Фебус. Недоделанный король - Дмитрий Старицкий

На эту кучу положили щит одного из молодых кабальеро гербом вверх.

Поочередно поставили их на этот щит, и Марк своим топором срубил с их сапог «репьи» золотых шпор.

Публика ахнула.

После чего Марк по приказу сьера Вото порубил этот щит на щепки и воткнул эти остатки в навоз.

– Кавалерственный суд закончен, – провозгласил сьер Вото. – Что дальше делать с этими представителями подлого сословия, пусть решает самый высокий сеньор из нас.

Все обернулись на меня. Точнее, на корону моего шлема.

– Нераскаявшихся разбойников повесить, – приговорил я. – Раскаявшихся отправить отрабатывать свои грехи на десять лет в каменоломню. В орденские земли. Содержать в кандалах.

И перекрестился.

– Прости, Господь, мне этот грех, но суд и расправа – моя обязанность перед этими людьми.

Микал, заранее затесавшийся в толпу зрителей, визгливо заорал:

– Да здравствует справедливый сеньор!

Ему радостно завторили находившиеся в толпе женщины. А потом и мужчины, глядя на них, подтянулись в славословиях мне.

Очень захотелось сделать театральный комплимент. Но вовремя себя одернул. Не в театре, ёпрыть. Все не понарошку, а взаправду.

– А как же выкуп?! – отчаянно заорал старший из братьев Гамбоа, надеясь еще выторговать свою жизнь.

Младший только ошалело таращил глаза, не веря во все происходящее.

– Выкуп берется с благородных кабальеро захваченных на честном поле боя, а не на дорожном разбое, – отрезал я. – К тому же я не вижу тут благородных кабальеро, с кого было бы уместно мне брать выкуп.

Повернулся к Марку с валлийцами:

– Вешайте этих МУЖИКОВ.

Первыми повесили бывших кабальеро, под визгливый аккомпанемент их матери, призывавшей на наши головы все возможные кары, какие только подсказывало ей воображение. Марк устанавливал колоду, вырубленную им же из старого пня, валлийцы ставили на нее приговоренного с завязанными за спиной руками, накидывали на его шею смазанную жиром петлю. После чего Марк пинал ногой колоду и подкатывал ее под следующую петлю.

Когда тела бывших рыцарей перестали дергаться на веревках, на ствол дуба приколотили их второй щит в перевернутом виде. Сдвинули к корням кучу навоза с остатками первого щита и бросили туда же обломки золотых шпор. На что толпа зрителей эмоционально ахнула.

Потом рядом с ними повесили и их мать. Как главаря разбойничьей шайки, преступно отринувшей пред Господом образ женщины и продавшей душу дьяволу, убивавшей невинных людей за злато-серебро.

Затем валлийцы развесили гирляндой полтора десятка нераскаявшихся «работников ножа и топора, романтиков с большой дороги». Вот такой получился украшенный дуб. Всем проезжающим напоминание о том, что шалить на дорогах нельзя.

Тех, кто раскаялся и сотрудничал со следствием, повязали и загрузили в телегу. Этих была ровно дюжина. Должен же кто-то у Аиноа уголек рубать? Не своих же сервов ей на эту тяжелую работу отрывать вместо положенной барщины…

Потом, распустив по домам всю проезжую публику, велел валлийцам и половине хинетов разрушить разбойничий замок и догонять нас в Гернике.

Никого из рыцарей с ними не отправил.

Глава 7

Плоды Отчего дерева

Герника встретила нас кучами мусора на окружающих полях и относительным малолюдьем. Фестиваль аристократической демократии кончился.

Первым делом я отправился в церковь. Причем не для показухи, а реально помолиться за души людей, которых я приказал повесить. Тяготило это меня. Все понимаю: вор должен сидеть в тюрьме, а разбойник – висеть в петле, но… Может, потом, когда-нибудь, и привыкну к королевской работе, а сейчас муторно.

Поднялся по двенадцати ступеням в храм Святой Марии и, гулко «шлепая» под потолком своими шагами, прямиком направился в исповедальню. Только здесь я могу побыть один, и то недолго.

– Что тебя привело сюда, сын мой… – заскрипел через решетку старческий голос монсеньора.

– Mea maxima culpa, святой отец…

После обеда в обществе монсеньора и отца Жозефа, прошедшего, как пишут в газетах, в дружественной и сердечной обстановке, ко мне на аудиенцию запросилась делегация от Генеральной хунты Гипускоа в составе трех кабальеро. Возглавлял ее дон Мартин Лопес де Лойола, что было для меня неожиданностью. Вроде он в другой город уезжал по делам…

Встав передо мной, они после поклона и приветствия выпалили разом:

– Сир.

Что? Я, часом, не ослышался?

– Сир, собравшись и повторно рассмотрев вашу кандидатуру, Генеральная хунта Гипускоа большинством голосов согласилась с тем, чтобы вы были нашим сеньором. При условии, что вы будете неукоснительно соблюдать наши древние права и привилегии, а если нет, то нет.

Я встал. Отдал неглубокий поклон этим людям и сказал:

– Благодарю вас, кабальеро, за высокое доверие. Когда мне выйти под Отчее дерево для воздания подобающих клятв?

– Завтра, сир. После мессы. Нечего тянуть с этим. Дома у всех накопились дела. Да и вы, как мы смотрим, спешите, – ответил дон Мартин.

– Завтра так завтра. Только я должен сознаться вам…

– Простите, сир, что перебиваем, но мы уже знаем, что вы повесили двоих Гамбоа за дорожный разбой, и одобряем это.

И все трое снова поклонились мне.

Вот как… тем лучше.

– Я не то хотел сказать вам, кабальеро, – добился внимания к себе и продолжил: – Я не смогу быть всегда вовремя в том месте, где творится разбой на ваших дорогах. Тем более что дела призывают меня как можно скорее отбыть в Беарн, а оттуда в Наварру. Я считаю, что все здоровые силы Гипускоа должны объединиться в священную эрмандаду под покровительством святого Фурминта для борьбы с феодальным разбоем. Для этого я, как ваш сеньор, наделяю такую эрмандаду правом содержать вооруженную силу не только в городах, но и для борьбы с разбоем в ненаселенных местах. И дозволяю этим отрядам эрмандады казнить дорожных разбойников, взятых с поличным прямо на месте преступления.

Делегаты многозначительно переглянулись. Но, судя по выражению их лиц, остались довольны моими словами.

– Сколько мы будем иметь право набрать таких милитов? – спросил дон Мартин.

– Столько, сколько вам потребуется. Вы тут лучше владеете обстановкой, чем я.

Действительно, чего это я буду влезать в столь мелочные вопросы? Не царское это дело. Все равно я тут только формальный сеньор по большому счету.

– Для решительных действий потребуется нанять сотни четыре-пять милитов. Не меньше. Но, сир, весь вопрос в том, что делать с этой силой дальше, когда с разбоем будет покончено. Не получим ли мы при этом новых разбойников вместо старых? Особенно если по истреблении угрозы разбоя они останутся тут у нас без дела и дохода, – спросил высокий кабальеро с роскошной шевелюрой цвета «соль с перцем».

– Дон?.. – протянул я, не зная как назвать своего собеседника.

– Фернандо Оньяс, сир. К вашим услугам…

Ага… теперь мне все стало ясно. Оньясы снова вышли на тропу войны, чтобы добить ненавистных Гамбоа. А для придания себе легитимности решили опереться на меня. Точнее, на мое имя. И решили это явно в последний момент, только потому, что я повесил двух Гамбоа. Посему и признали меня вдруг своим сеньором. Вряд ли на это решение повлияли мои душещипательные беседы у камина с доном Мартином. Как я уже понял, мне достался хоть и пылкий, но очень прагматичный народ.

– Дон Фернандо, я с удовольствием приму этих милитов к себе на постоянную службу, после того как у вас отпадет в них надобность. Дорожный разбой – беда не только ваших мест, так что опытные в этом ремесле люди всегда пригодятся. Особенно если они умеют обращаться с огнестрельным оружием.

Вот так вот, господа хунтерос, вооружите их для меня еще пистолетами или аркебузами за свой счет. И обучите стрельбе. А кто сказал, что будет легко? Должен же и я поиметь хоть какой-то бонус с вашей феодальной войны.

Делегаты снова поклонились, показывая свое удовлетворение моим решением.

– И еще, кабальеро, – заострил я тему, – я считаю, что разбойничьи гнезда в горах и предгорьях должны быть разрушены, чтобы впредь они не создавали новой угрозы. Я бы даже предложил вывезти оттуда весь камень от разрушенных замков в ближайшие города и продать на стройки. Чтобы труднее было эти разбойничьи гнезда восстановить. А вырученные деньги пустить на содержание этих милитов.

На этот раз доблестные рыцари не смогли сдержать радостных улыбок и одобрительных взглядов на дона Мартина. Ну точно, это он заварил всю бодягу с выборами меня по новой. И добавил в эту бочку меда ложку дегтя.

– Но и вы, господа, помогите мне в будущей войне с руа франков, – кинул я пробный шар.

Четверть миллиона мараведи с Бискайи я уже слупил, надо, чтобы и эти перцы раскошелились за разрешение закончить их феодальную войну в свою пользу.

– Сто тысяч мараведи мы готовы передать вам сразу после ваших клятв под Отчим деревом, – торжественно произнес дон Фернандо обволакивающим баритоном, словно осыпа́л меня золотыми монетами.