Князь Рысев 3 - Евгений Лисицин

Словно была больше не в силах стоять, девчонка смахнула ворох бумаг с ближайшего стула, чуть придвинула его к столу, не без вздоха облегчения села.

Я бросил взгляд на свой пистолет и устыдился — не сам ли только что предлагал ей отложить оружие? Хочешь говорить, поддакивал моей совести здравый смысл, так говори — сейчас она сидит перед тобой и абсолютно беспомощна.

— Твоих рук дело? — Я кивнул на дважды покойника. Кем бы ни был сей доблестный торгаш детским счастьем, сейчас он выглядел отвратительно.

Она уставилась на него так, будто видела впервые, и все же после раздумий утвердительно качнула головой.

Мне казалось, что я ее понимаю. В ее симпатичной головке смешалось все и сразу. Язык, такой болтливый и скорый на тщету угроз, теперь ее не слушался и будто желал быть умнее хозяйки.

Боялся ляпнуть лишнего.

— И чем же тебе не угодил простой работяга?

— Простой? — Я только что наступил на ее любимую мозоль. Менделеева готова была взвиться, словно змея: утраченные силы снова вернулись в ее тщедушное тельце. — Этот поганец посмел бросить тень скверны на мой род!

Я понимающе кивнул, будто признавая за ней право на его смерть. Вот только меня что–то грызли сомнения, что папенька сей юной особы ворвался к ней в комнатушку под вечерний час, оторвал от увлекательного развлечения по отрыванию голов у плюшевых кукол и велел, взяв с собой целую армию крыс, убить какого-то... какого-то...

Честно признаться, я даже не знал, кем он был. Но если это административное крыло, то наверняка какой-нибудь бухгалтер.

Или директор.

Что-то подсказывало, что благородным родам могли простить многие преступления. Простолюдин, крестьянин, заводской рабочий — их гибель никто и не заметит. Бросят расследование на полпути, как только из всех щелей дела потечет благородство. А вот целый директор явно стоил того, чтобы преступника нашли и хотя бы показательно наказали.

Словно читая мои мысли, она опустила глаза, рисуя пальцем на дубовой столешнице невидимые круги.

— Константин велел его не трогать. Говорил, что мы сможем его шантажировать, использовать. А я поступила так, как поступил бы отец!

Вот так-так. Значит, эта сладкая парочка родственников — сироты. А юный Константин слишком рано возложил на свои плечи груз быть патриархом своего рода. Понятно тогда, почему он сошелся в схватке с Тармаевым-старшим. Хотел доказать всем и самому себе в первую очередь, что он достоин занимать эту должность.

Любопытно.

Я отвлек Катьку от столь увлекательного занятия, придержал ее руку. Может быть, ясночтение и давало ясно понять, что из всей магии у нее разве что возможность общения с крысами да пассивка «Крысиная царевна», позволявшая ими самым нещадным образом управлять. Вот только я уже не раз видел, как безобидные на первый взгляд вещи вроде спичек вполне себе превращались в орудие чародейских смертоубийств.

Она задержала на мне вопросительный взгляд, когда я повелительно прижал ее руку к столу. Черт бы меня побрал, я ощутил себя старой каргой, училкой, что так же любила хватать за руки учеников.

Покачал головой, прогоняя сравнение прочь.

— Я никак не ожидала увидеть тебя в его охранниках.

От ее заявления у меня глаза чуть на лоб не полезли. Понятно тогда, почему она напала на нас без разъяснений и лишних разговоров. Приняла за пусть и не вовремя, но подошедшую подмогу. У меня все внутри похолодело от липкого ужаса — если девчонке показалось, что оная должна явиться, значит, были причины.

Погоди паниковать, попыталось унять меня здравое зерно размышлений. Кто тебе сказал, что она, как на духу, вещает правду?

Я взял Подбирин, направив ствол в ее сторону — Катька не сводила с меня глаз. Я уже стрелял в нее, крутилась мысль в ее голове, что мешает мне повторить?

Словно для успокоения, выглянул в разбитое окно — все еще не унявшийся дождь обратился в вялую грозу. Бродяга-ветер шелестел мусором, колотился в жестяное покрытие. Улица была пустынна как никогда — ни единой машины, ни одного человека. Будто мы на этот миг оказались последними людьми во всем Петербурге.

Лишь одинокий, парящий несмотря на непогоду дирижабль ломал ощущение полной безмятежности.

Дирижабль.

Я облизнул губы, вспомнил, с какой ненавистью во взоре на них смотрела Майя. Следовало бы еще тогда догадаться, что эти самые летающие папиросы — дело рук Менделеевых...

Еще раз бросил взгляд на Екатерину — ее трясло от пробивавшегося сквозь разбитое окно сквозняка.

В два шага я оказался у вешалки — покойнику уже вряд ли понадобится хоть один из этих пиджаков. Швырнул один из них ей, давая возможность прикрыться.

А ей ведь даже и в голову не приходило, что я могу явиться сюда по своим делам.

— Что же он такого сотворил, что могло запятнать твою столь расчистейшую честь? Мне-то казалось, что после того как вас позорно слили в доме Тармаевых, падать ниже уже некуда.

— Позорно? Слили? — Она повторяла за мной слова, будто не ведая их истинного значения. Я лишь махнул рукой, будто говоря, что оправдания меня интересуют мало.

Будто показывая добрые намерения, я спрятал ствол в кобуру.

— Он безбожно врал и крал.

— Как будто род Менделеевых так никогда не делал, — вставил шпильку любопытства ради, а не ее злости для. Она же заворочалась так, будто у нее под седалищем огнем вспыхнули раскаленные угли.

— Да как ты смеешь, ничтожество?!

Я умиротворяюще поднял руки, будто говоря, что не ищу с ней ссоры. Успокоиться ей было непросто. Я бы на месте здешней реальности помимо абилки «Крысиная царевна» от щедрот своей души добавил бы еще «Королеву драмы» и «Принцессу истерики». Так, для полного комплекта.

— Он врал и крал. Тут, если хорошенько покопаться, таких, как он, в одном только Петербурге на всю страну хватит. Сколько же ему надо было утащить, чтобы ты явилась по его душу?

— Он украл у нас рецепт святых чернил.

— Так... так, — у меня мурашки пробежали по спине. Глянул на несчастного покойника. Кажется, я только что отыскал писателя той записки, требовавшей моего похищения. Жаль вот только, что мертвые не разговаривают.

— А в городе некроманты есть? — Я спрашивал скорее из отчаяния, чем в самом деле надеясь на утвердительный ответ.

Алхимик лишь недоуменно покачала головой — видать, впервые слышала