Мареновая роза - Стивен Кинг

— Может, и больше, — пожала плечами Рози. — Если говорить начистоту, был и другой. Вот он-то как раз и рассказал мне, что бриллиант в кольце фальшивый. Вернее, это цирконий. А потом мы поменялись с ним. — Картину за кольцо. — Она опять сделала паузу. — Ему, между прочим, далеко до шестидесяти пяти.

— Как он выглядит?

— Орехового цвета глаза, — проговорила Рози, склоняясь над картиной. — Больше ничего не скажу, пока не услышу твое мнение вот об этом.

— Рози, не будь занудой!

Рози усмехнулась — она почти забыла, какое удовольствие может доставлять маленькое безобидное поддразнивание, — продолжая снимать бумагу, в которую Билл Штайнер аккуратно завернул первое сознательное и значительное приобретение в ее новой жизни.

— Ну, хорошо, — произнесла Герт, обращаясь к Синтии, которая снова начала описывать круги вокруг наставницы. Герт легонько подпрыгивала на мощных коричневых ногах. Ее груди под белой футболкой вздымались и опадали, как океанские волны. — Итак, ты видела, как это делается. Теперь попробуй сама. Не забывай, швырнуть меня ты не сумеешь — малявка вроде тебя заработает массу переломов, если попытается бросить такой дерьмовоз, как я, — но ты можешь помочь мне упасть. Готова?

— Готова, готова, тетя корова, — откликнулась Синтия. Ее губы раздвинулись еще шире, обнажая мелкие неровные белые зубы. Рози они напомнили зубы маленького, но опасного животного, например мангуста. — Гертруда Киншоу, нападай!

Герт пошла в атаку. Синтия ухватилась за ее мускулистые предплечья, с уверенностью, которой Рози не видать, сколько бы она ни тренировалась, подставила по-мальчишески тощее бедро под медвежий бок Герт… и та неожиданно взлетела вверх тормашками в воздух и кувыркнулась в полете — привидение в белой футболке и серых тренировочных штанах. Футболка задралась, открывая самый большой бюстгальтер, который когда-либо видела Рози; бежевые чашечки смахивали на артиллерийские снаряды времен Первой мировой войны. Когда тело Герт соприкоснулось с полом, стены комнаты заметно содрогнулись.

— Да-а-а! — закричала Синтия, исполняя безумный танец вокруг поверженной соперницы и потрясая сжатыми в кулачки худыми руками над головой. — Да-а-а-а! Большая мама оказывается на полу! ДА-А-А-А! Начинаю счет! Большая мама, мать твою, в нок…

С улыбкой — удивительно, но улыбка, редко появлявшаяся на лице Герт, придавала ему довольно печальный вид — Герт подхватила Синтию, подняла ее над головой, широко расставив ноги, похожая на крепкое дерево, затем начала вращать ее, словно пропеллер самолета.

— Э-э-э-э-э-и-и-и-й, меня щас стошнит! — запросила пощады Синтия, захлебываясь от смеха. От быстрого вращения она превратилась в круг, в котором мелькали зелено-оранжевые полосы волос и пятна психоделической фуфайки. — Э-э-э-э-э-и-и-и-й, я щас КОНЧУ!

— Герт, достаточно, — произнес тихий голос. У основания лестницы стояла Анна Стивенсон. Она в очередной раз оделась в черное с белым (Рози видела на ней и другие сочетания цветов, но не часто): сужающиеся книзу черные брюки и белую шелковую блузку с длинными рукавами и высоким воротником. Рози позавидовала элегантной внешности Анны. Элегантность Анны Стивенсон всегда вызывала у нее зависть.

С выражением легкого смущения на лице Герт осторожно опустила Синтию и поставила на ноги.

— Я в порядке, Анна, — сказала Синтия. Сделав четыре неверных шага по матам, она зацепилась за собственную ногу, шлепнулась на пол и захихикала.

— Вижу, — сухо заметила Анна.

— Зато я швырнула Герт, — заявила она. — Жаль, что вы не видели. По-моему, это мой самый большой подвиг в жизни. Честное слово.

— Я в этом не сомневаюсь, однако Герт скажет вам, что она сама себя бросила. Вы просто помогли ее телу сделать то, что оно уже собралось сделать.

— Наверное, вы правы, — согласилась Синтия. Она боязливо поднялась с матов и тут же опять шлепнулась на задницу (вернее, ту часть тела, где она должна располагаться) и снова захихикала. — Черт возьми, как будто кто-то поставил всю комнату на проигрыватель!

Анна пересекла комнату и приблизилась к сидевшим на стульях Рози и Пэм.

— Что это у вас? — спросила она Рози.

— Картина. Я купила ее сегодня днем. Для новой квартиры, когда получу ее. Повешу в своей комнате. — Затем с опаской добавила: — Что вы о ней скажете?

— Не знаю — давайте поднесем ближе к свету. Анна взяла картину с двух сторон, перенесла на противоположный край комнаты и установила на стол для пинг-понга. Пять женщин полукругом сгрудились вокруг стола. Нет, оглянувшись, заметила Рози, теперь их уже семеро. К пятерке, спустившись по лестнице, присоединились Робин Сент-Джеймс и Консуэло Дельгадо. Они остановились за спиной у Синтии, заглядывая через ее узкие костлявые подростковые плечи. Рози ожидала, что кто-то из женщин заговорит первой — скорее всего, воцарившуюся тишину нарушит Синтия, — но все продолжали молчать, и когда пауза затянулась, она почувствовала слабый нервный озноб.

— Ну? — проговорила она. — Что вы думаете? Кто-нибудь, скажите хоть слово.

— Странная картина, — заметила Анна.

— Верно, — подтвердила Синтия. — Чудная какая-то. По-моему, я что-то подобное видела, не помню только где.

Анна смотрела на Рози.

— Почему вы купили ее, Рози?

Рози пожала плечами, ощущая непонятный страх.

— Не знаю, смогу ли объяснить толком. Мне показалось, что она… взывала ко мне.

Неожиданная улыбка Анны удивила ее и у нее отлегло от сердца.

— Все правильно, — кивнула Анна. — В этом и состоит суть искусства, как мне кажется, и не только живописи — то же самое происходит с книгами, скульптурой, даже с замками из песка. Иногда произведения искусства просто взывают к вам, вот и все. Словно голоса тех людей, кто их создал, звучат у вас в голове. Но эта картина… она кажется вам красивой, Рози?

Рози посмотрела на картину, пытаясь увидеть ее такой, какой она показалась ей в ломбарде «Либерти-Сити», когда безмолвный язык холста заговорил с ней с такой силой, что она замерла на полпути как вкопанная, и все остальные мысли вылетели у нее из головы. Она посмотрела на светловолосую женщину в тоге маренового цвета (или в хитоне — так, кажется, назвал ее одежду мистер Леффертс), стоящую в высокой траве на вершине холма, снова заметила толстую косу, свисавшую вдоль спины, золотой браслет над правым локтем. Затем она позволила своему взгляду переместиться к разрушенному храму и поверженной статуе Бога у подножия холма. К предметам, на которые глядит женщина в тоге.

«Откуда ты знаешь, что она смотрит именно на них? Как ты можешь знать? Она же стоит к тебе спиной! Ты ведь не видишь ее лица!»

Да, все верно… но ведь ей больше не на что глядеть, разве не так?

— Нет, — медленно проговорила Рози. — Я купила ее не потому, что она показалась мне красивой. Я купила ее потому, что она показалась мне сильной. Она остановила меня на пути; значит, она действительно обладает какой-то силой. Разве для того, чтобы считаться хорошей, картина обязательно должна быть красивой, как вы полагаете?

— Нет, — ответила Консуэло. — Вспомни Джексона Поллока. Его произведения никто не мог назвать красивыми, но энергии в них, хоть отбавляй. Или Диана Арбус, например.

— Это еще кто такая? — поинтересовалась Синтия.

— Знаменитый фотограф. И знаменитой она стала благодаря снимкам женщин с бородой и портретам карликов с сигаретами в зубах.

— Ух ты. — Синтия задумалась над услышанным, и ее лицо внезапно вспыхнуло светом пойманного воспоминания. — Точно! Я уже видела однажды эту картину на одной званой вечеринке с коктейлями. В художественной галерее. Галерея принадлежала парню по имени Эпплторп, Роберт Эпплторп, и представляете, что потом оказалось? Что он развлекается с другим парнем! Серьезно! И по-настоящему, не понарошку, как те, что на обложках журналов для педерастов. Он старался, прилагал все усилия, работал не на страх, а на совесть. Вы даже не представляете, что мужик может иметь такую ручку от швабры между…

— Мэпплторп, — сухо произнесла Анна.

— Что?

— Мэпплторп, а не Эпплторп.

— Возможно. Я не помню точно.

— Он умер.

— Да? — нахмурилась Синтия. — От чего же?

— От СПИДа. — Анна не сводила глаз с картины Рози и говорила рассеянным тоном. — Известного в некоторых кварталах как болезнь гомосексуалистов.

— Ты говоришь, что уже видела эту картину, — пророкотала Герт. — Где ты ее видела, кротка? В той же художественной галерее?

— Нет. — Пока речь шла о Мэпплторпе, на лице Синтии читалась явная заинтересованность, теперь же ее щеки порозовели, а уголки рта изогнулись в слабой защитной улыбке. — И вообще, это была не та же самая картина, знаете, но…