Юрий Никулин - Иева Пожарская

— Ганс, Ганс!..

Из воспоминаний Юрия Никулина: «Лежим мы во ржи, а я, стараясь подавить дыхание, невольно рассматривая каких-то ползающих букашек, думаю: "Ах, как глупо я сейчас погибну…"

Тогда же, глядя на букашек, подумалось: вот ведь счастье — ползают какие-то маленькие насекомые в траве, и им никакого дела нет, что идет война, что здесь убивают, что я лежу здесь, в тысячи раз огромней их, и боюсь умереть. А они, крошечные, живут своей привычной, спокойной жизнью, заняты простым повседневным трудом… Какая же бессмыслица — война…» «И почему ты думаешь, что именно ты останешься живым?»

Немцы, в конце концов, ушли. Никулин и другие солдаты выждали еще некоторое время, выбрались из ржи, сели в машину, предварительно достав винтовки, и поехали обратно. Приехали на свою батарею, и комбат Шубников, увидев их живыми, страшно обрадовался. Он-то уже всех мысленно похоронил, потому что с запозданием получил донесение о том, что в деревне, куда он уже отправил своих солдат, находятся немцы.

Так Никулину еще раз повезло. А ведь неподалеку во ржи лежали убитые русские ребята, пехотинцы.

13 октября 1944 года советские войска взяли Ригу. В боях за Прибалтику Красная армия понесла большие потери и в людях, и в технике. Военные части начали переформировывать. И 72-й зенитный дивизион, в том числе и его 1-ю батарею, отвели на 100 километров севернее Риги, в сторону Эстонии, в латвийский городок Валмиера для отдыха и новой укомплектации.

Валмиера — это небольшой, но древний город, основан он был еще в 1283 году, а расположен на самой живописной в Латвии реке — Гауе. В ходе Рижской операции этот городок был разрушен и сожжен почти полностью. Однако производственные традиции оставшиеся в живых горожане сохраняли. И было что сохранять! Ведь до войны местные жители трудились, если можно так сказать, как звери. В Валмиере на 8500 жителей приходилось почти 450 всяких предприятий — преимущественно сельскохозяйственных или перерабатывающих продукты. Так что Юра Никулин послал оттуда родителям два бруска соленого масла, увесистый кусок сала, банку засахаренного меда. Всё это он купил у местных жителей. Отправляя посылку, Юра не очень-то верил, что она дойдет до адресата — родная Москва казалась ему тогда далеким-предалеким, почти сказочным городом. Но родители всё получили и прислали восторженное письмо.

В Валмиере Никулина вызвал замполит дивизиона и сказал:

— Никулин, ты у нас самый веселый, много анекдотов знаешь, давай-ка организуй самодеятельность. Нечто вроде клуба веселых и находчивых.

В то время еще не было никакого КВН — Клуба веселых и находчивых, но комиссар дивизиона почему-то произнес именно такую фразу.

И Юра охотно взялся задело. Обойдя все батареи дивизиона, отобрал для выступления более или менее способных ребят. Солдаты быстро создали хор, появились бойцы-чечеточники, рассказчики. Сопровождать концерты должен был солдат, блистательно игравший на трофейном аккордеоне.

К первому концерту готовились очень тщательно. Самому Юре пришлось выступать сразу в нескольких ролях.

Во-первых, быть организатором концерта.

Во-вторых, вести его как конферансье.

В-третьих, быть занятым в клоунаде.

В-четвертых, петь в хоре.

В-пятых, стать автором вступительного монолога и нескольких реприз между номерами.

Во вступительном монологе Юра выходил к публике и говорил:

— Как хорошо, что передо мной сидят артиллеристы! Поэтому я хочу, чтобы наш концерт стал своеобразной артподготовкой, чтобы во время концерта не смолкали канонада аплодисментов и взрывы смеха. Чтобы остроты конферансье, как тяжелые орудия, били зрителей по голове и все, получив заряд веселья, с веселыми минами на лицах разошлись по домам [20].

С клоунадой возникли сложности. Юра понимал, главное — найти хорошего партнера. Сразу подумал о Ефиме Лейбовиче, лучшем фронтовом друге. Все знали Ефима как человека спокойного, уравновешенного, рассудительного, эрудированного — до войны он работал в газете. Ефим был старше Юры на два года. Он любил экспромты, шутки, и Юра решил, что вместе они составят довольно забавный дуэт.

В одной из разбитых городских парикмахерских ребята нашли рыжую косу. Из нее сделали парик. Углем и губной помадой (помаду дали телефонистки) Юра, как сумел, наложил на лицо грим. Из папье-маше сделал себе клоунский нос. На тельняшку, которую одолжил у одного из бойцов, надел вывернутую мехом наружу зимнюю безрукавку, раздобыл где-то шаровары и взял у старшины самые большие, 46-го размера, ботинки, а Ефим надел цилиндр и фрак. Под фраком — гимнастерка, брюки-галифе и ботинки с обмотками. Получился классический клоунский дуэт — Рыжий и Белый.

В репризах Юра использовал сведения, полученные из дома. Отец тогда писал фельетоны на злобу дня, откликаясь на многие политические события. Весь свой «репертуар» он всегда посылал сыну. В те дни в прессе немало говорилось о научном открытии, связанном с расщеплением атомного ядра. На эту тему Лейбович с Никулиным придумали репризу.

Юра появлялся на сцене в своем диком костюме и с громадным молотком в руках. Остановившись, поднимал что-то невидимое с пола и, положив на стул это что-то, бил по нему молотком. Стул разлетался на куски. Вбегал партнер и спрашивал:

— Что ты здесь делаешь?

Юра отвечал совершенно серьезно:

— Расщепляю атом.

Тут «зрительный зал» просто падал от смеха. Делали и другую репризу. Ефим спрашивал:

— Почему наша страна самая богатая и самая сладкая? Никулин отвечал:

— Не знаю.

— Наша страна самая богатая потому, что у нас есть только один поэт Демьян Бедный. А самая сладкая потому, что в ней только один Максим Горький…

Тогда Никулин спрашивал Лейбовича:

— А почему наша страна самая умная?

— Не знаю, — отвечал он.

И Юра с торжеством говорил:

— Наша страна самая умная потому, что в ней есть только один дурак… И это — ты!

Пользовалась успехом и такая острота. Юра с невинным видом задавал партнеру «простую задачку»:

— У киргиза было шесть верблюдов. Два убежало. Сколько осталось?

— А чего тут думать, — отвечал Ефим, — четыре.

— Нет, пять, — заявлял Юра.

— Почему пять?

— Один вернулся.

Солдаты, изголодавшись по зрелищам, по радости, по всему тому, что когда-то украшало мирную жизнь, смеялись от души.

Был также номер с кошкой, подобранной где-то и жившей при солдатской «труппе». Кошку помещали в ящик, так, чтобы голова и хвост торчали наружу, и представляли зрителям как «Актрису-оракула». От кошки требовалось немного: махнуть хвостом, если ответ на заданный ей вопрос оказывался положительным, и не делать этого в случае отрицательного ответа. А вопросы Никулин с товарищем задавали из жизни дивизиона, вроде такого: «Правда ли, что Савельев вчера опять в самоволку ходил?» Всякий раз солдаты, ожидая ответа, затаивали дыхание. Откуда им было знать, что к хвосту была привязана ниточка, за которую авторы номера сами же и дергали, да и хвост был вовсе не кошкин, а искусственный…