Добро пожаловать в Найт-Вэйл - Джозеф Финк

Таков слоган местной новостной станции: «Новости трудно выключить. Давай, попробуй. Видишь?»

В любом случае Диана смотрит местные теленовости, потому что они с ней говорят. Говорят в буквальном смысле.

Один из вторых ведущих утренних новостей – в галстуке и пальто, с пустыми глазами и острыми зубами, никогда не видевший себя на фотографиях, – произнес:

– Диана Крейтон. Здравствуйте.

Сначала Диана ничего не сказала, потому что ела кукурузные хлопья. Было утро, и она только что вышла из душа, который принимала перед работой. В душе ей внезапно пришла мысль о всем пространстве внутри стен дома, и насколько оно увеличится, если все его вписать в один полый куб. Она понятия не имела, откуда взялась эта мысль.

– Здравствуйте, Диана, – сказал соведущий второго ведущего.

– Привет. Здравствуйте. Доброе утро, – ответила Диана, вежливо прикрыв лицо и дожевывая остатки хлопьев, производимых местной компанией, которая была известна своей агрессивной и противоречивой рекламой.

– Как Джош? – спросил второй соведущий, одетый в коричневый пиджак с лацканами цвета слоновой кости, со свисавшими вниз волосами, с яркими красно-коричневыми губами и ногтями и с сияющими красными глазами.

Джош успел на автобус в школу. День после их разговора выдался хорошим. Но следующий день оказался похуже. А в последующие дни они вернулись к отведенным в сторону взглядам и закрытым дверям.

Диана получила несколько обеспокоенных звонков из школы о том, что Джош прогуливает уроки и занимается опасными вещами вроде выражения общественного интереса по поводу загадочных огней, пролетающих ночью над Найт-Вэйлом и попыток войти в помещения Городского совета без защитного костюма. К тому же он каждый день поздно приходил домой.

Она пыталась поговорить с ним о Тае, но Джош казался раздраженным, когда она поднимала эту тему. Он просто закатывал тонкие желтые глаза, прижимал уши к черепу и отвечал: «Все нормально», или: «Ничего нового», или: «Не хочу об этом говорить».

– Джош в порядке? – поинтересовался второй соведущий.

– С ним все хорошо.

– Откуда вы знаете?

Диана не ответила.

– Он много о чем переживает, – вступил первый соведущий, и они оба улыбнулись (улыбнулись ли?).

– По-моему, он на кого-то запал, и, кажется, у него ничего не вышло, – ответила Диана. Она уже не ела хлопья.

– И это все, что его беспокоит? Только лишь неудачное ухаживание? – нажимал второй соведущий, демонстрируя хоть какое-то знакомство с тележурналистикой.

– Не знаю. Хотела бы знать, но не знаю. Он стал каким-то другим, словно что-то внутри него сошло с рельсов, и я не знаю, как заставить его вернуться. На уроках он пишет эсэмэски. Если вообще появляется на уроках.

– Он пишет их какому-то конкретному человеку?

– Мне о нем не говорили.

– Обязательно проверьте детализацию звонков, Диана, – сказал первый соведущий, перегнувшись через стол чуть дальше, чем казалось возможным.

– Это несколько бестактно.

– Вы его мать. Вам позволено быть бестактной, пока он живет под вашей крышей и на ваши деньги, – заявил второй соведущий.

– И дело совсем не в том, что неприлично проверять детализацию чужих звонков, – добавил первый.

Тут оба соведущих рассмеялись металлическим смехом с выверенной сдержанностью, и раздался тихий грохот, который в течение нескольких секунд ощутили многие жители Найт-Вэйла.

– Не думаю, что это лишь из-за ухаживания, – заметил один из соведущих.

– Согласен с Тимом, – сказал второй.

– Спасибо, Тринь.

– Вчера вечером, когда я его увидела, – вставила Диана, – он был маленьким, размером примерно с баскетбольный мяч. И круглым, как мяч. В отличие от мяча, он был гладким, темным и тяжелым. Не знаю, как с ним говорить, когда он такой.

– Вы представить себе не можете, сколько родителей говорят то же самое, – промурлыкал Тим, улыбаясь и выгнув брови. Глубоко в глотке Тима послышалось пощелкивание – в том месте, которое соведущие новостей называют «грудной клеткой».

– Вы должны быть рядом с ним, – сказал Тринь.

– Но что это значит? Я стою у его двери. Стучу. Зову: «Джош». Причем два раза. Говорю, что ужин готов. Что включен телевизор. Он отвечает: «Классно». И все. Все «классно». И он перестает ходить в школу.

Где-то в доме Дианы раздался резкий визг, а потом звук треснувшего зеркала. Открылся холодильник, и оттуда на пол грохнулся пакет миндального молока, словно его сбросили с полки. (Так и случилось.) У безликой старухи, тайно живущей в ее доме, начался очередной приступ ярости.

– Черт возьми! – Диана закатила глаза и встала.

– Успокойтесь, Диана. Упавшее молоко – не катастрофа. Не надо вот так сразу бросаться убирать его.

– Да, заканчиваю свой рассказ.

– Так вот, когда он все-таки выходит из комнаты, то сидит, ничего не говоря. Глаза его втягиваются, на руках и ногах вырастают длинные волосы – прямые, мягкие и шелковистые. Ноздри раздуваются. И что мне на все это говорить? Как правильно поступить? – Она вздохнула, глядя, как молоко растекается по полу.

– Если честно, иногда мне хочется его ударить, – неожиданно добавила Диана.

Соведущие переглянулись и зашуршали чистыми листами на воображаемом столе. Молоко собралось в лужицы у краев шкафов. Надо бы взять бумажное полотенце и вытереть его, но ей не хотелось шевелиться.

– Я хочу сказать, что никогда этого не сделаю. Просто думаю об этом. Делает ли это меня плохой?

– Плох тот, кто плохо поступает, – ответил второй соведущий.

– Спасибо.

– Это не оправдание, Диана. Ведь хорош только тот, кто поступает хорошо.

– Выключи телевизор и взгляни на нож, который я нашла на е-бэй, – раздался за плечом Дианы шепот безликой старухи.

Она повернулась и посмотрела в коридор, больше по привычке, чем из интереса. Там было пусто и непривычно темно. Она почувствовала, как чей-то палец скользнул по ее щеке.

Безликой старухе не нравится, когда смотрят телевизор. Диана ее не увидела, она ее никогда не видела, но, опустив взгляд, обнаружила, что на столе лежит длинный охотничий нож. Он чуть потускнел от долгого использования, но был чистым и в отличном состоянии.

– Это прекрасный нож, Безликая Старуха. Хорошо на нем сэкономила?

Ответа не последовало.

Диана выключила телевизор. Соведущие остались на экране, говоря о том, как уберечься от торнадо в пустыне, а в ее мозгу проносились способы получше выразить любовь к Джошу.

Хорош тот, кто хорошо поступает. Обманчиво простой рецепт, поскольку он предполагает, что она или кто-то другой знает, что есть хорошо. Что в этой ситуации она могла сделать хорошего и по каким стандартам?

Она схватила телефон и написала эсэмэску:

«Сынок, прости, что иногда со мной трудно. Прости за все, что ты переживаешь и о чем мне не надо говорить. Но я твоя мама, и если есть что-то, что мы…» Она достигла лимита символов.

Диана не любила посылать одно сообщение несколькими эсэмэсками. Она стала удалять слова и писать другие. Она заменила «не надо мне говорить» на что-то о том, что «есть вещи, о которых мамам нужно знать, и если это серьезная проб…» Лимит символов.

Она снова удаляла и переписывала что-то о том, чтобы выбрать вечер. Всего один вечер. Даже час. Даже если они просто поговорят о телешоу.

Удаляла.

Писала: «Знаю, как трудно быть подростком».

Удаляла.

Следующая эсэмэска начиналась с «Как в школе?», но потом перерастала в желание поговорить позже. И тоже была удалена.

Диана пристально смотрела на телефон. Последний их с Джошем обмен сообщениями произошел пару дней назад. Заключительное сообщение было от нее: «Во сколько будешь дома?» Предыдущее – тоже: «Задерживаюсь, зашла за продуктами, хочешь что-нибудь?» Она пролистала их переписку. За несколько недель до этого Джош написал: «Прости, послал не тому». Предыдущее сообщение от него в тот же день: «Я правда хочу с ним встретиться».

Диана забыла об этом сообщении, посланном не туда. Теперь она перечитала его в недавнем контексте его записки о встрече с мальчиком. «Бестактно», – думает она, когда видит что-то, что ей не предназначается. «Хорошая мать», – думает она, когда беспокоится о благополучии своего сына.

Джош хотел встретиться с мальчиком. Это было несложно. Трудно было впустить ее в мир, уже полный волнений и ненависти к самому себе. Джош просто хотел встретиться с каким-то мальчиком, и ее настырность вывела его из себя. Это всего лишь симпатия подростка – первое приближение любви. Это было приятно. Она не плакала, но была почти готова к этому.

«И помни: я тебя очень люблю. Это все», – она отправила сообщение.

Готовность переросла в слезы. Добрые слезы. Печальные, но добрые. Соведущие в телевизоре озабоченно смотрели на нее, но продолжали сообщать новости. Она почувствовала, как чья-то рука нежно потерла ей спину.

– Спасибо, Безликая Старуха, – сказала Диана. – Как же хорошо!