Ревность волхвов - Анна и Сергей Литвиновы

– Да я ведь все уже рассказала.

– А мне кажется, что вы не были до конца откровенны.

– Вас интересуют детали? – саркастически улыбнулась красавица Горелова.

– Да, если вам не трудно.

Женя разозлилась или просто сделала вид.

– Раз вас интересуют подробности, – голос ее звучал холодно, – задавайте конкретные вопросы.

– Вы позвонили своему мужу, когда он катался, около часа дня. Зачем?

– Звала его домой обедать.

– Именно обедать? Или по какой-то другой причине?

– Как вы догадались, Холмс! – высокомерно улыбнулась Женя. – Да, вы, Лесечка, правы. Я звала Петю не только пообедать, но и заняться со мной любовью. Поэтому он довольно быстро прилетел.

– Спасибо за откровенность.

– В котором часу он пришел?

– Что-то около половины второго.

– И?..

– Мы действительно пообедали. А потом в самом деле занялись сексом. – Женя послала в мою сторону мимолетную улыбку, как бы извиняясь передо мной, а дальше обратилась прямо к Лесе (по-моему, ей доставляло удовольствие выбивать девушку из колеи): – Мы с моим супругом хорошо провели время. Даже моя нога не могла нам помешать. Есть, знаете ли, такие позиции… Впрочем, не буду вас, деточка, развращать… Да, нам с ним было неплохо… Мы даже улетели с ним в обнимку, заснули на полчасика…

Если вы думаете, что откровенность Евгении охладила меня, вы заблуждаетесь. Наоборот, она только подогрела мою зарождающуюся страсть. Есть сорт женщин, в чьих устах истории собственных похождений звучат возбуждающе. А может, это я принадлежу к тому типу мужчин-извращенцев, которые от подобных рассказов заводятся?

За своими фантазиями я чуть не прослушал следующий вопрос Леси:

– Значит, второго января, с четырнадцати до шестнадцати часов Петр неотлучно находился вместе с вами?

– Да, – твердо проговорила она.

– Все время рядом с вами? – еще раз, настойчиво переспросила девушка.

– Да, – ответствовала Евгения, однако во второй раз голос ее дрогнул, прозвучал почему-то не столь уверенно.

– А что у Петра со здоровьем? – круто сменила тему разговора молодая следовательница.

– А что у него со здоровьем? – переспросила Женя.

– Сегодня он выглядел как-то довольно странно…

– А вы как хотели? – усмехнулась Горелова. – У Пети погиб друг. Самый близкий друг, несмотря ни на что. Партнер. Напарник. Конечно, мой муж переживает. Очень переживает. Тем более что Петя человек творческий, а значит – весьма ранимый и впечатлительный…

– И поэтому вы даете ему транквилизаторы?

В чем нельзя было отказать Лесе, так это в умении называть вещи своими именами и задавать неожиданные вопросы.

– Откуда вы знаете?.. Ах да, Настена… Что-то уж слишком она разболталась… Ну, да, он порой принимает таблетки – и что? Почему бы нет? Что в том плохого?

– Ровным счетом ничего, – улыбнулась молодая следовательница. Она, кажется, именно сейчас вдруг ощутила свое преимущество над Гореловой. Ведь в начале их разговора Женя здорово выбила у нее почву из-под ног и своим кокетством со мной, и весьма вольными речами. – Итак, у вашего мужа на время убийства имеется стопроцентное алиби, которое подтверждаете вы; а у вас – соответственно, алиби, которое, естественно, подтвердит ваш муж.

– И нога, – улыбнувшись, заметила Женя.

– Что – нога? – не поняла (или сделала вид, что не поняла) Леся.

– Я со своей ногой никак не смогла бы доковылять до домика Вадима. И вернуться обратно. Моя левая даже в тапку не лезет – не говоря уже о ботинках.

– А мы вас и не подозреваем, – любезно вклинился я.

– Вы меня этим очень тронули, – с ехидцей проговорила Горелова. А потом добавила, уже обращаясь к нам обоим, нормальным тоном: – Извините, ребята, я устала. И не принимайте близко к сердцу то, что я вам наговорила. У вас, я уверена, все будет хорошо.

– Я, думаю, Женя, это не ваше дело, – мягким голосом, но со стальными глазами ответствовала Леся.

– Конечно, не мое, – лукаво улыбнулась Женя. Глаза ее сверкнули в мою сторону.

…Мы с Лесей вышли на крыльцо. Полярная ночь уже вступила в свои права. Темнота, низкие облака, пробивающийся сквозь них свет луны.

Я чувствовал себя опустошенным после столь долгих, сложных разговоров. Да и у Леси черты лица заострились, легли под глазами синие тени. Вдруг она пробормотала:

– Чашка…

– Что? – не понял я.

– Когда я вернулась сюда в день убийства, я ведь Гореловых действительно разбудила… Или они только что встали… Оба были в халатах… И такие, знаешь… Довольные, раскрасневшиеся…

– Значит, действительно трахались! – бодро воскликнул я.

– Вы все об одном… Вот ты с этой Женей два сапога пара: чокнутые на сексе…

– А ты? – игриво вопросил я.

– Я к нему равнодушна, – отрезала Леся. – И говорю я не об этом… тьфу, чуть не сбил!.. Я о том, что в мойке в тот момент стояла чашка… Одна-единственная…

– Ну и что? – пожал я плечами.

– Здесь, в коттедже, как и в вашем, имеется посудомоечная машина, – начала рассуждать девушка. – Обычно всю посуду составляют сразу в нее. И после вчерашнего совместного обеда Гореловы убрали грязную посуду в машину. Или, может, они не обедали вовсе?.. А вот единственную чашку почему-то оставили в мойке.

– Подумаешь, – я опять дернул плечами. – Забыли. Или пили воду во время или после сексуальных экзерсисов.

Мне показалась, что Леся сегодня перетрудилась, потому и придает значение глупым, не имеющим отношения к делу мелочам. Девушка словно прочитала мои мысли:

– Ну и устала же я сегодня… Слушай, давай для разрядки, прошвырнемся по освещенной трассе? Километров семь-восемь? А на обратном пути впечатлениями от допросов поделимся…

Но мне, признаться, за сегодняшний день Леся с ее властным характером и постоянным давлением на опрашиваемых поднадоела. И меня совсем не грела перспектива по новой пережевывать в ее обществе обстоятельства убийства.

Я покачал головой:

– Знаешь, Леська, я лучше на гору пойду. На доске поношусь.

Разделить свое общество я ей не предложил.

– Ну, как знаешь, – сухо промолвила она. Однако я заметил, что мой отказ ее задел.

…Не помню, писал ли я, что здесь, на горе, полным-полно русских. А в баре «Гондола», куда я зарулил уже вечером, изрядно накатавшись, и вовсе слышалась одна родная речь. Наверное, тому виной был наш национальный характер. Тут я не только любовь к горячительным напиткам имею в виду. Ведь наш человек, как известно, долго запрягает. И если представители других, более дисциплинированных, наций обычно выходили на трассы сразу же, как открывались подъемники, то есть в десять утра, практически затемно, то россияне (по нашей компании сужу) припаздывали. Стартовали в полдень, а то и позже. И к шести– семи вечера, когда дисциплинированные англичане, финны и разные прочие шведы укатывались вусмерть и расползались по коттеджам и апартаментам отлеживаться, наши только начинали зажигать.

Я сидел за стойкой и потягивал глинтвейн, когда ко мне подошли трое мощных, бритоголовых молодцев российских кровей. Когда бы подобные будки подвалили в столичном баре, я бы, не скрою, напрягся. Но здесь, на вольном шенгенском воздухе, почему-то казалось, что ничто криминальное мне не грозит, поэтому я совершенно спокойно поднял на них глаза.

– Слышь, земляк, – спросил у меня первый, – это у вас там мужика замочили?

Я никаких подписок о неразглашении не давал, поэтому кивнул:

– У нас, – и лишь подивился, сколь стремительно разлетаются слухи, даже если живешь в лесу в отсутствие всяческих средств массовой информации.

– Пойдем выйдем, побазарим, – предложил второй, и тут я все-таки слегка вздрогнул, потому как конструкция «пойдем выйдем» в устах двухметроворостого шкафа обычно не сулит ничего хорошего.

– Да ты не бэ, – добавил третий, – терок не будет, побазланим просто.

Что мне оставалось делать? Я вышел из бара вслед за ними на снег, освещенный мощными прожекторами. В голове вдруг сама собой возникла фраза: «Пьянящий воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку». На всякий случай я не стал сильно удаляться от дверей и постарался не поворачиваться к бритоголовым спиной. Вдобавок заприметил воткнутую в снег забытую кем-то лыжную палку – хоть будет оружие, если разговор вдруг перейдет в махалово. Ясно, что у меня одного против троицы шансов победить ноль целых ноль десятых – но, может, до приезда полиции продержусь?

– А того мужика, что замочили, ты знаешь? – спросил первый шкаф.

Мне подумалось, что подобных, почти карикатурных, персонажей в Москве я уже давно не встречал. Наверное, ребята родом из близлежащей к Лапландии Мурманской области. А может, из Кировской или из Коми. К ним в провинцию столичная мода на респектабельность пока не дошла.

– Да, знаю.

– А кто он?

– Мужик как мужик, – пожал я плечами. – Директор фирмы.

Мне показалось, что парни со значением переглянулись.