Гарантия на счастье - Катажина Грохоля

Этот страх она подавляла до тех пор, пока не приходила на работу.

Поэтому она не заводила собаку. Потому что собаке нужна не только ласка и забота. Ее нужно выгуливать трижды в день. Собака должна бегать по траве, иногда радостно лаять, отправлять свои потребности, и нужно следить, чтобы она не испачкала газон. Недалеко от дома Анны есть парк, она ходила бы с ней туда. Но сколько раз в день можно подниматься на восьмой этаж?

Подниматься по лестнице полезно, но тысяча ступеней в день из-за собаки — это, она поняла, выше ее возможностей.

В конце концов, что такое прогулка с собакой трижды в день? А если ей будет необходимо чаще? Щенку нужно гулять как можно больше. Собака? Может, когда-нибудь потом.

Сегодняшнее утро отличалось от вчерашнего. Анна как всегда стучала каблуками на всю лестничную клетку. Она не могла опоздать. Нужно быть пунктуальной, ровно в восемь внизу, у себя. Двадцать минут езды на машине, парковка в подземном гараже, второй уровень, третье место справа, и большой светлый холл.

То, что другие приходят немного позже — правда, но она должна прийти на рабочее место чуть раньше, пока лифт не задержится на пути вверх, чтобы забрать кого-нибудь еще с двадцатого, двадцать пятого этажа. В это время — рано утром — лифты едут почти без остановок на тридцатый этаж, а однажды ей удалось доехать до тридцать третьего.

А обычно до двадцатого. Здесь она выходила, шла к лестнице, выдыхала сдавленный, с трудом удерживаемый в светлых пузырьках легких воздух, делала глубокий вдох. Сердце понемногу начинало успокаиваться со ста до восьмидесяти — семидесяти ударов в минуту, и тогда Анна десять минут поднималась по пожарной лестнице на свой сорок второй этаж. Потом спокойно сидела, чтобы не вспотеть, чтобы выглядеть так, словно ничего не произошло и не было этой ежедневной, за исключением выходных, кошмарной муки умирания, разрыва, распада на миллионы отдельных частичек, превращения в ничто, в массу отдельных клеточек, которые она не могла собрать воедино, несмотря на то что работала здесь уже семь месяцев.

Конечно, Анна была у врача, в другом, дальнем, районе, чтобы никто случайно не узнал; иначе ее, возможно, уволили бы с работы. А ведь она так стремилась к этой должности, открывавшей совершенно иные возможности — это исполнение мечты о карьере. Анна никогда ничего не боялась, мечтала подняться с нижних этажей, где от нее ничего не зависело.

Однако пару месяцев назад ей стало дурно, а вчера она почувствовала, как завтрак стал подниматься выше, распирая желудок, и в груди стало горячо, словно острая курятина под соусом карри хотела сжечь не только ее желудок и кишки, но и легкие, будто стала кислотой, способной растворить ее сердце.

Врач посоветовал Анне установить причину этого страха. Может, это клаустрофобия, и если бы она заглянула в себя, конечно, с помощью психоаналитика, тогда…

Но это не клаустрофобия, потому что когда-то она вместе с Янеком ходила в пещеры. Побаивалась, конечно, но это был приятный страх, страх от неуверенности, от незнания, что будет, что увидишь через мгновение, есть ли там летучие мыши?

Только летучие мыши не летают сверху вниз, не могут неожиданно упасть, и они не взмывают к облакам. Летучие мыши неподвижны. Так что это не клаустрофобия, а естественный страх лифта. Лифта, который уносится вверх или падает вместе с ней независимо от ее страха, биения ее трех сердец и распада на тысячи частичек.

Это не могла быть клаустрофобия, поскольку окна в кабинете Анны не открывались, а она не испытывала неудобства, удушья, дышала спокойно. Только в лифте ей не хватало кислорода, а в помещениях: комнате, кабинете, ванной — она чувствовала себя прекрасно, к тому же никогда не боялась высоты. Анна стояла у окна, находясь выше птиц и облаков, возле самого неба, возвышалась над городом. В дождливые дни город исчезал, а она сидела в облаках и разбухшем от влажности воздухе, отделенная от мира, сильная и независимая.

Анна много работала, через три месяца ожидалось повышение, ее ценили. Она всегда задерживалась на работе дольше других, дольше большинства служащих, а их было около двух тысяч, если считать всех, даже тех, кто работал в подвале.

Секретарь восхищалась Анной, она не знала, что та ждала, когда толпы работников спустятся вниз, ждала, когда кабинеты будут покинуты, а секретари аккуратно рассортируют на столах последние факсы. Она ждала момента, когда в одиночестве, задерживая дыхание, войдет в лифт и будет молиться, чтобы он преодолел все этажи не останавливаясь. Чтобы время сжалось для нее в мгновение, а она смогла контролировать все свои сердца, чтобы они не выскочили с криком из груди и были тесно прижаты друг к другу и бились только в нарастающем темпе, постепенно ускоряясь.

Когда лифт наконец останавливался на первом этаже и двери медленно выпускали Анну на волю, в просторном холле можно было отдышаться. По дороге на второй уровень она успокаивала свои сердца, размножившиеся за время спуска с сорок второго этажа, и они превращались в одну мышцу, работающую ровно — раз-два, раз-два, раз-два.

Сегодня ей было нехорошо. Очень нехорошо. У нее болел живот, возможно, вчерашний цыпленок оказался не очень свежим.

Анна вошла в комнату гигиены. Большое зеркало отразило ухоженное лицо с небольшими кругами под глазами. Корректирующий карандаш их не замаскировал, даже под стеклами очков заметно, а ведь она очень старательно выбирала оправу. Все равно видны темные круги под глазами.

Анна подняла жалюзи. Душно, душно, но ведь ей никогда не было здесь душно. Ей вдруг пришла в голову мысль. Она нажала на кнопку интеркома.

— Пани Ягода, зайдите ко мне, пожалуйста, на минуту.

Сев за письменный стол, она посмотрела на экран ноутбука. Тихий стук — в дверях появилась пани Ягода.

— Принесите протоколы номер двести шестьдесят восемь и двести девяносто. И может, кофе… без сахара, сливки отдельно.

— Пожалуйста.

Уф, сейчас будет кофе.

Хорошо, что не нужно ждать. Наконец все так, как и должно быть. Тишина, покой, на сороковом этаже время летит в сорок раз быстрее, чем там, внизу. Пани Ягода стала неплохим приобретением — всегда на месте, никаких забот, поручения выполняла незамедлительно, в любом деле на нее можно было рассчитывать. Это очень облегчало работу. Сколько времени ей потребуется, чтобы сделать кофе и найти протоколы? Минута, две? Три?

Снова тихий стук в дверь — ей хватило полторы минуты. Быстро. Время — деньги.

— Спасибо. Пани Ягода, пришел факс из Вены?

— Я его положила сюда.

Анна перебрала бумаги.

— Я просила дать мне его в руки, я жду его со вчерашнего дня, — с раздражением бросила она.

— Простите.

— Кто-нибудь звонил?

— Я вам говорила, что дважды звонила ваша мама.

— Соедините меня с ней.

Анна осмотрела секретаршу со спины. В ее голосе не было ничего, что могло бы встревожить, но… она столько раз просила класть факсы справа… Да, и вот еще что. Она должна это сказать.

— Пани Ягода, я прошу вас придерживаться норм, принятых в нашей фирме. У нас не носят открытых туфель. Я не хочу выглядеть невежливой, но у нас принято делать эпиляцию ног…

Анна ощутила неловкость из-за того, что должна говорить об этом секретарше. Пани Ягода сама должна знать такие вещи. Анна не хотела быть строгой, но выглядеть подобным образом недопустимо. Ей, наверное, стало обидно. Пани Ягода молча смотрела на нее, но такова судьба шефа, нужно все-все контролировать. Можно все это быстро замять, но как?

Анна достала из ящика стола визитную карточку и улыбнулась секретарше:

— Это мой косметический салон, запишитесь туда. К пани Марте! Она лучше всех. За счет фирмы! Воск один раз в какое-то время — это лучше всего. Спасибо за кофе, пани Ягода!

Дверь в кабинет бесшумно закрылась.

— Ваша мама на линии, — прозвучало по интеркому.

— Спасибо. Привет, мама! Ты звонила? Знаю, но я правда работаю с утра до ночи. Пани Мажена не проверила? Ах, к доктору? Хорошо, я пришлю тебе такси. Нет, не могу. Мне никак не удастся вырваться. Пани Мажена с тобой поедет. И на обследование тоже. Хорошо, сделай в медцентре, там нет очередей. Дай мне пани Мажену. Пани Мажена, договоритесь об обследовании в медцентре, пусть они все сделают, чтобы с этим покончить. Я знаю, что это мучительно. Конечно, вы получите двойную оплату. И прошу вас, не давайте маме сладкого. Хорошо. Передайте трубку маме. Мама, нет, не можешь. Послушай, если ты о себе не заботишься, то это должна делать я. Для твоего же блага. У тебя повышенный сахар в крови, и хорошо, что хоть я об этом помню. Не знаю когда. В воскресенье вылетаю в Вену. Я позвоню, когда вернусь. Пока, целую, пока.

Анна положила трубку, сделала глубокий вдох и набрала номер.

— Прошу прислать на имя Ягоды Бурм в отдел «К» тест на определение беременности, витамины и две упаковки магния. Спасибо.

Потом она нажала кнопку интеркома.