Беглый огонь! Записки немецкого артиллериста 1940-1945 - Вильгельм Липпих

Большая часть советской пехоты и бронетехники была застигнута врасплох в чистом поле и уничтожена немецкими самолетами при попытке отступить на восток. Немецкому люфтваффе удалось добиться военного превосходства в воздухе и помешать отступлению вражеских частей. Наши штурмовики огнем крупнокалиберных пулеметов безжалостно истребляли незащищенные цели противника, оказавшиеся на огромных открытых пространствах.

Такие атаки были особенно разрушительными в тех случаях, когда массированному обстрелу с воздуха подвергались дороги, заполненные людьми и транспортом русских. От пулеметных очередей немецких самолетов невозможно было укрыться. Даже те, кто забился в кюветы вдоль дорог, не были застрахованы от опасности. Те, кто не был убит сразу, наверняка получили серьезные ранения.

Танки Красной Армии, которые не были уничтожены, стали немецкими трофеями. Если бы в такой танк после прицельного выстрела попал заряд нашей 150-мм гаубицы, то он, несомненно, был бы сразу выведен из строя — была бы разбита пушка или гусеницы. Однако главная цель нашей минометной роты состояла в огневой поддержке наших пехотинцев в боях против вражеской пехоты. В те дни нам отчаянно не хватало бронебойных снарядов, способных пробить толстую броню советских танков, и поэтому мы избегали боев с танковыми частями русских, за исключением кризисных случаев. У дивизии имелось много различных средств борьбы с танками противника.

Двигаясь на северо-восток, за неделю мы прошли около 110 километров от литовского Шауляя до латвийской столицы Риги. Когда 5 июля мы вошли в этот город, небольшие толпы местных жителей, столпившихся на улицах, приветствовали нас криками «освободители!» и дарили цветы и шоколад в знак благодарности за освобождение от советской оккупации. В то же время часть населения, испугавшись нашего появления, пряталась в подвалах домов. В основном мы встречали теплый прием во всех прибалтийских странах — Эстонии, Латвии и Литве. Это укрепило нас в убеждении, что наше дело правое.

Когда наша колонна проходила по улицам Риги, мы чувствовали себя почти как дома, потому что архитектура в Латвии не слишком отличалась от немецких городов балтийского побережья. Нашему стремительному походу на восток не помешало даже то, что Красная Армия при отступлении разрушила мост через реку Дюна.

Двигавшиеся впереди нас саперные части успели установить на его месте понтонную переправу. За полдня мы миновали Ригу, прошли дальше и снова оказались на открытом пространстве.

6-21 июля

Когда ближе к вечеру того же дня наша рота сделала привал в какой-то латвийской деревушке, мы заметили в полукилометре от нас примерно десяток русских. Очевидно, преследуемые нашими наступающими войсками, они пытались спасти свои жизни, отступая на восток. Несколько стоящих рядом со мной солдат открыли по ним огонь из винтовок, пользуясь тем, что находились на господствующей высоте над противником. По всей видимости, несколько русских были убиты, однако остальные успели рассредоточиться и скрыться в лесу.

Это было наше первое боевое столкновение с русскими после первых перестрелок на границе, когда мы решили, что военная кампания в России превратится в долгую череду бесконечных маршей вслед за отступающим противником. Однако в следующие недели мы получили возможность убедиться совсем в другом.

7 июля мы вошли в латвийский город Рауна, что в 80 километрах к востоку от Риги. Здесь наша дивизия ввязалась в первый после перехода границы настоящий бой с частями Красной Армии. Наша рота развернула минометы и гаубицы для поддержки полковой пехоты, однако перестрелка быстро закончилась, потому что советские войска поспешно отступили.

Поскольку наши танковые части уже обошли с фланга оборонительные позиции противника, нам пришлось столкнуться лишь с русским арьергардом, прикрывавшим отступление Красной Армии. В следующие дни произошли лишь короткие перестрелки с врагом, которые, однако, не помешали нашему дальнейшему движению на восток.

Спустя пару дней наша рота расположилась на привал среди домишек какой-то деревни, расположенной возле дороги. Помня о том, что деревня представляет собой идеальную цель для советской артиллерии, я лег спать под открытым небом, в небольшой ямке неподалеку от дома.

В середине ночи я проснулся от звука голосов. До меня донеслись лишь обрывки разговора проходивших мимо людей, и я не понял, кто это — немцы или русские. Я напрасно пытался разглядеть идущих, но в кромешной тьме различал лишь смутные силуэты, хотя они находились всего в десятке футов от меня.

Напрягая слух, я окончательно убедился в том, что это не немцы. Интуиция подсказала мне, что это, видимо, небольшая группа русских красноармейцев, выбирающихся из окружения. Я сначала подумал, что они прошли мимо наших часовых, но потом решил, что, скорее всего, русские просто не заметили нашего присутствия, как и мы — их.

Не вполне понимая, представляют ли русские опасность для нас, я лихорадочно ломал голову над тем, как мне поступить. Если я выстрелю из винтовки или брошу гранату, то убью нескольких врагов, но в таком случае рискую стать жертвой своих же товарищей, которые по ошибке откроют по мне огонь. В конечном итоге я предпочел не производить шума и позволить русским пройти дальше. К моему великому облегчению, те вскоре скрылись в темноте, так и не заметив нас.

Пройдя менее чем за неделю около 150 километров от Рауны на восток, наша дивизия, наконец, оказалась на территории самой России. 12 июля мы подошли к Пскову, расположенному на южном берегу Чудского озера, где соединились с нашими танковыми дивизиями, ожидавшими поддержки пехотных частей, чтобы возобновить наступление в сторону Ленинграда.

Повернув на север, мы оказались на крайнем левом фланге группы армий «Север». Справа от нас находилась 1-я пехотная дивизия вермахта, слева — восточный берег озера. В то время как мы двигались вперед по плоской равнине с редкими лесами, само Чудское озеро оставалось вне нашего поля зрения.

Начав наступление на север, мы все чаще сталкивались с такими препятствиями, как плохие дороги и усиливающееся сопротивление советских войск. Дело также серьезно осложнялось картами, на них были показаны главные дороги, которых в реальности просто не существовало. Помимо проблемы с точностью, имелась и другая — даже скверных карт нам все равно не хватало. Несмотря на то что нашему ротному командиру удалось где-то раздобыть местные географические карты, нам, обычным пехотинцам, было абсолютно непонятно, в каком именно месте бескрайних русских просторов мы находимся.