Бейкер-стрит, 221 - Виктор Точинов

До двух часов ночи мы просидели в засаде, - не на улице, но в домике, отведенном нам для жилья. Погасив свет, напряженно всматривались в роскошную калифорнийскую ночь. Звуки веселья в клубе не смолкали. Кеннеди тихонько мурлыкал под нос понравившуюся песню Панасенко.

Время шло. Объект охоты не появлялся. Кончилось тем, что мы решили дежурить посменно. Кеннеди прилег, не раздеваясь, а я осталась одна любоваться лунным пейзажем. Такое было в нем спокойствие, такое умиротворение, что…

… Проснулась я от резких звуков. Очумело оторвала голову от подоконника. «Что такое?» - встрепенулся Кеннеди. Вскочил, приник к стеклу. Никого не было видно. Но судя по громовым рыкам, где-то неподалеку резвились почти в полном составе обитатели отделения для крупных хищников Нью-Джерсийского зоопарка.

Кеннеди, с пистолетом в руке, направился к дверям.

– Не смей! Положи пушку! - остановила его я, торопливо включая диктофон.

Пистолет Кеннеди положил, но выходить наружу раздумал. Да и мне не очень-то хотелось…

Какофония - как впоследствии выяснилось - продолжалась семь минут и двенадцать секунд после включения диктофона на запись. Бигфут за эти минуты так в поле нашего зрения и не появился… Потом все смолкло. Выждав немного, мы осторожно выглянули на улицу. Вроде никого. Хотя… В пятне света, падающего из окна клуба, шевелилось что-то весьма крупное… Мы направили туда свет двух мощнейших галогеновых фонарей. Все дикие животные боятся яркого света. На всякий случай - если этот зверь окажется нетипичным - далеко от распахнутой двери нашего домика мы не отходили. Хоть какое-то убежище…

– Черт! - выругался Кеннеди. Он первым разглядел, что ворочающееся у дверей клуба нечто было всего лишь человеком - старательно и безуспешно пытающимся встать на ноги. Мы устремились туда, посвечивая фонарями во все стороны…

– Стой! Смотри! - резко остановилась я на бегу и остановила Кеннеди.

Путь наш пересекала цепочка следов, очень отдаленно напоминавших громадные отпечатки босых человеческих ног. Расстояние между отпечатками было не менее десяти футов!

Лучи фонарей метнулись вдаль - по направлению следа. И мы увидели! Нечто громадное, темное неслось к лесу совершенно невообразимым аллюром! Секунду или две мы смотрели этому вслед. Потом контур бигфута исчез между соснами.

Вот это да…

Первым делом мы устремились к пострадавшему, по-прежнему ворочавшемуся в снегу. Он оказался нашим добрым знакомым - мистером Панасенко. С огромным трудом мы затащили его неподъемную тушу в клуб. И выяснили в результате детального осмотра, что пострадал Панасенко не от реликтового гоминида, - но всего лишь от зеленого змия. Причем он еще оказался наиболее стойким из своих соратников. Остальные - около четверти стартового состава - в живописнейших позах расположились в клубе. Все присутствующие спали здоровым и непробудным алкогольным сном… Магнитофон громко играл нечто русское и бодрое… Панасенко же заплетающимся языком настойчиво пытался что-то втолковать нам с Кеннеди.

Черт! Мы не понимали ни слова, а Глэдстона среди самых стойких выпивох не оказалось - да и едва ли он был сейчас в силах исполнять обязанности переводчика. Панасенко наверняка что-то увидел - но я обоснованно опасалась, что к утру в его памяти ничего не останется…

Диктофон я второпях оставила на подоконнике в нашем жилье, поэтому Кеннеди сорвал со стены истыканный портрет Фрумкина, перевернул, и попытался транслитерировать латинскими буквами фразы начальника «Улыбки Моники». Не успел. Процесс оборвался неожиданно. Панасенко замолк на полуслове. Вытянулся на полу и захрапел, перекрывая рев магнитофона…

… Не доверяя долговечности наступившей зимы, мы с Кеннеди около часа провозились со следами - сфотографировали, тщательно измерили и записали все параметры ступней и расстояние между отпечатками. Попытались сделать даже слепок - но рыхлый свежий снег не держал гипсовый раствор… Мысль Кеннеди отправиться по следам бигфута в глубину леса у меня энтузиазма не вызвала. Да он и не настаивал…

И мы пошли спать.

Остаток ночи прошел без происшествий.

Загадочна русская душа! Это подмечено давно и многими. Но и организмы русских представляют собой одну из величайших тайн Природы…

На рассвете они встали!

Они начали собираться на работу!

Я не верила своим глазам… Мой покойный отец отличался ирландской стойкостью к выпивке - но и он, употребив хотя бы четверть выпитого каждым из этих уникумов, провел бы половину следующего дня в постели - пожирая аспирин пачками и не в силах без тошноты взглянуть на любую спиртосодержащую жидкость…

Эти же выпили так называемый «opohmel» - припрятанную с вечера канистру спирта - и бодро отправились заводить и прогревать свою технику. Причем Глэдстон, пивший вчера куда как умеренно, выглядел с утра более помятым и больным, чем его коллеги.

К нашему сообщению о ночном визите бигфута лесоруб-социолог отнесся совершенно равнодушно.

– Ну и черт с ним… - страдальчески поморщился он. - Все равно шеф раньше чем через неделю на следующий бочонок не рассщедрится. И слава богу…

Мы с Кеннеди вооружились дробовиком - намереваясь в случае чего не подстрелить, но лишь отпугнуть бигфута. И собрались прогуляться по следу. Надо было спешить - поднимающееся солнце постепенно нагревало воздух, и след снова мог исчезнуть вместе со снегом.

Но негаданное происшествие заставило нас задержаться.

Выезжающая с площадки техника натолкнулась на неожиданное препятствие. Загораживая выезд, на пути у нее стояла редкая цепочка из десятка людей. В руках они держали самодельные плакаты следующего содержания:

СОХРАНИМ БИГФУТА!

РУКИ ПРОЧЬ ОТ ДИКОЙ ПРИРОДЫ!

СКРУДЖЕРС - ВОН ИЗ ЧИЛЛАТОГИ!

БУШ - СПАСИ ЛЕС!

Последний плакат взывал к президенту, надо думать, лишь каламбура ради.[9] Джордж-младший мыслит (с помощью референтов) глобально и на мелочи вроде Чиллатогского леса от животрепещущих проблем Персидского залива отвлекаться не станет… Были там еще и три других лозунга, уже совершенно нецензурные.

Судя по внешнему виду, обитателями Чиллатоги пикетчики быть никак не могли: три дамочки пенсионных лет, пожилой мужчина в очках с толстыми линзами, несколько молодых парней явно студенческого облика… Бородатый и длинноволосый мужчина лет тридцати снимал на видеокамеру действия и протестующих, и лесорубов. Поодаль стояла машина, доставившая сюда эту разнородную компанию - ярко-оранжевый восьмиколесный вездеход «Комацу». Он весьма напоминал бронетранспортер, лишь прикидывающийся мирным средством передвижения…