И.о. поместного чародея - Мария Заболотская

— Неуважение к суду! — пискляво крикнул крайний левый маг, тот самый, что довольно похрапывал все это время. Уж кто бы говорил…

Я встала, страшным усилием воли сдержав зевок.

— Отвечайте на вопросы честно и незамедлительно, говорите по сути и только когда вам будет позволено, — с презрением, как мне показалось, сказал Артиморус.

Я кивнула.

— Неуважение к суду! — снова влез левый крайний, и я хмуро на него покосилась. Видимо, он невзлюбил меня по наитию, едва только увидел.

— Итак, ваше имя?

— Каррен Глимминс из Каллесворда, — покорно ответила я и приготовилась к худшему. Если уж мне пришлось соврать еще при первом вопросе, то что же будет дальше?..

Уже вечерело, когда история моих преступлений наконец подошла к концу. Артиморус смотрел на меня едва ли не с ненавистью, которая могла относиться равно как к моей дерзости, так и к количеству моих деяний. Уже объявляли и обеденный перерыв, и вечерний, а прегрешения мои все не заканчивались. Открылось все — и мои посещения лекций в форме адептки, и присвоение себе имени Корнелии Вента вкупе с воровством документов из кабинета Стеллы, и самовольная волшба, и кража книг из библиотеки, и нарушение границ Академии… Выходило, за всю историю существования Академии подобных случаев не бывало, что мне немного польстило. Я нарушала договор на протяжении почти шести лет — это что-то да значило! Ах да, еще я свела клеймо Академии с руки, как же я забыла…

Ежу было понятно, что о снисхождении просить было бессмысленно. Хуже того — Трибунал мог принять мои просьбы за издевательство.

Артиморус наконец грохнул молотком по столу и изрек:

— Трибунал Лиги заслушал всех свидетелей и обвиняемую. Мое мнение, как председательствующего, таково: более вопиющего преступления я не видывал давно. Неслыханная дерзость, закоснелость и пренебрежение ко всем предписаниям! Такое могут себе позволить разве что маги, но никак не служанка, особа низшего сословия и происхождения! Сия девица хитра и изворотлива, как уж. Я даже не удивляюсь тому, что ей так долго все сходило с рук. Но я поражен тем, что она была принята сюда на работу. И посему госпожу Стеллу ван Хагевен ждет серьезный разговор. Вы, госпожа мажордом, нарушили один из главнейших законов Академии — заключили договор с лицом, имеющим способность к магии! Ваши оправдания я выслушаю позже…

Тут я почувствовала, как закололо у меня под лопаткой, и поняла, что Стелла сейчас проклинает меня до двадцатого колена. "Мы тоже не лаптем щи хлебаем!" — злорадно подумала я и сплела пальцы в хитрый кукиш. Мой тонкий слух уловил злобное проклятье где-то во втором ряду. Результатов своей атаки я увидеть не могла, но по всем правилам у мерзкой ведьмы на носу должен был выскочить прыщ. Хотя, если он появился у нее на языке, я тоже не была бы разочарована…

— …и приговор был единогласным: пожизненное заключение в Армарике!

"Ну вот и все" — устало подумала я и закрыла глаза. Похоже, отворот Стелле ван Хагевен был последним приятным событием в моей жизни…

Артиморус с душой грохнул молотком и возвестил:

— Трибунал закончил свое заседа…

— Эй, погодите!!! — перебил его требовательный вопль из-за моей спины. В самом этом вопле ощущалось осознание полного права кричать вот так, во всю глотку во время заседания Трибунала и оттого сердце мое дрогнуло.

"Это еще что такое?" — подумала я и завертелась на скамейке, как на раскаленном противне.

— Это еще что такое?! — рявкнул Артиморус и выпрямился во весь рост.

Тут произошло сразу два события: стражник ухватил меня за шиворот, явно решив, что мое беспокойство лучше пресечь, а помост коротко и громко скрипнул и спустя бесконечно долгое мгновение с грохотом обрушился, не выдержав столь резкого движения главы Трибунала. Сквозь треск ломающихся досок и балок донеслись дружные проклятия участников Трибунала, и перед глазами моими мелькнула борода главы Лиги, подобная хвосту падающей кометы. В зале раздались охи и вскрики, а с задних рядов — непочтительный смех.

Во всеобщем бедламе я и не заметила, как к руинам помоста без лишней суеты подошел человек в сером дорожном плаще и грязных сапогах. Некоторое время он наблюдал за плачевным состоянием цвета чародейского племени, а затем полез по обломкам досок вглубь и извлек из обломков бывшего помоста Артиморуса Авильского.

Тот пыхтел, сыпал проклятиями и плевался. Когда его взгляд, наконец, сфокусировался на своем нежданном спасителе, то лоб его побагровел, усы зашевелились, и раздался возмущенный вопль:

— Ах ты паскудник! Так это ты… Ты….

Ясно было, что слов у почтенного мага было много, однако он не мог решить, какое из них следует сказать первым. Я попробовала было освободиться от лапищи стражника, но на него эта сутолока не произвела значительного впечатления и хватки он не ослабил.

— Мое почтение, господин Артиморус. — вежливо произнес мужчина в сером плаще и я, наконец, его узнала. Ну конечно же! Это был магистр Каспар!

Я радостно охнула, еще не понимая, как его появление может мне помочь, но, тем не менее, вновь обретя надежду. Он оглянулся и улыбнулся мне самой приятной улыбкой, на которую был способен.

— Здравствуй, крестница. — сказал он мне. Его тон был любезен и учтив, словно он даже не заметил, что его крестная дочь барахтается в полуметре от земли над скамьей подсудимых, крепко удерживаемая стражником за воротник. Можно было вообразить, что мы повстречались на светском рауте между мазуркой и полонезом.

— Ну и что это все значит? — Артиморус все еще был красен и возмущен.

Магистр Каспар наклонил к нему голову и сказал вполголоса, но я все равно его услышала:

— Это значит, что я могу кое-что сообщить по этому делу. И то, что я скажу, заставит вас пересмотреть свой приговор!

И вот я очутилась в какой-то каморке с маленьким окошком, сквозь которое не было никакой возможности протиснуться. Я ободрала себе плечи, уши и ладонь, однако была вынуждена признать, что выбраться отсюда невозможно. Слова магистра Каспара, которые мне удалось подслушать, меня не воодушевили. Вполне возможно было, что его сообщение действительно сподвигло бы Артиморуса изменить мой приговор, и он присудил бы мне, например, смертную казнь через повешение или четвертование.

Потом я изучила дверь и поняла, что мне остается разве что попробовать прошибить ее лбом, так как более подходящего применения моей пустой голове не было.

Усевшись на пол, я заскучала, отчетливо осознавая, что пребываю сейчас не на самом лучшем отрезке жизненного пути и остается только просить всемилостивых богов, чтобы этот отрезок не стал еще и финальным. Однако от печальных размышлений меня отвлек какой-то шум.