Девушка в поезде - Пола Хокинс

Он доброжелательно улыбается и протягивает мне планшет. Я касаюсь заголовка, и заметка появляется на экране.

По делу об исчезновении Меган Хипвелл, двадцати девяти лет, проживавшей в Уитни и исчезнувшей вечером в субботу 13 июля, арестован мужчина тридцати с небольшим лет. Полиция отказалась подтвердить, что арестованным является муж Меган Скотт Хипвелл, который был задержан для допроса в пятницу. Сегодня утром пресс-секретарь полиции сделал заявление, в котором сказал: «Мы можем подтвердить, что в связи с исчезновением Меган арестован мужчина. Обвинение в совершении преступления ему пока не предъявлено. Поиски Меган продолжаются, мы проводим обыск по адресу, который, как мы полагаем, может оказаться местом преступления».

Мы как раз проезжаем мимо дома Хипвеллов; на этот раз сигнал на семафоре не красный, и электричка не останавливается. Я быстро поворачиваю голову, но все равно не успеваю ничего увидеть. Руки у меня дрожат, когда я возвращаю планшет владельцу. Тот печально качает головой.

– Мне искренне жаль, – говорит он.

– Она жива, – произношу я хриплым голосом и сама себе не верю.

К моим глазам подступают слезы. Я была в его доме. Я была там. Я сидела за столом напротив него, смотрела ему в глаза, что-то чувствовала. Я вспоминаю его огромные руки – если он мог запросто раздавить ими меня, то что говорить о миниатюрной и хрупкой Меган?

Визг тормозов возвещает о приближении станции Уитни, и я вскакиваю на ноги.

– Мне надо выйти, – говорю я своему попутчику, который слегка удивляется, но понимающе кивает:

– Желаю удачи.

Я бегу по платформе, потом вниз по лестнице. Пробираюсь сквозь встречный поток людей и уже почти оказываюсь на нижней площадке, как вдруг спотыкаюсь, и кто-то говорит: «Осторожно!» Я не оборачиваюсь на голос и смотрю на край предпоследней бетонной ступеньки. На нем след крови. Интересно, когда он оставлен? Мог он пробыть здесь неделю? Это моя кровь? А может, ее? Могли его арестовать из-за того, что в доме нашли ее кровь? Я стараюсь представить себе кухню, гостиную. Запах, очень сильный запах антисептика. Чистящего средства? Не знаю, не могу вспомнить, я помню лишь запах пота от футболки и пива в его дыхании.

Я бегу мимо подземного перехода и спотыкаюсь на углу Бленхайм-роуд. Пробегаю по тротуару, стараясь не дышать и пригибая голову. Я боюсь поднять глаза, но, когда все-таки решаюсь, вижу, что ничего не происходит.

У дома Скотта нет никаких фургонов и полицейских машин. Может, они уже закончили с обыском? Но если бы они что-то нашли, то наверняка были бы еще здесь – им потребуется несколько часов, чтобы все осмотреть в поисках улик. Я ускоряю шаг. Добравшись до его дома, я останавливаюсь и делаю глубокий вдох. Шторы задернуты и наверху, и внизу. В соседнем доме штора шевельнулась. За мной наблюдают. Я подхожу к двери и поднимаю руку. Я не должна быть здесь. Я не знаю, что я тут делаю. Я просто хотела посмотреть. Хотела узнать. Внутренний голос призывает меня развернуться и уйти, но мне ужасно хочется постучать в дверь. Я все-таки решаю уйти, но в этот момент дверь распахивается.

Прежде чем я успеваю отреагировать, появляется его рука и притягивает меня к себе. Его губы сурово сжаты, глаза сумасшедшие. Он не в себе. Меня накрывает волна страха и адреналина, и я вижу надвигающуюся тьму. Я открываю рот, чтобы закричать, но слишком поздно – он рывком втаскивает меня внутрь и захлопывает дверь.

Четверг, 21 марта 2013 года

Утро

Я никогда не проигрываю. Он должен это знать обо мне. В таких играх я никогда не проигрываю.

На экране моего телефона нет ничего. Вызывающе и нагло ничего. Ни эсэмэсок, ни пропущенных вызовов. Каждый раз, когда я смотрю на него, мне кажется, будто я получаю пощечину, и меня душит бешенство. Что случилось со мной тогда в номере? Что я себе вообразила? Что между нами возникла какая-то связь и что у нас все серьезно? Он и не собирался со мной никуда ехать. А я ему на секунду – больше, чем на секунду, – поверила, и это меня по-настоящему приводит в ярость. Я оказалось наивной и доверчивой дурой. А он смеялся надо мной с самого начала.

Если он считает, что я буду сидеть и плакать о нем, то сильно ошибается. Я смогу без него прожить, и очень даже неплохо, но я не люблю проигрывать. Я не такая. Совсем не такая. Меня не отвергают. Это я бросаю.

Я свожу себя с ума и ничего не могу с этим поделать. Я не могу перестать снова и снова прокручивать в голове ту встречу в отеле, его слова и то, что он заставил меня чувствовать.

Ублюдок!

Если он думает, что я просто исчезну, уйду по-тихому, то он ошибается. Если он не ответит в самое ближайшее время, я больше не буду звонить на мобильный, а позвоню ему сразу домой. Я не позволю собой пренебрегать.

За завтраком Скотт просит меня отменить сеанс у психотерапевта. Я молчу. Делаю вид, что не слышу его.

– Дейв пригласил нас на ужин, – говорит он. – Мы не общались уже целую вечность. Ты можешь перенести свой сеанс?

Он произносит это вполне нейтральным тоном, словно обращаясь с обычной просьбой, но я чувствую на себе его внимательный взгляд. Мы вот-вот можем поссориться, и мне надо быть осторожной.

– Я не могу, Скотт, уже слишком поздно, – говорю я. – Давай лучше пригласим Дейва и Карен к нам в субботу?

Перспектива развлекать Дейва и Карен в выходные мне вовсе не улыбается, но приходится идти на компромисс.

– Нет, еще не поздно, – возражает он и ставит свою кружку на стол передо мной. Потом кладет мне руки на плечи и, чуть подержав, повторяет просьбу: – Отмени сеанс, ладно? – И выходит из комнаты.

Едва за ним закрывается дверь, я хватаю кружку и швыряю ее в стену.

Вечер

Я могла бы сказать себе, что на самом деле он вовсе не отвергает меня. Могла бы постараться убедить себя, что он просто хочет поступить правильно как с моральной, так и с профессиональной точки зрения. Но я знаю, что это не так. Или, по крайней мере, не совсем так, ведь мораль (и уж точно работа) не является тем, чем человек не может пожертвовать ради по-настоящему дорогого ему существа. Ради любимого или любимой человек готов пожертвовать всем остальным. Я просто недостаточно дорога Скотту.

Я не отвечала на звонки Скотта весь день, на сеанс психотерапевта явилась позже назначенного времени и сразу прошла в кабинет, не сказав ни слова секретарше. Он сидел за столом и что-то писал. Когда я вошла, он посмотрел на меня, но не улыбнулся и снова уткнулся в бумаги. Я стояла и ждала, когда он соизволит обратить на меня внимание. Мне казалось, что на это ушла целая вечность.

– У тебя все в порядке? – наконец спросил он. И улыбнулся. – Ты опоздала.

У меня перехватило дыхание, и я не могла выдавить ни слова. Я обошла вокруг стола и присела на край, касаясь ногой его бедра. Он чуть отстранился.

– Меган, – повторил он, – с тобой все в порядке? Я покачала головой и протянула ему руку. Он взял ее.

– Меган, – снова сказал он, качая головой.

Я молчала.

– Ты не можешь… Тебе надо сесть. Давай поговорим.

Я отрицательно мотнула головой.

– Меган.

Произнося мое имя, он только все усугублял.

Он поднялся и, обогнув стол, отошел от меня подальше и остановился посередине комнаты.

– Ну же, – произнес он по-деловому и даже резко. – Присядь.

Я подошла к нему и, обняв одной рукой за талию, другую положила ему на грудь. Он убрал мои руки, взяв за запястья, и отодвинулся.

– Не надо, Меган. Ты не можешь… мы не можем… – Он отвернулся.

– Камаль, – произнесла я, и голос у меня дрогнул. Я ненавидела себя за это. – Пожалуйста.

– Это… здесь… Тут не место. В желании нет ничего предосудительного, поверь, но…

Тогда я сказала ему, что хочу быть с ним.

– Это перенос чувств, Меган, – не сдавался он. – Такое бывает. И со мной тоже. Мне следовало поговорить об этом еще в прошлый раз. Мне очень жаль.

Я чуть не закричала. По его словам, выходило, что это обычная банальность, самая что ни на есть тривиальная вещь.

– Ты хочешь сказать, что ничего не чувствуешь? – спросила я. – И что я все это выдумала?

Он покачал головой:

– Ты должна понять, Меган. Мне не следовало допускать, чтобы все зашло так далеко.

Я подошла к нему, положила ему руки на бедра и повернула к себе. Он снова убрал мои руки, взяв за запястья своими тонкими пальцами.

– Я могу потерять работу, – сказал он, и тут я пришла в ярость.

Я отпрянула, резко и гневно. Он попытался удержать меня, но не смог. Я стала кричать, говорила, что мне плевать на его работу. Он пытался меня успокоить – наверное, переживал, что подумает секретарша и другие пациенты. Схватил меня за плечи и крепко сжал, призывая успокоиться и перестать вести себя как ребенок. Он сильно встряхнул меня. Мне даже показалось, что он вот-вот даст мне пощечину.