Новейшая оптография и призрак Ухокусай - Игорь Мерцалов

Тут Сударый заметил, что слушают его не очень внимательно.

– Вот, значит, в чем дело, – постукивая пальцем по краю кофейной чашки, сказал Персефоний. – Это из-за Свинтудоева меня в участок таскали… Вчера, – пояснил он в ответ на удивленные взгляды собеседников. – Выдернули из подотдела, на предмет алиби допытывались. Вроде бы некий упырь так шутит по ночам: шапки с прохожих сбивает и кусает за уши. – Говорил он ровно, но чувствовалось: упыря снедает злость. – А у меня ж темное прошлое…

– Посмотри на это с другой стороны, – сказал Сударый. – Безобразия, похоже, не первый день творятся, и про тебя далеко не сразу подумали. Странно, конечно, что за глупая шутка такая – уши кусать? И при чем тут призрак Свинтудоева, которого скорее всего и на свете никогда не существовало?

– А как твое-то ухо, Персефоний? – спросила вдруг Вереда.

– Да забыл уже, – махнул рукой упырь и потрогал правое ухо, на котором Сударый только теперь заметил темное пятнышко от впитавшегося йода. – Нет, не болит. А ты что, правда подумала, будто дух сумасшедшего парикмахера мог проникнуть в дом?

– Странно как-то получается, – пожала плечами девушка.

– Я чего-то не знаю? – спросил Сударый.

– Ничего особенного, Непеняй Зазеркальевич, – ответил упырь. – Просто я под утро мышь поймал, Переплет на нее жаловался. Ну и, когда ловил, неловко задел плечом половую щетку – такую, на длинной ручке – да на голову себе и уронил. А в ней, видать, какая-то щепка… Вереда мне ухо йодом и помазала.

– А я вот сегодня сережку тут уронила, подняла, стала в ухо вставлять – и сильно укололась! – задумчиво проговорила Вереда. – Еще и книгу на ногу уронила, когда вздрогнула. Глупо, правда?

Над столом повисла тишина. Сударый попытался развеять ее смехом:

– Действительно, забавное совпадение…

Однако шутку никто не поддержал. Оптограф удивленно посмотрел на смутившуюся Вереду, на задумчивого Персефония, на Переплета…

– Дружище, что это с тобой?

Домовой сидел бледный как мел, и руки у него тряслись!

– Такое дело, Непеняй Зазеркальевич… Похоже, в доме и правда кто-то есть. Кроме нас…

Сударый был тверд.

– Нет, нет и еще раз нет! Не спорю, цепочка совпадений весьма странная, но согласитесь, друзья, предположение о призраке Свинтудоева – сущий бред, от начала до конца! И потом где Дремская губерния, а где Спросонская?

– Но ведь Свинтудоев был в бегах…

– Он не мог быть в бегах, если хоть сотая доля того, что о нем рассказывают, правда! Потому что уже после второго уха его должны были взять под стражу. Про пирожки я даже не вспоминаю… Но ладно, допустим, действительно был такой маниак. Допустим, он погиб в нашей губернии. Но почему его призрак должен обладать какими-то сверхъестественными способностями и ради чего он перелетел за тридцать верст, чтобы спрятаться в нашем доме? И, главное, на что ему кусаться?

Ответов, разумеется, ни у кого не было. Сударый еще раз оглядел воздуховоды (потребовав от домового подробного рассказа, он не удержался и спустился в подвал, чтобы лично осмотреть место происшествия; остальные последовали за ним).

– Вот еще, кстати: этот призрак скрывается даже от очков-духовидов, то есть, по идее, обладает чрезвычайно тонкой структурой, а в дом проникает как тело вполне материальное, надо полагать, через чердак, по воздуховоду. И последнее: на улицах он сбивает шапки и кусает, а в доме царапает…

– Однако царапины у всех у нас довольно странные, больше похожи на уколы или даже мелкие укусы, – заметил Персефоний.

– И все-таки почерк преступления, выражаясь газетным языком, слишком разный: кровавые нападения брадобрея с бритвой, уличное хулиганство и тщательная маскировка под случайности.

– Все вы верно говорите, Непеняй Зазеркальевич, – вздохнул домовой, – а только я вам от всего чутья домовицкого клянусь: есть кто-то в доме, непонятный да диковинный. Самого не чую, но что есть он – никаких сомнений. И раз уж полиция с господином предводителем магнадзора его не выследили, значит, плохи дела.

На это Сударый не нашел что ответить. С домовицким чутьем не шутят, да еще как назло вспомнилась купчиха Заховалова и словно щелкнуло что-то в голове: ну правда, до крайности странные совпадения! Пожалуй, тут не отмахиваться надо, а разбираться…

– Ладно, начнем думать спокойно и обстоятельно, – решил Непеняй Зазеркальевич. – И для начала схожу-ка я в библиотеку, до закрытия время есть.

Он оделся и вышел на улицу. Был серый, но безветренный день, влажный снег мягко поскрипывал под ногами, дыхание поднималось белым облачком. По сторонам Сударый не смотрел. «Ушастая» история гвоздем засела в голове и с каждой минутой представлялась все серьезнее.

Домовицкое чутье – вот что убеждало. Конечно, Переплет может ошибаться, но в том, что в доме что-то не так, сомневаться не приходится.

Сударый привык рассуждать обстоятельно и, поскольку никаких других зацепок, кроме Свинтудоева, у него не было, решил начать с парикмахера-маниака. В библиотеке он попросил газеты двухлетней давности. В карточке выдачи глаз зацепился за фамилию де Косье. Невольно присмотревшись, Сударый заметил, что длинный список следующих за конкурентом читателей выполнен совсем свежими чернилами: Непеняй Зазеркальевич был далеко не единственным читателем пыльных подшивок.

Что же это получается, город всерьез верит в Свинтудоева?

Листая газеты, Сударый скоро установил следующее. Во-первых, как реальное историческое лицо Свинтудоев действительно существовал и действительно в Дремске. Во-вторых, от полиции он и правда скрывался. В-третьих, последним местом его пребывания в самом деле был Храпов – городок на берегу Лентяйки в тридцати верстах от Спросонска.

Все остальное состояло из домыслов и предположений. Добросовестные журналисты сознавались, что прямыми сведениями не располагают, и писали о Свинтудоеве очень мало, недобросовестные писали много, но чуть ли не в каждом номере им приходилось опровергать что-нибудь из предыдущего. Полновесного скандала, на который рассчитывали эти неразборчивые в средствах акулы пера, не получилось.

Вот почему Сударый о нем не слышал: в то время он был в столице и целиком посвящал себя учебе; когда же вернулся, о Барберии Флиттовиче уже никто не вспоминал.

Да и что было вспоминать? По-видимому, единственным заслуживающим доверия оставался тот факт, что Свинтудоев порезал при бритье обер-полицмейстера, бывшего в Дремске с ревизией. С этого, видать, и начались его злоключения. Однако в общеимперской прессе даже сей казус не нашел отражения, поездка обер-полицмейстера была описана сухо и по-деловому, без всякой неуместной лирики и, упаси боже, без каких-либо пикантностей. Не тот это был разумный, чтобы с ним шутки шутить.

С другой стороны, известность он снискал отнюдь не просто суровостью, но и порядочностью, и Сударый сразу отбросил мелькнувшую мысль, будто брадобрея сгубил разозленный чиновник – это было уж слишком фантастично.

Тем более удивительно смотрелись две публикации губернской прессы, завершавшие тему Барберия Флиттовича. В «Вестях Спросонья» за двадцать второе мая соответствующего года была помещена статья «Преступник настигнут».

«Вчера чиновник по особым поручениям Имперского полицейского управления г-н Копеечкин Пуляй Белосветович, который, как мы уже имели честь сообщить нашим читателям, в продолжение двух месяцев занимался поисками скрывающегося от сил правопорядка Б. Ф. Свинтудоева, пригласил вашего покорного слугу присутствовать при задержании наконец-то обнаруженного беглеца. Оказалось, уже более трех недель он скрывался под видом купеческого приказчика в Храпове, снимая угол в одном из домов в портовой части города.

Г-н Копеечкин высоко оценил профессионализм доблестной полиции нашей губернии, отметив, что в обнаружении Свинтудоева большую роль сыграла грамотно проведенная ими работа по сбору сведений. Стало известно не только местопребывание скрывающегося парикмахера, но также выяснились круг его контактов и выработавшиеся в бегах привычки. Оставалось только произвести арест.

Для этой цели был собран отряд из четырех храповских городовых и такого же количества полицейских надзирателей, служащих в губернской управе, а также двух помощников г-на Копеечкина.

Однако не все пошло так, как планировалось, – не в упрек г-м полицейским будет сказано, ибо сам план был продуман до мелочей. К сожалению, Свинтудоев если и не знал, то догадывался о слежке и был готов к визиту стражей порядка. Он имел при себе трехзарядный капсюльный револьвер. Загнанный и напуганный, едва заслышав шаги, Свинтудоев выпустил две пули, никого, по счастью, не задев, через дверь, а третью – себе в висок.

– Печальный итог операции невозможно было предусмотреть, – сообщил нам по этому поводу г-н Копеечкин. – Да, в гороскопе Свинтудоева на сегодняшний день выпадает наибольшая опасность для жизни, почему мы и намеревались использовать при захвате только магические жезлы с парализующими заклятиями, однако вы ведь знаете степень достоверности гороскопов в частности и всяких предикций вообще.