Черная Королева тамплиеров - Лариса Капелле

— Например?

— Пример? Пожалуйста: к часовне Черной Мадонны ведет лестница. Сейчас в ней двести шестнадцать ступеней. Но раньше, несомненно, было только двести десять.

— Почему двести десять? — удивилась Кася. — Потому что связано с цифрой семь.

— Вы догадались, у вас есть опыт разгадки символики цифр?

Кася вместо ответа только осторожно кивнула. Но большего ее собеседник не потребовал. Он, казалось, только этого и ждал и радостно пустился в объяснения:

— Дело в том, что число ступеней варьировалось, но так как вначале к дому каноников вели сто сорок ступеней, то логичным было бы предположить, что к часовне Черной Мадонны вели семьдесят ступеней. Строители тогда с особым трепетом относились к магии цифр.

— Но почему цифра семь? — переспросила Кася.

— Число семь — гептада, было всегда символом мироздания: семь небес, семь планет, семь печатей Апокалипсиса. Семь — всегда являлось особым магическим. Оккультным, мистическим числом. Да, — внезапно спохватился Поль, — я совершенно забыл самое главное: высота всех Черных Мадонн составляет примерно семьдесят сантиметров, и в создании скульптур использованы пропорции семь к трем.

— Семьдесят сантиметров? — переспросила Кася. — То есть все Черные Мадонны примерно одной и той же высоты? В этом есть особый смысл?

— Конечно, — с энтузиазмом подтвердил Поль.

— А может быть, просто-напросто имелся неизвестный эталон, на который ориентировались все создатели Черных Мадонн?

— Не знаю, — признался Феро, — но все не так-то просто. Вы не учитываете тот факт, что в двенадцатом веке плюс ко всему стали активно перекрашивать в черный цвет уже имеющиеся полихромные скульптуры. Так разноцветные Мадонны стали все сплошь черными.

— Но откуда она все-таки взялась, эта Черная Мадонна? — задала Кася главный вопрос.

— Первая гипотеза: это египетская Исида. Возможно, во Франции недалеко от найденных Черных Мадонн находили и каменные таблички с иероглифами. Отправлявшиеся в Крестовые походы рыцари вполне могли быть посвящены в тайные мистерии сохранившихся вопреки всему культов Исиды. Исламу, как и христианству, далеко не сразу удалось искоренить языческие культы.

Кася вспомнила статую Исиды, держащей на коленях Гора.

— Действительно, похоже, — согласилась она, — но это может быть и фригийская Кибела, тем более ее культ еще более странный и скорее всего более древний.

— Совершенно с вами согласен, — закивал ее собеседник, — тем более ее тоже часто представляют с ребенком на коленях.

— Только у ребенка совсем взрослое лицо и тело, — улыбнулась Кася, — как и у детей, которых держат на коленях Черные Мадонны.

— Потому что ребенок — это человечество. Кибела — Великая Мать богов. Она требует от своих служителей полного подчинения.

Кася задумалась. Кибела, эта странная богиня, требовавшая от своих служителей абсолютного забвения себя. В безумии радостного экстаза ее жрецы наносили себе и друг другу кровавые раны. Неофиты же оскопляли себя, принося свое мужское достоинство в жертву Богине. Они словно уходили от мира обыденной, повседневной жизни, предавая себя в руки страшной, мрачной богини.

— Мы заговорили о Кибеле, но не забывайте и Артемиду, которая тоже требовала от своих служителей полного подчинения, и ее, как и Кибелу, всегда сопровождали дикие звери, и она тоже была владычицей гор, лесов, зверей и покровительницей плодородия. Или Персефону, статую которой в некоторых регионах закапывали осенью и откапывали весной, это символизировало пробуждение природы. И пожалуй, мы забыли одну из самых главных: Гекату.

Кася только кивнула.

— Богиню мрака, ночных видений, с факелом в руках и змеями в волосах… — задумчиво пробормотал Феро, — она может сделать человека счастливым и отнять все, она помогает покинутым возлюбленным, стоит на пороге жизни и смерти. И в то же время часто олицетворяет силу земли, она светлая и темная одновременно. Странное сходство с Черными Мадоннами, не правда ли. И кстати, согласно древнему обычаю, Гекате всегда поклонялись на перекрестках, принося в дар яйца. И одной из Черных Мадонн из небольшого местечка Новес было принято поклоняться таким же образом. Прихожане раскладывали яйца на перекрестках. Да всего не перечислишь. Вы знаете, как иногда называют себя франкмасоны?

— Нет, — после недолгого размышления ответила Кася. То, что франкмасоны претендовали на родство с тамплиерами, она знала, хотя и никаких фактических доказательств этому не было.

— Они называют себя сыновьями Вдовы. Конечно, легендарный основатель масонства архитектор храма Соломона Хирам был сыном вдовы, конечно, это название указывало и на Изис, которая тоже была вдовой. Можно вспомнить и евангельское воскрешение сына вдовы в Наине. Не буду всего перечислять. Но Вдова — одетая в черное женщина, в первую очередь это до странности напоминает Черных Мадонн! Но впрочем… — Он остановился и замолчал, как опытный артист выдерживает паузу перед концом монолога. — Я думаю, мы наговорили уже немало. Одно точно: это Древняя Богиня-Мать, все порождающая и поглощающая, когда беспощадная, когда милосердная, дарующая и отнимающая, но всегда оставляющая надежду на воскрешение. Поэтому Черная Мадонна — это и ночь с мраком смерти, и свет с ожиданием возрождения…

Кася уезжала из Рокамадура, переполненная таким количеством информации, что недели не хватит, чтобы все расставить по полочкам. Получалось, что вокруг Черных Мадонн было такое различное количество самых разных культов и суеверий, что сразу не разберешься. В Тулузе, в соборе Нотр-Дам де Дорадэ, существовал обычай давать роженицам пояс, которым была опоясана наряженная в золотые одежды фигура Черной Мадонны. Этот пояс облегчал роды. Как не вспомнить пояс египетской Исиды. Большинство Черных Мадонн находились в гротах и в подземельях, словно намекая на связь с богинями плодородия и подземного мира, такими как Персефона и Геката. Не говоря уже о мрачных и тревожных скандинавских богинях плодородия, таких, как Фрейя. Недаром в том же Рокамадуре рассказывали легенды, что раньше в одной из пещер приносили человеческие жертвы Черной Матери Сулеве. Именно сельские жители, жизнь которых находилась в прямой зависимости от капризной природы, никак не могли освоить идею грамоничного и правильно устроенного мира. Для них все находилось в зависимости от этих архаических Богинь-Матерей, покровительниц плодородия, стоящих на границе жизни и смерти, света и мрака. Они их не пугали, даже скорее наоборот, они единственные могли реально помочь и облегчить трагическую непредсказуемость их судьбы. И христианство приспособилось к ним со своим культом Всеобщей Богоматери, впитавшей в себя черты многих Древних Богинь.

Итак, получалось, что сами Черные Мадонны стояли на перекрестке дорог, где смешивались воедино скандинавская, египетская, фригийская, греко-римская и христианская религиозные традиции. Поэтому так усиленно боролись с этими остатками язычества протестанты, которые и светлоликую Богоматерь-то принимали с трудом. Что уж тут говорить о темноликих, тревожащих ум и душу идолообразных Черных Мадоннах. Поэтому немногие из них выжили в период Нового времени. «Вот тебе и темные Средние века, относившиеся с большим уважением и терпимостью к наследию прошлого!» — возмутилась про себя Кася. Хотя тут же одернула себя, вспомнив костры, на которых успешно сгорела большая часть античной мудрости.

Так кто она, эта Черная Мадонна: египетская Исида, ассирийская Астарта, Церера, фригийская Кибела, скандинавская Фрейя, греческая Артемида? Она по-настоящему прониклась всем увиденным и услышанным. Вспомнилась простая и столь царственная осанка небольшой скульптуры из черного дерева, к которой приезжали, а то и приходили поклониться за многие тысячи километров. Теперь, после вдохновенного рассказа Феро, Кася гораздо лучше чувствовала и понимала это кажущееся иногда примитивным искусство Средних веков. За внешней простотой и понятностью всегда скрывался глубокий смысл, особая символика. Средневековый художник как бы следовал примеру Бога, который за внешне простыми словами Евангелий скрыл всю тайну мироздания. Оно было многослойным, многоступенчатым, это искусство. И самый простой человек, и самый интеллектуально развитый могли найти в нем свое. Средневековому художнику и в голову бы не пришли квадраты Малевича или изыски авангардистов. Самым замечательным в искусстве Средневековья было это сочетание простоты и изысканности, всем понятного и мистического. Каждый находил в нем свое.

Кася отдавала себе отчет, что это-то как раз и трудно понять современному разуму, сильно «испорченному» культурой Возрождения. Еще на школьных уроках этики и эстетики ей прочно вбили в голову, что искусство в первую очередь связано с категориями прекрасного и безобразного. Хотя это ли главное? Тогда в поэзии важен только ритм, Босха надо надежно куда-нибудь запрятать и вообще от многого отказаться. А для средневекового человека важнее всего были идея и символ.