Пандемия - Франк Тилье

– Хорошо. Эти флакончики с гелем для душа, откуда они?

– Они были вот в этом шкафчике. Эти штуки бесплатно дают в отелях, мы все суем их в чемоданы, перед тем как сдать ключи.

– Их тут много. А отели недешевые. Лаборант много зарабатывает?

– Мне кажется, платила не она. Я смотрел, никаких следов в ее банковских выписках. Но ее ведь могли пригласить, верно?

– Патрик Ламбар, ты хочешь сказать?

– Он или кто другой.

Шарко бросил ей флакончик. Он был из «Меридьен Этуаль».

– Заедешь туда завтра…

– Ты меня приглашаешь?

Шарко улыбнулся. Они вышли из квартиры. Лейтенант запер дверь на ключ и повернулся к своей подруге:

– Как ты себя чувствуешь? Я хочу сказать… Никаких тревожных симптомов?

– Все в порядке. Стучу по дереву, но я никогда не болела гриппом. Или так давно, что не помню. А ты?

– Я вообще никогда не болею. Разве что небольшая шизофренийка, а так все в порядке. Но очень важно, чтобы дети не подцепили эту пакость. Будем осторожны, хорошо?

36

Франк и Люси разошлись в разные стороны к своим машинам. По дороге Шарко успел сделать несколько звонков по поводу дела скелетов. У него был номер мобильного Робера Шамберлена, работавшего в административном отделе парижской мэрии. Обменявшись банальностями и осведомившись, как дела, Шарко приступил к сути:

– Мне бы хотелось, чтобы ты свел меня с кем-то, кто знает парижскую канализацию как свои пять пальцев. Мне надо знать, как она функционирует, кто там работает, сколько их. Нужен доступ к планам, если они существуют, особенно квартала близ канала Сен-Мартен.

– Канализация, говоришь. Для этого, наверно, придется наведаться в технические службы, на улицу Фобур-Сент-Оноре. Они там занимаются обслуживанием подземной сети. Так что… Подожди секунду, я гляну в справочник… Вот и имя, я устрою тебе встречу. Когда и в котором часу ты хочешь?

– Завтра утром, в половине девятого.

– Срок жесткий, но я этим займусь.

Они попрощались и отключились.

Было почти семь. В Со Шарко подъехал к яслям «Сорванцы». Он надел защитную маску, что привлекло внимание директрисы. Полицейский объяснил, что один из его коллег подцепил сильный насморк и он предпочитает поберечься, особенно с детьми. Он не знал, поверила ли она ему, но больше вопросов не последовало.

Жюль и Адриен играли в кубики среди семи или восьми других детей. Увидев Шарко, близнецы бросились к нему. Адриен был побойчее и энергично оттолкнул брата, чтобы первым прижаться к ноге отца. Жюль заплакал.

– Все хорошо, милые…

Шарко взял их на руки, подхватил сумки и попрощался с директрисой. Адриен попытался сорвать с него маску. Шарко уклонился и усадил их в детские кресла. Он не проехал и десяти минут, как они оба уснули. Шарко улыбнулся. Наверно, есть ген засыпания в машине, он был точно таким же в раннем детстве. Кряхтенье старенького белого «Пежо 504», убегающие назад пейзажи, голоса родителей.

Его родители…

Шарко снял маску, ему было нечем дышать. Он сделал глубокий вздох и успокоился.

Тишина была недолгой. Близнецы вновь обрели всю свою живость, едва ступив на пол гостиной. Шарко любил такие дома, полные жизни, где кричат дети, где спотыкаешься об игрушки, а от подушек кресел отковыриваешь прилипшие конфеты. Всего этого так ему не хватало в те годы, когда одни только драмы, работа до упаду и ужасы наполняли его жизнь. Сегодня он мог сказать, что счастлив, потому что у него есть семья. Настоящая семья.

Глядя на сыновей, он подумал, что тот Человек в черном посягает и на его детей. Что он пытается до них добраться. Заразить их.

От этого он ощутил еще большую ненависть и почувствовал себя скверно.

Свою подругу он нашел на кухне, она резала ветчину и разогревала на водяной бане баночки с детским питанием. Артишоки-брокколи… Шарко не понимал, как промышленники, которые сами были детьми, могут предлагать малышам такую гадость.

Люси поцеловала сыновей, не снимая маски, потом подошла к своему мужу, опустив ее на грудь.

– У меня есть новости с набережной Орфевр касательно моего запроса, – сказала она. – Странная штука с этим Патриком Ламбаром.

Шарко открыл холодильник и откупорил бутылку крепкого пива. Он редко пил в будни, но сегодня ему надо было снять напряжение.

– Действительно есть Патрик Ламбар, врач-терапевт во Втором округе. Это, кстати, единственный Патрик Ламбар в столице.

– И что же странного?

– Я позвонила секретарше медицинского центра, где он работал. Он умер пять лет назад.

37

Амандина испытала безмерное облегчение, когда этой ночью встала под душ.

Был уже третий час. Позади остался бесконечный, начавшийся семнадцать часов назад день, в котором накладывались друг на друга скверные новости, драмы, вопросы.

Она изо всех сил намыливала и терла каждую пядь своего тела, пока обычно такая белая кожа не покраснела. После всех поездок в метро, Дворца правосудия, встреч с людьми, возможно зараженными, Амандина чувствовала себя грязной.

После она бесконечно долго чистила зубы, не отдавая себе отчета в силе и быстроте своих движений, потом прополоскала рот. От вкуса крови ее затошнило. Она попыталась успокоиться. Уже выходя из ванной, она заметила свисавшую с потолочного светильника паутину. Амандина влезла на стул и полотенцем резко смахнула нити. Потом она вымыла весь плафон и даже обожглась о лампочку.

Как этот окаянный паук мог сюда пробраться? Через какую щель? Амандина мыла все снизу доверху в прошлую субботу. Она принялась искать паука во всех уголках, подняла белье, заглянула под раковину. Где-то же он должен быть. Надо его уничтожить.

Но паука не было. Вся на нервах, молодая женщина в конце концов махнула рукой, да и Фонг звал ее уже несколько минут. Она вышла к стеклянной двери, отделявшей ее гостиную от гостиной мужа, пристально глядя на плиточный пол и стены. Поколебавшись несколько секунд, приняла решение:

– Я не войду.

Лицо мужа помрачнело.

– Но… почему?

– Я общалась с больными, с зараженными людьми. Мы в тесном контакте с вирусом, Фонг. Это все равно что ходить в двух шагах от кратера действующего вулкана.

– Ты привыкла.

– Не к таким тревогам. И потом, мне пришлось снять маску, проходя через пост охраны, и жандарм говорил мне прямо в лицо. Он наверняка контактировал с вирусом в тот или иной момент. Это было бы неосторожно. Подождем несколько дней, посмотрим, как будут развиваться события.

Фонг приложил ладонь к стеклу:

– Ты сегодня потеряла подругу. Как ты можешь просить меня оставить тебя одну?

– Это была коллега.

– Надень маску и иди ко мне, Амандина. Пожалуйста.

Молодая женщина покачала головой. В глазах ее блестели слезы.

– Не настаивай, Фонг. Я не хочу рисковать, даже в маске. Нам и без того достаточно трудно.

– Хорошо. Тебе решать.

Амандине было невыносимо видеть его таким, бессильным, зависимым. Муж сжал губы и добавил:

– Пойду заварю себе чай.

– Я тоже.

Чай… Какое-никакое облегчение, замена словам, которых они не находили, стоя лицом к лицу, разделенные гнусным стеклом. Они разошлись каждый в свою сторону, включили чайники, но одинаковые жесты лишь углубляли разделявшую их пропасть. Они вернулись и сели друг напротив друга.

– У тебя шла кровь изо рта? – спросил Фонг. – А руки и ноги очень красные. Ты больше полутора часов пробыла в ванной.

– Я не заметила.

Фонг вздохнул:

– Я получил счет за воду, расход почти удвоился в последние месяцы. Ты все чаще принимаешь душ, и все эти средства, которыми ты мажешься, которые глотаешь… Ты меня тревожишь.

– Ничего особенного. И потом, там была паутина, поэтому я задержалась.

– Паутина? Притом что ты драишь все несколько раз в неделю? Я не видел ни одного паука, с тех пор как мы сюда въехали.

– Был паук, говорю тебе.

Она опустила рукава, чтобы скрыть красноту, и переменила тему:

– Этот чудный день закончился бесконечным совещанием с Жакобом. Такой тягостной атмосферы я не припомню. Никто не мог толком сосредоточиться. Все думали о Северине. Было ужасно видеть взгляды коллег. После визита полицейских в лабораторию стало еще хуже. В команде царит нездоровое сомнение.

– Сомнение в честности Северины, ты хочешь сказать?

– Да. Это слово «простите», которое она написала на листке…

– Ты думаешь, это может быть связано с тем, что сейчас происходит?

– Я не знаю, Фонг. Ничего не знаю. Эти чертовы полицейские сумели посеять сомнение и в моей голове. Ты бы их слышал. Да она все равно что написала «виновна» у себя на лбу.

Она глубоко вздохнула, все еще думая о паутине.

– Положение серьезное. Очень серьезное.

Фонг поднес чашку к губам и, отпив глоток обжигающего чая, поставил ее на место.

– До какой степени серьезное?

– Это будет официально обнародовано завтра. ВОЗ переходит к четвертой стадии плана пандемической тревоги. «Начало массовой эпидемии во Франции».