Западня для леших - Иван Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ракеты, замеченные Разиком и часовыми на наблюдательной вышке, означали, что четвертая московская застава леших ведет тяжелый неравный бой и нуждается в немедленной помощи. Когда Разик добежал до конюшен, дежурная полусотня широким галопом уже вылетала за ворота на московскую дорогу. По боевому расписанию Разик должен был привести свой десяток, входивший в состав отдыхавшей сотни, в полную боевую готовность. Если отправленного резерва не хватит, то, чтобы исправить положение, в бой будут введены дополнительные силы леших. Когда он достиг места сбора, коней уже вывели из конюшен и построили в колонну в обширном дворе усадьбы. Боец, замещавший Михася в должности головного, привел десяток и, как положено, принес амуницию и вооружение командира, вывел его скакуна. Разик благодарно кивнул, накинул и затянул плечевые и поясные ремни портупеи, подсумков и кобур, принял у бойца поводья.
Спешенные лешие первой сотни в полном вооружении напряженно вглядывались в ночное небо в той стороне, где сейчас шел бой, пока лично возглавивший резерв Дымок, понимавший их состояние, не подал команду: «Всем сесть и расслабиться! Ждать сигнала трубы с наблюдательной вышки!» – и первый опустился на утоптанную, еще теплую землю у ног своего коня, не выпуская из рук поводьев.
Четвертая застава – десяток леших из третьей сотни под командой уже немолодого и достаточно опытного десятника Клони – несла в эту ночь службу, расположившись на небольшой площади, или, вернее сказать, пустыре, куда сходились три улицы, одна из которых вела в плотницкую слободку. Улицы были перекрыты рогатками, образовавшими треугольник, внутри которого горели костры, освещавшие подходы, но отгороженные с внутренней стороны переносными деревянными щитами, за которыми, невидимые для наблюдателя снаружи, располагались основные силы: десятник и четверо леших. Трое бойцов были в секретах, то есть притаились в темноте улиц в нескольких десятках саженей впереди заставы. Двое, находясь на виду у вероятного противника, непрерывно передвигались за рогатками вдоль линии костров, держа на изготовку ружья с кремневыми замками.
Боевое столкновение началось одновременно во всех трех улицах и происходило везде практически одинаково, потому что нападавшие действовали с обговоренным заранее единообразием, а лешие – давно отработанными оптимальными приемами. В ночной тишине на высокой ноте завыла собака (очевидно, это был сигнал), и три плотные колонны начали выдвигаться на заставу. Каждый из бойцов, находящихся в секретах, вскоре заметил это движение и мгновенно оценил нападение как в высшей степени опасное: об этом говорила и численность нападавших – не меньше полусотни с каждой стороны, и целеустремленная слаженность почти бесшумного их движения, и, главное, – еле заметное тление ружейных фитилей, огоньки которых как ни старайся прикрыть от постороннего наблюдателя, все равно так или иначе мелькнут в ночной темноте. Дальнейшие действия леших в точности соответствовали степени опасности: они применили по численно превосходящему противнику наиболее эффективное в данной ситуации и наиболее мощное из имевшихся у них средств – ручные бомбы – и отступили к заставе.
Взрывы бомб, почти одновременно грохнувшие с трех сторон, сразу же дали понять Клоне и бойцам, находящимся за рогатками, что дело предстоит серьезное. Из черных проемов улиц, на мгновенье озаренных яркими вспышками взрывов, выскочили бойцы, стремительными кувырками перелетели через рогатки, присоединились к своим и почти хором доложили: «Больше полусотни, с ружьями, строй плотный, правильный».
– Занять круговую оборону! – скомандовал Клоня.
– Командир! Может, дать ракету? – возбужденным голосом спросил один из бойцов, прибежавших из секрета, опускаясь на колено за дубовым щитом и направляя ружье в сторону своего сектора обстрела.
– Подожди, – спокойно ответил Клоня, вслушиваясь в стоны, проклятия и нестройные возгласы, раздававшиеся со стороны нападавших. – Может быть, им ваших бомб уже на сегодня хватило и они решат, что дома на печи лежать приятнее, чем переть на рожон. – Но фитиль он уже зажег и держал наготове, стоя возле деревянных шестов с прикрепленными к ним ракетами. – Если все же полезут на нас – тогда сразу же вызываем подкрепление и принимаем бой, – объяснил десятник бойцам свои действия.
Они могли бы уйти поодиночке, растворившись в темноте улиц, дворов и огородов. Но застава должна была защищать мирных горожан, находившихся сейчас в своих домах, которые наверняка оказались бы беззащитными перед шайкой хорошо вооруженных разбойников, явившихся сюда ночью, очевидно, с целью грабежа. Естественно, ни десятник, ни бойцы не знали, что нападавшие пришли не за пожитками небогатых обитателей окрестных улиц, а за жизнями леших.
Наконец противник оправился от нанесенного удара, страшного не только высокой степенью поражения (не менее пяти человек легло в каждой колонне), но и неожиданностью. Колонны восстановили нарушенный строй, и чей-то громкий повелительный голос скомандовал: «Ружья… готовьсь!.. Огонь!»
Залп противника не причинил лешим никакого вреда: увидев вспышки пороха на полках ружей, зная, что через два мгновенья за этим последуют выстрелы, бойцы просто упали на землю, и пули с веселым зловещим свистом пронеслись над ними. Когда противник, приободренный грохотом собственного залпа, бросился с трех сторон в атаку на заставу, Клоня поджег фитили ракет и не менее громко и грозно, чем вражеский предводитель, скомандовал: «Ружья, три гранаты – огонь!»
Пара ружей из десяти находившихся на заставе имели длинные стволы и заряжались пулями. Они были предназначены для меткого одиночного выстрела на большую дистанцию. Остальные представляли собой укороченные мушкетоны с раструбом на конце и заряжались картечью, что являлось еще довольно редкой по тем временам технической новинкой. Картечный залп буквально скосил передние шеренги нападавших. Гранаты довершили огневое поражение. Налетчики откатились назад, в спасительную темноту улиц, под прикрытие заборов и сараев.
Теперь все зависело от опыта и храбрости тех, кто командовал нападавшими: если они сообразят, что повторную атаку нужно производить немедленно, до того, как противник перезарядит мушкетоны, и смогут подвигнуть на эту атаку личный состав, то положение заставы может стать критическим. У леших еще оставалось четыре гранаты, и у каждого бойца имелось по паре заряженных пистолей. Однако это был последний огневой резерв, не такой эффективный, как картечь, и повторная атака могла закончиться рукопашной схваткой. И хотя, как прикинул Клоня, противник потерял уже треть людей, перевес все еще был велик: десять на одного. Судя по всему, заставу атаковали люди опытные и отчаянные, мало похожие на трусливых ночных грабителей. Рукопашная была чревата большими потерями для леших. Десятник понимал, что если сейчас начнется немедленная атака, вслед за последним залпом надо не ждать за щитами, пока на них навалятся со всех сторон, а самим атаковать одну из колонн, вырваться из кольца и вступить в рукопашную схватку в тесном проеме улицы вблизи заставы, сведя тем самым на нет численное преимущество противника. Тогда у них появлялся шанс продержаться до подхода подмоги с минимальными потерями и не дать уйти скованным боем налетчикам.