Звездный скиталец (С иллюстрациями) - Николай Гацунаев

В туркменском ауле Бадыркент, в доме чудом ускользнувшего от расправы проводника отряда Бековича-Черкасского купца Ходжи-Нефеса он мучительно долго втолковывал непокорному мужику, что от него требуется.

Присутствовавший при разговоре туркмен оказался куда понятливее.

— Дурак ты, Савел, — веско сказал он, когда охрипший от бесплодных разговоров Симмонс уже почти отчаялся. — Дело тебе предлагают. Получится — в Россию вернетесь. А так все равно рабами Шергазыхана подохнете. Невольники в Хиве долго не живут. Чего же тут думать?

Ходжа-Нефес был человеком образованным, неплохо говорил по-русски, бывал в Астрахани, Москве, Петербурге и даже был удостоен приема у Его Императорского Величества Петра Первого. Во всем ханстве не нашлось бы, наверное, более горячего сторонника сближения с Россией. И то, чего не смог добиться Симмонс, удалось Ходже-Нефесу: Савелий согласился ехать к Тимурсултану.

Проводником добровольно вызвался ехать Ходжа-Нефес.

— У нас здесь так, — объяснил он свое решение, — или друг, или враг смертельный. Середины не бывает. Пока Шергазыхан жив, мне покоя не знать.

Юрта хана каракалпаков почти не выделялась среди юрт его сородичей: разве что размером побольше, да покрыта не темными кошмами, как другие, а белыми. На шесте, видный издалека, покачивался на легком ветру волосяной бунчук.

С хриплым лаем кинулись навстречу огромные волкодавы с подрезанными ушами и хвостами. Еле отбились плетками и то, не подоспей каракалпаки вовремя, — быть спутникам искусанными. Дюммель с перепугу даже ноги задрал на шею лошади, чудом удержался в седле. Подчиняясь свирепым окрикам хозяев, псы отбежали, все еще скаля клыки, но уже весело вертя коротенькими обрубками хвостов. Возле белой юрты Тимурсултана всадники спешились.

Был хан каракалпаков молод, широкоплеч, вспыльчив, чужд придворного этикета, хотя жил некоторое время при бухарском эмире, и скор на расправу. Одевался, как простой степняк, однако стояли за его спиной все родовые объединения арыса конграт, а курган Тимурсултана мог при необходимости вместить несколько тысяч человек и был, пожалуй, самым укрепленным и неприступным в Приаралье.

То и дело сменявшиеся на хивинском престоле ханы не раз пытались взять его штурмом, но терпели неудачи.

Сын некогда правившего Хивой Мусахана Тимурсултан был для них реальной угрозой, тем более, что не раз заявлял о своих правах на престол и даже ходил походом на Хиву, однако захватить город не смог. Последнюю попытку избавиться от настырного конкурента совсем недавно предпринял Шергазыхан: его послы во главе с Кулымбаем должны были, чего бы это ни стоило, убить Тимурсултана. Однако последний сразу же заподозрил неладное, велел схватить послов и отрубить им головы.

И теперь, разглядывая из глубины юрты стоявших возле коновязи незваных гостей, он старался определить, кто они такие, зачем пожаловали и как с ними обойтись.

Трое не внушали доверия. Тот, белоголовый, судя по одежде, — простолюдин. Нарядился дехканином, но и дураку ясно — не азиат. Второй по крайней мере одет по-европейски, хотя нахлобучь на него чугурму — сойдет за туркмена. Лицо узкое, решительное, глаза смелые. От такого чего угодно ждать можно. Тот, что в мундире, пожалуй, и в самом деле русский офицер, недаром и Ходжа-Нефес с ними. Туркмена Тимурсултан знал. Этому с Шергазыханом под одним небом не жить: тех, кто с русскими заодно, Шергазы не милует. Особенно теперь, после разгрома отряда князя Черкасского.

Тимурсултан провел ладонями по лицу, словно паутину смахнул. Одно ясно: Шергазыхан их подослать не мог. А коли так…

— Агабий! — властно произнес Тимурсултан. — Зови гостей в юрту. Вели барана зарезать, да пожирнее.

Поздно ночью, когда осоловелые от обильной еды и выпитого кумыса гости улеглись спать, Тимурсултан вызвал из юрты Ходжа-Нефеса. В высоких зарослях заунывно посвистывал ветер. Всхрапывали в темноте лошади.

— Им не верю. Тебе верю, туркмен, — сказал Тимурсултан. — Говори, зачем приехали.

— Зря не веришь. — Нефес кинул под язык щепотку насвая. Продолжал, чуть пришептывая: — Тот, светловолосый, — раб Шергазыхана. Пришел с князем Бековичем-Черкасским. Хан обещал отпустить русских пленников-обманул, сделал рабами. Теперь у них одна дорога — убить Шергазы. Тогда, может быть, домой вернутся.

— А те двое?

— Один — офицер, другой — чиновник белого царя.

— Чего хотят?

— Помочь своим освободиться от рабства.

— Откуда пришли?

— С Каспия. Там у них крепости.

— Знаю.

— Если новый хан пожелает принять русское подданство, через пару недель русские войска вступят в Хиву. С таким союзником хану никто не страшен. Поговори с полковником, он подтвердит.

— Чиновник зачем приехал?

— Деловой человек. Будет на месте скупать хлопок, люцерну, коконы.

Неподалеку залаял-завыл волкодав, всполошил собак всего кочевья.

— Думаешь, убьют Шергазыхана?

— Убить-то могут. Сами из Хивы не выберутся. Разве что ты поможешь.

— Ты бы помог?

— Видишь — помогаю.

— А мне?

— Что тебе?

— Поможешь, если ханом в Хиве стану? Ты с русскими дружишь. Пусть примут в подданство.

— Помогу.

— Смотри, Ходжа-Нефес, с огнем играешь!

— Не пугай. Знаю, на что иду.

— Завладею престолом, — главным визирем будешь. Мое слово — крепкое.

— Мое — тоже.

Помолчали. Каждый думал о своем.

— Иди спать, Ходжа-Нефес.

— А ты?

— С ишаном посоветуюсь.

— Не надо.

— Почему?

— Все они заодно с ханом.

— Мой — нет.

— Ну, смотри сам. Не верю я им.

— Моему — верь. Прощай, Ходжа. Завтра поговорим.

— Прощай, Тимурсултан.

Вернувшись в юрту, туркмен ощупью, не зажигая огня, улегся на свое место. Немного погодя легонько похлопал Симмонса по плечу, прошептал еле слышно:

— Спите, таксыр?[8]

— Нет.

— Слышали?

— Слышал.

Наутро в переговорах принял участие еще один человек: изможденный, с реденькой седой бороденкой и усами старик в огромной чалме. Симмонс тотчас мысленно окрестил его божьим одуванчиком. Участия в разговоре одуванчик не принимал, сидел молча, покачивая головой и перебирая продолговатые величиной с виноградину каждая янтарные четки.

Тимурсултан согласился помочь рабам, но, когда заговорили о сроках, уперся на своем:

— Теперь воевать нельзя — год овцы. Вот следующий будет год обезьяны, тогда можно.

Покосился на хан-ишана. Старик, не поднимая глаз, кивнул.

Попытка форсировать события не увенчалась успехом. Удалось лишь заинтриговать Тимурсултана и заручиться его поддержкой. Ходжа-Нефес отправился к себе в Бадыркент. Савелий был возвращен в свою реальность, в ночную полную спящих рабов кулхону. Утром, узрев его новое облаченье, плешивый Сайд изумленно вытаращил глаза, но отобрать одежду не посмел. Симмонс с Дюммелем возвратились в Ново-Ургенч и, распив бутылку рейнвейна, отправились спать, чтобы успеть утром к церемонии открытия узкоколейной железнодорожной ветки.