Обнаженный меч - Джалал Баргушад

Сильный ветер запутывал полы ляббады — накидки вокруг тощих ног Горбатого Мирзы. Медная чернильница, свисающая с пояса, раскачивалась на ветру, ударяясь об его колено. Перо служило закладкой в большой толстой тетради в черном переплете. Горбатый Мирза знал, почему нарушилась связь между Золотым дворцом и военачальником Абдуллой. Хуррамиты на горных дорогах перехватывали гонцов Абдуллы и приканчивали их. Горбатый Мирза понимал и то, что будут приняты соответствующие меры и связь возобновится. "А жаль!" — подумал он.

Горбатый Мирза, как и хозяин, всматриваясь в дорогу, перечислял на память приметы, которые сообщила ему Гаранфиль: "ростом и статью похожа на меня. Косы длинные. Карие глаза яркие. На ручном кандале клеймо-пламя. На правом глазу небольшое пятнышко". Что стоит найти ее по таким приметам? Пусть только прибудут, даже из десяти тысяч пленниц узнаю. Дело не шуточное, Гаранфиль дала мне четыре тысячи, чтоб я ее выкупил и возвратиться в Билалабад помог. А вот, как сама Гаранфиль разузнала, что ее взяли в плен и погнали сюда? Ах, пустая моя башка! Ведь Гаранфиль — наложница халифа, огнепоклонница, все ходы-выходы знает. Наверно, тайных гонцов имеет, вести с родины получает… Сто динаров перепадет мне. Самую дорогую рабыню Фенхас продаст за триста динаров. Ну, пусть даже за четыреста. Потом с Гаранфиль дополучу.

Звон колокольчиков прервал размышления Горбатого Мирзы, Он глянул сначала на Фенхаса, потом на дорогу. Фенхас, насторожившись, вперился в ту сторону, откуда донесся звон колокольчиков. Толстые губы растянулись в улыбке, показав зубы. Работорговец оживился. Потер руки:

— Ведут!

— Поздравляю!

— Приготовь бумагу, перо!

— Приготовил.

Стражники, видя, как радуется Фенхас, удивились:

— Что делать несчастному, ведь он так беден.

— Нашел бедного! Фенхас побогаче самого Гаруна. Если все его золото высыпать в Тигр, плотина получится. Невольничий рынок Сугулабд в его руках.

— Верно, брат! Самого богатого купца огнепоклонников, Шибла, вместе с его верблюжьими караванами Фенхас может купить, получив прибыль за один день.

Стражники переговаривались, а Фенхас в это время был уже далеко за воротами. Ему не терпелось взглянуть на пленных.

Ветер усилился. У ворот стояла такая плотная стена пыли, что разглядеть лица пленных, покрытые к тому же застывшей кровью, было трудно. На" шеях у людей, изнуренных до крайности, висели свинцовые пластинки. Фарраши и сыщики халифа сновали между рядами, выискивая кого-то. Фенхас затерялся в этой суматохе. Горбатый Мирза с тетрадью и пером в руке спешил от одного пленника к другому, сведения о них — местожительство, имя, возраст — со свинцовых табличек переносил в свою тетрадь. Сыщики халифа, отобрав тех, кто был нужен им, оттесняли несчастных к воротам, а оттуда гнали в сторону дворца. Сердце Горбатого Мирзы ёкнуло: "А вдруг и ее уведут!" Что значит для них горбатый писарь, коли и сам Фенхас побаивается сыщиков повелителя: "Бессовестные, будто мясники. Как заприметят смазливую пленницу, так и кидаются, как волки, и утаскивают. Даже не подумают, сколько за этот товар заплатил Фенхас".

Наглость сыщиков привела в ужас Горбатого Мирзу. Он метался, словно в чем-то провинившись: "Пророк Ширвин, сжалься надо мной! Отведи вражеский глаз от меня! Если сыщики прознают о моем намерении, схватят меня и тотчас же повесят на мосту Рас-аль-Чиср!"

У ворот происходило столпотворение. После утреннего намаза часть пленников со свинцовыми табличками на шеях и с кандалами на руках впустили в город. Звон кандалов разбудил весь Багдад. Мосты через Тигр чуть ли не прогибались под тяжестью пленников. Самодовольные еврейки и христианки, закутанные в чадры спесивые мусульманки, ищущие себе служанок, вышли поглядеть на пленниц.

— О аллах! Ты только погляди! Какие выносливые люди!

— Боже, помилуй, ни звука не издают! Их мать родила, или камень?!

— Это же кяфиры! А какими должны быть кяфиры? Они даже своих умерших не почитают, отдают на съедение птицам и разной твари.

Фенхас и Горбатый Мирза стояли у ворот. Пленных здесь было много.

Круглое лицо Фенхаса побагровело. Рабовладелец сердился, размахивал руками, кому-то грозил:

— Я этого так не оставлю! Призову виновных к ответу! Что за зверство, что за дикость! Эти стражники совсем забыли совесть!

— Что случилось, мой господин? — тихо спросил Горбатый Мирза. — Кто это опять рассердил тебя?

— Все, все!.. И евреи и христиане! Даже свои мусульмане, и те вредят мне! Погляди на тот караван, что везет награбленное! Что ты там видишь?

Горбатый Мирза крутнул свою тонкую жилистую шею в сторону каравана:

— Ой-ой-ой! — покачал головой Мирза. — И впрямь стражники все границы перешли. Бессовестные! И не думают о том, сколько бедре[81] заплатил Фенхас за каждого из этих пленных.

— Эх, Мирза, откуда волку знать, что мул дорого стоит!.. — Горестно вздохнул Фенхас. — Не будь я сыном своего отца, если не найду и не накажу виновного! Прямо к шейху Исмаилу пойду жаловаться. Такое зло и религия не оправдает!

С шеи черного верблюда вместо колокольчика свисал мертвый младенец. А повод верблюда был привязан к кандалам светловолосой женщины. Верблюд шел, ревя и качая головой, ножки мертвого ребенка то и дело касались распущенных светлых волос женщины. Сердце ее обливалось кровью. Но она не выдавала своих чувств, держалась так, будто никакое горе не может сломить ее. Она ступала гордо, высоко подняв голову и не глядя по сторонам. У огнепоклонников считалось великим грехом плакать и причитать в присутствии врагов. Казалось, мать после тяжелой битвы возвращалась на родину с победой. Ее несгибаемое упорство приводило" врагов в растерянность.

Вытерев слезящиеся глаза, Мирза пригляделся к светловолосой женщине: "Она, она самая! Но ведь у нее не должно быть младенца… Я сейчас расспрошу ее, все выясню!"

Ветер обдувал лицо светловолосой молодой женщины, но не мог погасить пламя в ее душе.

Фенхас напустился на стражников:

— Это безобразие! Разве вы не знаете, что нельзя калечить пленных?! Разве не знаете, что из-за этого упадет цена на них?! Это грех, в коране так не написано!

Видя, что Фенхас поглощен сварой, Горбатый Мирза решился подойти к светловолосой женщине. Подозвал одного из молодых писарей, что сопровождали Фенхаса и его:

— Приготовь перо, — сказал, — побудь здесь, я сейчас… Он направился к женщине. Поравнявшись с нею, спросил:

— Сестра, как тебя зовут?

— Баруменд.

— Этот ребенок, что привязан к шее верблюда, твой?

— Не мой. Но чей бы ни был, дитя хуррамитское. Это горе извело меня.

— Значит, твое имя — Баруменд?

— Да, Баруменд.

Горбатый Мирза встрепенулся. Он выкатил глубоко посаженные глаза: "Баруменд! Баруменд!" Горбатый Мирза пристально всматривался в лицо женщины: "Она, она самая, чутье никогда не подводило меня! До чего же порой люди бывают похожи! Вылитая Гаранфиль". Чтобы окончательно рассеять свои сомнения, Горбатый Мирза, прочитал надпись на свинцовой табличке, свисавшей с шеи женщины: "Жительница села Билалабад Миматского магала. Муж — маслоторговец Абдулла, убит Абу Имраном. Имеет двух сыновей — огнепоклонников. Они желают вступить в отряд Джа-видана, Шахракова сына. Опасна. Поступать, как с отъявленной мятежницей!" Дополнительные сведения, сообщаемые свинцовой табличкой, еще более ужаснули Горбатого Мирзу. Он что-то хотел сказать Баруменд, но в это время поблизости прошмыгнул один из халифских сыщиков. Горбатый Мирза на всякий случай строго поглядел на Баруменд и прикрикнул:

— Безбожница!

Баруменд растерялась — окрик Горбатого Мирзы никак не вязался с его недавней доброжелательностью. Но ничего другого ей яе оставалось, приходилось терпеть: "Где ты, Бабек? Ь Погибнуть ничего не стоило, надо было выжить… Ветер сбил красный платок и он теперь обвивал ее исхудалую шею, которую отягощала свинцовая пластинка. Свалявшиеся волосы трепал ветер. Мирза, поглаживая себя пером по редким бровям, разглядывал дрожащее от негодования лицо Баруменд: "В правом глазу — небольшое пятно. Есть! На кандалах — клеймо в виде пламени. И это есть. И на Гаранфиль похожа! И это совпадает! Она самая! Ослепнуть бы, Фенхасу! Если увидит Баруменд, не выпустит из когтей. Красива. Но много мучений испытала, трудную жизнь прожила. В волосах — белые пряди. Печаль рассеется, красота заблещет. Светлые дни просветлят ее. Фенхас выискивает красавиц, чтобы продать подороже. Но я пока не умер. Любой ценой избавлю ее от лап Фенхаса. Старая еврейка, получившая от меня деньги, который день торчит у ворот невольничьего рынка Сугульабда. Я ей назвал приметы Баруменд. Да к тому же, как только Баруменд произнесет мое имя, старуха сразу смекнет что к чему, хитрая чертовка. Она отыщет Баруменд среди тысяч пленниц. И плату получит, и уважение заслужит".