Перед лицом закона - А РЕКУНКОВ

Илизаров и Боксинер тоже проголосовали «за».

— Теперь, когда Бершадер обосновался в Брюсселе и стал хозяином магазина...

— Бершадер — надежный человек, — согласился Илизаров.

Он знал, что говорил, ибо однажды уже имел дело с брюссельским другом. Бершадер был родным братом Каленовой, профессорской вдовы. Эта дама много лет нигде не работала, но зато обожала благородные металлы. Узнав о замыслах Илизарова, она изъявила желание вступить «в долю». И даже познакомила Илизарова с одним иностранцем, который частенько наезжал к нам, прекрасно говорил по-русски и охотно якшался с людьми сомнительной репутации.

Илизаров попросил его о небольшой услуге — взять с собой для передачи Бершадеру бриллиант в 8,5 карата, оцененный хозяином в 15 тысяч долларов, и три картины старинных мастеров — «Кавалькада», «Бой петуха с индюком», «Лесной пейзаж» (кстати, по заключению специалистов, все они имели музейную ценность и не подлежали вывозу из страны).

Судя по тому, с какой готовностью советник согласился оказать помощь почти незнакомому человеку, он не отличался особой щепетильностью и уважением к законам страны, гостем которой он был. Перед отъездом советника Илизаров принес ему сверток с картинами и бриллиантом в гостиницу «Интурист». Вскоре после отъезда нового «друга», связавшись с Брюсселем по телефону, узнал, что сверток благополучно дошел до адресата. Бершадер с выгодой продал «товар» и, главное, скрупулезно рассчитался, переведя выручку в Бруклин и Иерусалим.

— Почему только Бершадер, — вмешался в разговор Клайн, — у меня тоже есть кое-какие связи...

В результате коротких словопрений роли распределились следующим образом. Илизаров и Боксинер должны скупать на территории Советского Союза золото, бриллианты, антиквариат, произведения живописи. Клайну же отвели роль курьера, поскольку он частенько курсировал между Москвой и Будапештом. Дело, конечно, рискованное, но за 50 процентов с чистой прибыли «будапештский друг» согласился взять на себя эту миссию. Реализовав за рубежом «товар», Клайн или его западные партнеры должны были переправлять чистую прибыль по двум адресам: Б. С. Алаева, улица Аврама Ташуди, 12, Иерусалим (дальняя родственница Илизарова, несколько лет назад выехавшая в Израиль). А также — США, 4 «Б», Аре Сант, 1014, Бруклин (мать Миши К.).

Из уголовного дела:

«Я, Клайн Давид Франтишкович, глубоко осознав свою вину и сожалея о содеянном, решил дать чистосердечные показания следственным органам КГБ...»

«...Таким образом, всего за указанный период (за два с лишним года. — В. Т.) Клайн незаконно перевез через государственную границу СССР ценностей, произведений живописи, товаров и иных предметов контрабанды на общую сумму 305 050 рублей...»

Давид Клайн вернулся из Москвы в Будапешт в прекрасном расположении духа. Его чемоданы, как всегда, были набиты дефицитными товарами для перепродажи, а голова — не менее дефицитными идеями.

Илизаров не зря брал его за образец. В свои пятьдесят с лишним лет Клайн стал истинным «бизнесменом». Темными махинациями он занимался «с молодых юных лет». Еще во время войны, находясь в Австрии, в американской зоне оккупации, угнал грузовик с сигаретами. Пытался загнать их на черном рынке, но неудачно. В ожидании суда сидел под охраной «милитэри полис», но тут городок Р. перешел в советскую зону оккупации. Выдав себя за жертву нацизма, Клайн избежал наказания. Его отправили на родину, в Закарпатскую область.

Клайн спекулировал всем, что попадало в его цепкие руки, вплоть до лодочных моторов и миксеров. Часто пересекая границу, знал, как усыпить бдительность таможенников.

Сейчас все складывалось как нельзя лучше. В лице Миши К., Илизарова и Боксинера он нашел нужных людей. Двое первых снабжали его ювелирными изделиями, картинами, бриллиантами, Боксинер — главным образом старинными монетами. Особенно Боксинер уважал серебряные монеты времен Петра I и Екатерины II, гангутские рубли, серебряные монеты немецких княжеств и т. д. Он гонялся за ними, поскольку за них Клайн обещал дать хорошую цену. В его коллекции едва не оказались даже платиновые монеты, выпущенные в сороковых годах прошлого века всего лишь в десятках экземпляров. Даже по официальному каталогу одна такая монета стоит 12 тысяч рублей.

Теперь, когда был создан синдикат по выкачиванию ценностей из Советского Союза, «компания» явственно ощущала в воздухе запах больших денег.

На сей раз Клайн привез из Москвы бриллиант в 7,5 карата, который купил у Илизарова. Еще в Москве, в гостинице «Россия», куда Илизаров принес драгоценный камень, он долго рассматривал его в лупу. Бриллиант искрился многочисленными гранями. И хотя по правилам игры Клайн не должен был обнаруживать своего восхищения, это давалось ему плохо.

— Сколько? — шепотом осведомился он.

— Тридцать пять, — ответил Илизаров.

— На каких условиях?

— Пятнадцать тысяч наличными. Остальные в долларах. Переведете по бруклинскому и иерусалимскому адресам.

Кроме того, Илизаров предложил старинный альбом репродукций гравюр Гойи за 20 тысяч долларов. У Миши К. он взял для продажи за рубежом коллекцию полудрагоценных камней, картину Виникса «Охота». Ее оценили в десять тысяч долларов.

Вернувшись в Будапешт, Клайн позвонил в Лондон своему знакомому, некоему Джеймсу Эвансу. Официально тот числился владельцем ювелирного магазина, но кем он был на самом деле, этого не мог сказать и Клайн. Раньше он его знал как Генрика Оберлендера. Но в его лондонской квартире Клайн видел заграничный паспорт и на третью фамилию. Судя по всему, это был аферист международного класса. Но именно такой человек и подходил Клайну и его «компании»: не каждый уважающий себя владелец магазина согласится торговать контрабандным товаром.

Вскоре лондонский «ювелир» прибыл в Будапешт вместе с женой.

«Эвансу, — показывал Клайн на суде, — я сообщил в общих чертах о том, что в Москве познакомился с молодыми людьми (Боксинером и Илизаровым, фамилии которых не называл). Они, сказал я, имеют возможность приобретать картины, иконы, старинные золотые и серебряные монеты, антикварные вещи, драгоценные камни, изделия из золота и другие ценности и что я договорился с ними о спекуляции этими предметами... Одновременно я сообщил Эвансу о затруднениях нашей «компании», связанных с желательностью реализации предметов спекуляции».

Клайн предложил «лондонцу» войти в «дело», и тот проявил большую заинтересованность. В обязанности Эванса, как и Бершадера из Брюсселя, входило продавать «товар» и переводить деньги по иерусалимскому и бруклинскому адресам. Разумеется, не безвозмездно, а за определенный процент.

Кроме бриллианта, репродукций гравюр Гойи и картины Виникса, Клайн привез с собой каталог с фотографиями икон, картин, ювелирных изделий, которые он мог предложить своему лондонскому покупателю при следующей встрече. В каталоге, между прочим, значились приобретенные Илизаровым картины Рубенса и Рембрандта, множество икон шестнадцатого и семнадцатого веков, в том числе лиможская эмаль. В серебряном окладе, с чеканкой и финифтью, она поражала необыкновенным изяществом работы. По счастливой случайности «тараканам» не удалось сплавить ее за рубеж. Когда после ареста членов синдиката ее показали в музее искусств, сбежались все эксперты: им хотелось полюбоваться на этот шедевр. Выяснилось, что даже государственный музей не имеет в своей богатой коллекции подобных вещей.

При виде всего этого богатства у «лондонца» засветились глаза. Да, сказал он будапештскому другу, он согласен вступить в «дело». Они ударили по рукам.

Узнав, что переговоры Клайна с лондонским ювелиром и иностранного советника с Бершадером завершились успешно, Илизаров и Боксинер принялись за работу. Они шныряли по магазинам, по частным коллекциям и скупали все, на чем можно было сшибить доллары или рубли. Драгоценные камни, иконы, старинные миниатюры с финифтью, шарманки, поставцы, серебряные самовары — все шло в дело.

У Боксинера был широкий круг знакомых среди коллекционеров, и посему с помощью этого «студента» Илизаров совершил несколько удачных операций.

Однажды Боксинер, например, позвонил ему в Баку и взволнованно сообщил, что есть «дядя Коля». Илизарову не нужно было объяснять, что это такое. Речь шла о золотых монетах царской чеканки. И как он понял — в большом количестве. Илизаров тут же вылетел в Москву. Когда они встретились у метро, столичный друг рассказал, что одна его знакомая, сотрудница научно-исследовательского института, получила от бабки наследство — почти триста золотых монет. Ей срочно нужны деньги, и она готова их продать. Боксинер назвал цену — сто восемьдесят рублей за монету десятирублевого достоинства.