Наследница (СИ) - Белова Екатерина

Айрис, да и сама Ясмин, посмотрели на него с возмущением.

— Я скоро, дай мне несколько минут, — с трудом контролируя подрагивающий голос, успокоила Ясмин сестру.

Оттеснила Абаля куда-то к темным кустам жимолости, просверкивающей фиолетом ягод в свете солнечных фонарей. Уже хотела усадить его на старую посеревшую от дождей скамью, но Абаль перехватил инициативу. И на скамейку осела сама Ясмин, а Абаль навис сверху гигантским соколом.

— Так чем тебя держит мой отец, если не этим?

Она даже не сразу поняла, о чем говорит Абаль. Потом вспомнила — про двоедушниц.

Здесь было совсем темно, свет фонарей не доходил даже до края платья, лёгшего на траву, но Ясмин вдруг отчётливо поняла, что Абаль вовсе не ласков и не весел, это просто одна из сотен его масок для выхода в свет. Просто здесь, наедине, он становится собой, а не гламурным принцем на розовом вечере. И прямо сейчас этот принц зол.

А она, вместо того, чтобы испугаться, жадно ловит его дыхание, голос, тепло рук.

— Нет, — сказала она. — Примул ничего не знает об этом.

— Тогда чем?

Если бы она не любила его, то боялась бы. Шипит, словно змея, взгляд — и в темноте жжется. Давит, как могильная плита, всем биополем.

— Ничем. Ничем! Он предложил мне сделку, и я согласилась, и завтра у меня будут неприятности. Я обещала ему держаться от тебя подальше, а взамен поместье, Большой совет и прощение юным Бересклетам. Давай, ты будешь просто считать меня беспринципной, потому что я такая и есть. Не нужно придумывать мне оправданий.

Ясмин с усилием выскользнула из ловушки его рук и шагнула к дому.

Абаль не обернулся.

— Завтра состоится Большой совет, — тихо сказал он ей в спину и вышел за резные ворота

Дома оказалось светло, тепло и словно бы уютно. Айрис наготовила гору кривых бутербродов и назвала это ужином.

— У нас с тобой несварение будет. Я… — оставлю тебе деньги, хотела сказать Ясмин, но осеклась. Роза — денежная единица Варды, числилась на статусе владельца, но ее невозможно было обналичить. Она кочевала со статуса на статус, а Айрис пока официально не существовало. — Куплю завтра продукты.

— Йогурт малиновый и обычный белковый, творог, соевое молоко и фиалковый пудинг. Не разоришься?

Айрис говорила насмешливо, но в глазах ещё стояла утренняя тревога. От неё делалось приятно где-то в груди.

— Не разорюсь, — скупо улыбнулась Ясмин, хотя ненавидела молочку всем сердцем.

Кто добровольно станет пить молоко и есть кислый йогурт? Пятилетний молочный фанат?

— Он красивый, — без всякого перехода заметила Айрис. — Но сидит высоко, падшему Бересклету не стоит подниматься дважды. Второго падения мы не переживем.

Ясмин, ещё не успевшей убрать улыбку, едва не перекосило. Почему Айрис настолько бессердечна?

Хотелось запихать ей в рот новый бутерброд. Или хоть скотчем его заклеить.

— Ты пойми, я не из вредности, но за тобой стоит ответственность за других Бересклетов, которых возьмут из Чернотайи. Я готова доверится тебе, но не мастеру Тихой волны. Ты хоть задумывалась, кто он такой?

Айрис заметалась по кухне. Просторное алое платье льнуло к загорелым ногам, пряди, выбившиеся из пучка, налипли на вспотевший лоб. Красивая. Умная. Она права.

Конечно, Ясмин не задумывалась, кто такой Абаль. Сначала он был просто Слугой, после — почти сразу — убийцей, чьего удара она подспудно ждала. А затем он стал ее другом. Любимым. Хлебом, солью, вином.

Он даже сыном Примула не успел для неё стать, потому что сразу же стал братом.

— Он верховный консул, Ясмина! В его руках все военное ведомство и теневой отряд, он держит на привязи военную силу и сферу правопорядка, а ты с ним, как с ручной белкой. Хочу поглажу, хочу с колен сгоню. Хотя бы не выбалтывай семейные тайны…

— Я их не знаю, — успела вставить Ясмин. — И не нужно называть меня Ясминой, я отвыкла, и мне все равно..

Айрис напирала. Она остановилась прямо напротив Ясмин, притулившейся у окна с чаем, и тяжело дыша продолжила:

— Что будет, когда ты ему надоешь? Ты уверена, что вы разойдётесь цивилизованно, а тебя не отправят в Чернотайю под благовидным предлогом?

Когда ты ему надоешь. Не если — когда. Такой ее видит Айрис? Скучной, бледной, тенью. Проекцией ослепительного оригинала, который она сама. Какое чудовищное количество комплексов порождает внешность — как прекрасная, так и отвратительная. Ясмин допила остывший чай и отставила чашку, съеденный бутерброд уселся в животе каменным комком. Айрис вольна думать все, что угодно, а лично ее интересуют более конкретные вещи.

— Кто рассказал тебе о том, что мне позволено взять юные ростки Бересклета в Варду?

Айрис виновато отвела глаза, но почти сразу оживилась.

— Мастер Верн. Он был здесь, ждал тебя почти до самой ночи, пока ты разгуливала с этим… мастером Тихой волны.

Айрис заметалась с удвоенной силой и зарозовела, загорелась, как спичка от дыхания огня. Ясмин даже стало не по себе. Она тоже так выглядит, когда видит Абаля? Какой чудовищный стыд. Мнишь себя неуязвимой, а тело рассказывает всем подряд, как жарко, когда он рядом.

— Верн тоже не прост, — тяжело обронила она. — Будь внимательна и будь осторожна.

— Прекрати ревновать, Ясмина, — Айрис по-кошачьи фыркнула, но даже это ей шло, как шло все на свете. — Это глупо и некрасиво.

Не делай добра, подумала Ясмин. Бледно улыбнулась, рассматривая самоуверенную юную Айрис.

И эту ночь она провела без сна. Все самые страшные и мучительные мысли выползли на свет, свились в чёрное личиночье гнездо. Если бы Абаль любил ее, то не отпустил бы так легко. Но он отпустил, не обернулся.

Нет, это очень хорошо, что не обернулся, но вот если бы любил… Фло — дура и к тому же слепая. Они договорились называть друг друга сокращенными именами, но так и не воспользовались этим. Он разозлился на неё, но право называть его Алем не забрал. Интуитивно Ясмин понимала, что в случае Абаля это многое значило.

— Аль, — сказала она тихо.

В груди что-то испуганно сжалось. Потом расслабилось и сдалось снова, словно по телу пошла невидимая рябь. Ясмин привстала на кровати и поняла, что нет никакой ряби, просто в одеяле возилась мелкая древесная змейка, размером с ладонь.

— Развелось вас, — шепотом упрекнула Ясмин, но змейку взяла осторожно и пересадила в горшок с неясного вида цветами, которые не то очищали помещение от пыли, не то были почтальонами.

На грани засыпания она вдруг подумала, что в Абаля жизни есть четыре человека, которым позволено называть малое имя, включая родителей и ее саму. А кто четвёртый? Фло?

Настроение испортилось окончательно. Снова вернулась та гадкая мысль, как Ясмин выживала все это время. Ей помогает Абаль, на ее сторону встали Хрисанф и Верн, за ее спиной Айрис и, возможно, Примул, но ей все ещё тяжело. Каково было настоящей Ясмин, у которой не было ничего из этого, кроме Хрисанфа?

Спустя несколько часов мучений, когда за окном серел рассвет, голова окончательно разнылась от бесконечных тревог, она тихо завыла в подушку, набитую лавандовым цветом. Хотелось снять голову с плеч и швырнуть детским мячом о стену, чтобы выпали все мысли, кроме одной. Завтра Большой совет, она должна быть готова, а у неё головная боль, как у замученной первокурсницы, которая весь год гуляла и опомнилась только в ночь перед экзаменами.

* * *

На Большом совете ее ждало большое фиаско. Ясмин и залу окинуть взглядом не успела, как ее попросили не садиться.

— Примул желает внести небольшие поправки в закон, мы должны выслушать его с уважением, — с отвратительной улыбкой шепнула мастер Дея.

С уважением — это стоя.

Мастер Дея остановилась рядом, и от неё несло смесью розового масла и нафталина, и Ясмин с позором дернулась вправо, едва не прижавшись к не менее отвратительному мастеру Файону. Оба встали по обе стороны от неё, как верные стражи. Мастер Файон даже не счёл нужным потесниться, даже напротив — повёл на неё томными круглыми глазами, как если бы она была его подружкой.