хитрый племянничек в случае чего и сам догадается.