Земля королевы Мод - Екатерина Мурашова

Шатаясь и хватаясь руками за стены, девочка ушла в свою комнату. А Светка позвонила мне.

– Что происходит? Как мне следует себя вести? – спросила она.

– Приласкай ее. Поговори с ней.

– Ласкать я не могу и не хочу никого. Да и она, мне кажется, не допустит, чтобы я к ней даже притронулась. Пусть ласкается со своим бультерьером. Я читала в журнале, что животные в этом смысле очень полезны. А поговорить… Ну, мы, кажется, вот только что поговорили… Ерунда какая-то! Миллионы людей живут без ласки. Вот ты, например, или Ленка. Меня мать тоже никогда не ласкала… Мы с Сергеем заботимся о ней больше и лучше, чем когда-либо смогли бы ее родные родители. Чего ей не хватает?

– Неправильно поставлен вопрос, – возразила я. – Что лишнее? – так будет правильно. Отвечаю: черные обои и белый бультерьер. Ты любишь грубый стиль, изволь: у тебя из попы все еще лезет пирожок, испеченный когда-то богемным Романом. А девочка проживает то, что ты заглушила в себе, не позволила себе пережить. Она – как бы твоя витрина. Носитель симптома твоей демонстративно пепелищной души. Боюсь, что ей это не по силам. Подумай: не слишком ли большая плата за стол и кров?

– У меня – пепелищная душа? – задумчиво переспросила Светка. – Красиво. Ты, Анджа, все-таки всегда умела сказать… И пирожок…

– Демонстративно пепелищная, – уточнила я. – Может быть, уже хватит себя жалеть? Попробуй для разнообразия пожалеть кого-нибудь другого. Например, ребенка.

– Спасибо. Я обязательно подумаю над тем, что ты сказала.

Чопорная вежливость Светки не вызвала у меня никаких радужных надежд относительно разрешения проблемы. Я знала: вежливостью подруга всегда отгораживалась от других, с ее помощью уходила в не жизнь. Живая Светка тяготела к молодежному сленгу, была не сдержана в словах и зачастую попросту вульгарна.

В школе Настя всегда училась плохо, на слабую тройку. Причем эти тройки ее, по видимости, совершенно не огорчали. «И умом не блещет и не старается абсолютно,» – так, с профессиональной беспристрастностью, характеризовала девочку классная руководительница. Из книг Настя читала сказки, но предпочитала смотреть фильмы по видику. Телевизор же, на удивление, почти не включала. Единственным приблизительно творческим занятием, которому Настя могла предаваться по много часов подряд, было рисование. Рисовала она всегда одно и тоже – довольно изощренные орнаменты и цветы. Последние девочка тщательно срисовывала со старых поздравительных открыток, коллекцию которых подарил ей еще Израэль Наумович. С тех пор на Настином столе почти всегда лежала находящаяся в работе, чуть пожелтевшая с углов открытка с розами или гвоздиками и выцветшей надписью на обороте: «Дорогая тетя Сара! Поздравляем тебя с Великим международным Днем 1 мая…»

Кроме бультерьера, в доме появились хомяки, попугайчики и ручной хорек. Удивительно, но урод-бультерьер относился ко всей этой живности вполне лояльно.

По моему совету Светка пыталась пробудить в Насте хоть какую-нибудь познавательную активность, опираясь на ее любовь к животным и включая ей научно-популярные телепередачи из цикла «В мире животных», а также фильмы канала «Дискавери» с их удивительными съемками жизни природы. Как только Светка выходила из комнаты, Настя молча выключала телевизор или переключала его на другой канал.

Спустя года два Светка услышала объяснения этому. Причем не от самой Насти, а от Израэля Наумовича, с которым девочка была, по-видимому, более откровенной. «Буду я еще смотреть, как они там друг друга по всякому жрут. Это тогда можно и новости смотреть, как дядя Сергей смотрит…»

Со Светкой Настя легко разговаривала на бытовые темы, охотно обсуждала свой и мачехин гардероб, аксессуары и косметику, что с чем сочетается или нет. Они вместе следили за капризами текущей моды, рассматривали журналы, вместе ходили по нарождающимся бутикам и тщательно отбирали покупки. (Уже тогда мне казалось, что Настин вкус к вещам и чувство стиля тоньше и яснее светкиных. Причем Светка это знает и спокойно пользуется советами падчерицы. На мой прямой вопрос по этому поводу Светка не ответила ничего определенного, что только укрепило мои подозрения). О своих делах, и уж тем более переживаниях Настя со Светкой не разговаривала.

С Сергеем девочка не общалась вообще, ограничиваясь «добрым утром» и «спокойной ночью».

В эпоху подросткового кризиса Настя вступила относительно поздно, на пятнадцатом году жизни. Зато процесс сразу пошел излишне бурно, словно открылись какие-то шлюзы или прорвалась плотина. Из необщительной домоседки с ее цветами, орнаментами, сказками и журналами мод, Настя буквально за три месяца превратилась в типичную «современную» девицу с сигаретой в углу ярко накрашенного рта, крашеными патлами и банкой пива в руке. Круглое и вообще-то миловидное лицо выражало презрение ко всему на свете. Ее и без того небогатый язык деградировал до словаря Эллочки-людоедки. В критический период округлившийся в вышеупомянутом презрении рот девушки исторгал всего несколько слов, каждое из которых закономерно начиналось на букву «о»: «отпад», «отстой», «отвянь», «отвали» и «обрыдло».

Раньше подруг у Насти не было. Влюбленностей тоже не замечалось. Теперь появилось все сразу, в каком-то явно избыточном объеме и недостаточном качестве. Несколько раз девушка не пришла домой ночевать.

Светка склонна была ни на что не обращать внимания. Объяснялось ли это полным равнодушием к судьбе Насти или являлось каким-то ловким педагогическим приемом – никто, в том числе и сама падчерица, не мог разобрать. У Сергея, напротив, то и дело не выдерживали нервы. Настя, заметив это, практически перестала хамить Светке и сосредоточилась на Сергее. Несколько раз из дома пропадала довольно крупная денег. Из кабинета Сергея исчезла малахитовая подарочная ручка-зажигалка. Светка то и дело не досчитывалась дорогой косметики. Рассуждая о кражах, и Сергей, и Светка думали не о самой Насте, а о ее друзьях. В конце концов Сергей запретил девушке приводить домой кого бы то ни было. Настя по видимости подчинилась.

Ходить в школу она практически перестала. Учиться, естественно, тоже. Допуски к экзаменам за девятый класс ей поставили за довольно большую взятку, которую Сергей отнес в школу и оформил как спонсорскую помощь в оснащении кабинета информатики. Для помощи в подготовке к экзаменам Светка наняла Насте репетиторшу и положила ей очень хорошие деньги за положительный результат, то есть за получение Настей аттестата об окончании неполной средней школы. Через неделю репетиторша уволилась со слезами, сказав, что не то что заниматься, но и видеть Настю больше не желает. «Не можешь общаться с порядочными людьми, значит, будешь готовиться сама!» – перешел к решительным мерам Сергей, запер Настю дома и поставил у ее двери охранника из своей фирмы, который должен был караулить, чтобы девочка не сбежала из квартиры. Телевизор, компьютер и музыкальный центр из Настиной комнаты убрали, оставили только учебники и бультерьера. Вопреки предположениям приемных родителей, девочка не стала бушевать, объявлять голодовку и требовать освобождения. Переодевшись в трусы и длинную футболку, смыв с себя боевую раскраску, она спокойно вернулась к срисовыванию открыток.