Парадокс времени - Йон Колфер

— Где Элфи?

Мульч кивнул в сторону похожей на могилу кучу земли.

— Я закопал капитана. Слишком громко стонала. Арти то, Арти сё, а еще часто повторяла «мама».

«Закопал? Элфи же страдает клаустрофобией».

Артемис упал на колени и принялся разбрасывать землю голыми руками. Мульч понаблюдал за ним с минуту, потом демонстративно вздохнул.

— Позволь мне, вершок. Иначе провозишься до утра.

Он подошел, сунул руку в кучу и, покусывая губу, стал нащупывать какое-то известное только ему место.

— Нашел, — закряхтев, произнес гном и выдернул из земли короткую ветку.

Холмик, задрожав, развалился на маленькие кучки гальки и глины. Под ними лежала совершенно невредимая Элфи.

— Эта сложная конструкция называется «га-га», — сказал Мульч, помахивая веткой.

— И что это значит?

— А это значит «га-га-бе бу-га-га, нас не видно ни фига», — ответил гном, хлопнул себя по колену и расхохотался.

Артемис сердито посмотрел на него и осторожно потряс Элфи за плечи.

— Элфи, ты меня слышишь?

Элфи Малой открыла затуманенные глаза, закатила их, потом сосредоточилась.

— Артемис, я… о боги.

— Все в порядке. У меня нет лемура… вернее, есть, но у другого меня, только не волнуйся. Я знаю, куда тот я направляюсь.

Капитан Малой провела по щекам тонкими пальцами.

— Я хотела сказать: «О боги, я тебя поцеловала».

У Артемиса застучало в голове, ему показалось, что Элфи его гипнотизирует. Хотя ее тело омолодилось в туннеле времени, один глаз по-прежнему оставался голубым. Очередной парадокс. Завороженный, даже слегка оцепеневший, старший Фаул тем не менее отчетливо сознавал, что гипнотические чары здесь ни при чем. Магия волшебного народца не имела отношения к происходящему.

Юноша смотрел в эльфийские глаза и понимал, что эта, более молодая и более уязвимая Элфи в данных пространственно-временных координатах испытывает те же чувства, что и он.

«Посла всего того, что мы пережили вместе. А может, благодаря этому».

Воспоминание разрушило хрупкое мгновение, словно брошенный в паутину камень.

«Я солгал ей».

Артемис даже отшатнулся при мысли об этом.

«Элфи верит в то, что это она заразила мою маму. Я шантажировал ее».

И в этот миг он понял, что содеянного не исправить. Если он признается, она его возненавидит. Если нет, он сам себя возненавидит.

«Должен быть какой-то выход».

Ничего не приходило на ум.

«Мне надо подумать».

Артемис взял Элфи за ладонь и локоть, помог ей встать на ноги и выбраться из неглубокой, похожей на могилу ямы.

— Воскресла, — произнесла она насмешливым тоном и стукнула Мульча по плечу.

— Ой. За что меня ты, дева, истязаешь?

— Нечего мне тут Герда Фламбо цитировать, Мульч Рытвинг. И не было никакой необходимости меня хоронить. Положил бы на губы лист табака, и дело с концом.

— В табаке нет нужной артистичности. И потом, разве я похож на ботаника? Я гном, а гномы всегда имеют дело с землей.

«К черту подростковые переживания насчет Элфи. Вспомни об угасающей матери! Осталось меньше трех дней».

— Отлично, воины, — произнес Артемис нарочито веселым тоном. — Пора выдвигаться, как сказал бы мой старый друг. Нам еще лемура ловить.

— А как насчет моего золота? — поинтересовался Мульч.

— Попытаюсь сформулировать максимально просто: нет лемура — нет золота.

Мульч похлопал по губам восемью пальцами, и волоски его бороды завибрировали подобно щупальцам актинии. Он напряженно думал.

— А колоссальное количество — это сколько, если мерить в ведрах?

— Сколько у тебя ведер?

Мульч отнесся к заданному вопросу вполне серьезно.

— Ведер у меня много. Правда, большинство уже полные. Но я могу их опорожнить.

Артемис едва не заскрежетал зубами.

— Это был риторический вопрос. Много ведер. Сколько твоя душа пожелает.

— Если хочешь, чтобы я и дальше шел по этой обезьяньей дороге, давай аванс. Так сказать, залог доброй воли.

Артемис охлопал карманы. Пусто.

Элфи поправила свой серебристый парик.

— У меня кое-что есть, Мульч Рытвинг. Нечто куда более ценное, нежели колоссальное количество золота. Шесть цифр, которые я назову, когда мы прибудем на место.

— Куда именно? — спросил Мульч, которому тон Элфи показался чересчур напыщенным.

— На склад полицейского снаряжения в Таре.

Глаза Мульча возбужденно заблестели: он тут же размечтался о небесных лыжах, подводных пузырях, лазерных кубах и мощных вакуумных приборах. Золотая жила! Он безуспешно пытался пробраться на этот склад в течение нескольких лет.

— И я смогу взять все, что захочу?

— Все, что сумеешь увезти на воздушной тележке. На одной тележке.

Мульч смачно плюнул на ладонь.

— По рукам, — сказал он.

Артемис с Элфи переглянулись.

— Тебе решать, — сказал ирландец. — Это твой склад.

— Это твоя операция, — возразила эльфийка.

— Я не знаю комбинации.

И тут в ход пошла козырная карта.

— Мы здесь ради твоей матери.

Артемис печально улыбнулся.

— Ты, капитан Малой, становишься такой же безнравственной, как и я, — сказал он и скрепил сделку липким рукопожатием.

Глава 9

КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ

Личный самолет Фаулов, воздушное пространство над Бельгией

Младший Артемис, раскрыв пауэрбук, пытался связаться по видеоканалу с древним марокканским городом Фес. Ожидая соединения, он молча кипел от злости из-за того, что ему приходилось совершать данный межконтинентальный перелет. Было бы гораздо удобнее встретиться, например, в Касабланке. В Марокко слишком жарко, чтобы ехать через всю страну в какой-то Фес.

На экране открылось окно, в котором едва помещалась огромная голова доктора Дамона Кронски, одного из самых ненавидимых людей в мире и одновременно глубоко почитаемого в определенных кругах. В данный момент Дамон Кронски являлся президентом организации экстинкционистов. Впрочем, сам Кронски в своем знаменитом интервью заявил буквально следующее: «Экстинкционисты — не просто организация. Мы стали религией». Такое заявление, естественно, не добавило ему расположения миролюбивых церквей всего мира.

Интервью болталось на информационных сайтах Интернета в течение нескольких месяцев, и выдержки из него приводились каждый раз, как только экстинкционисты попадали в газетные заголовки. Буквально утром Артемис посмотрел интервью и не испытал к человеку, с которым ему предстояло иметь дело, никаких чувств, кроме отвращения.

«Я плаваю с акулами, — вдруг понял он. — И я готов стать одной из них».

Дамон Кронски был настоящим великаном, причем голова у него начинала переходить в плечи чуть ниже ушей. Белую до полупрозрачности, как почти у всех рыжеволосых, кожу покрывала россыпь крохотных веснушек, глаза прятались от солнца за фиолетовыми очками, тонущими в складках кожи на лбу и щеках. Улыбался он широко, сияюще и совершенно неискренне.

— Малыш А’темис, — произнес он с ярко выраженным новоорлеанским акцентом. — Ты уже нашел своего папочку?

Артемис вцепился в подлокотники кресла так, что едва не порвал ногтями кожаную обивку, и его улыбка не уступала Кронски в сиянии и фальши.

— Нет, еще не нашел.

— Жаль. Если понадобится помощь, только намекни дядюшке Дамону.

Артемис сомневался, что Кронски в его попытках прикинуться добрым дядюшкой способен обмануть хотя бы пьяного полудурка. Возможно, впрочем, доктор и не рассчитывал на успех.

— Спасибо за предложение. Надеюсь, спустя несколько часов мы сумеем помочь друг другу.

Кронски радостно захлопал в ладоши.

— Ты нашел мою шелковистую сифаку!

— Нашел. Отличный экземпляр. Самец. Возраст — три года. Больше метра от головы до хвоста. Стоит никак не меньше сотни тысяч.

Кронски прикинулся удивленным.

— Сотни? Мы действительно говорили о сотне тысяч евро?

Взгляд Артемиса отливал сталью.

— Сами знаете, что говорили, доктор. Плюс расходы. Авиационное топливо стоит недешево, как вам известно. Я хочу услышать подтверждение или разворачиваю самолет.

Кронски наклонился к камере, его лицо заполнило весь экран.

— Обычно я хорошо разбираюсь в людях, А’темис. Знаю, на что они способны. Но ты… Я не могу предугадать, что ты выкинешь в следующий момент, и, думаю, это потому, что ты еще не достиг своего предела. — Кронски откинулся на спинку кресла. Кожа заскрипела под его весом. — Ладно. Сто тысяч евро, как договаривались. Но хочу тебя предупредить…

— Да-а? — Артемис специально растянул слово на два слога, как это принято в Новом Орлеане, дабы продемонстрировать полное отсутствие страха.

— Если ты потеряешь лемура, мою шелковистую сифаку, тебе придется покрыть мои расходы. Дата судебного разбирательства уже назначена, а мои люди плохо переносят разочарования.