Каменный век - Александр Тюрин

“Эх, взять Белиндочку, да в лес, по грибным местам. Хорошо валять девку по свежей росе. Любит моя крестьяночка трудиться на барине”.

И вдруг что-то стало тянуть генерального инспектора вниз, к земле.

“Инфаркт? Если б знал, так беречься бы стал в десять раз больше”. Захотелось обратиться к некоему верховному главнокомандующему, попросить отсрочки. И отсрочка пришла. Генеральный убедился в том, что некто пригнул его голову, а в пятый шейный позвонок уткнулось нечто, напоминающее ствол пистолета. Из-за его спины стал вещать гнусавый голос:

— Одно лишнее движение, и твоя голова улетит.

— Что вам угодно? — с презрительной усмешкой сказал генеральный.

— Не лыбься, скот,— предупредил некто,— а то яйца поотшибаю.

Презрение к врагу сразу куда-то испарилось, как же с Белиндой-то потом, если взаправду поотшибают. Лютый враг сурово продолжил:

— Назовите ваш персональный код доступа в кибероболочку СС.

— У меня, дорогой друг, разные коды для разных задач. Может, вас устроят деньги?

— Еще одна такая фразочка, и ты сильно упадешь в цене, фраер. Повторяю еще раз для крупных теоретиков. Персональный код для доступа в подсистемы слежения и базы данных. Его иногда называют “трубный зов”.

Генеральный инспектор наобум назвал несколько слов. Сзади слабо пискнул терминал — враг был хорошо оснащен.

— Эта шутка на сегодня последняя. Итак, я вас слушаю со всем вниманием.

Холодная железяка стала выдавливать шейный позвонок генерального инспектора.

Похоже даже на бластер. Пшикнет по-тихому, а меня нет. Пожалуй, мы с Белиндочкой важнее, чем какие-то секреты. Тем более, что победа все равно будет за нами. А я после победы ой как ко двору придусь.

И тогда большой начальник впервые сказал чистую правду.

— Вот это мне уже нравится,— отозвался налетчик.— Каким хорошим ты можешь быть, если тебя попросят.

За несколько секунд генеральному были залеплены пластырем глаза, сам он положен под какую-то сочащуюся вонючей жидкостью машину, а на голове его оказался непонятный предмет.

— Считай, что это граната, — сказал насильник. — Ты ее заслужил. Она среагирует в течение получаса на любой вопль или дрыганье. Станешь тогда начальник без мозгов. Может, для тебя это приемлемо, но не расстраивай подчиненных.

И все эти полчаса генеральному страстно хотелось чихнуть. А потом, по истечении получаса предмет оказался не гранатой, а спичечным коробком.

Генеральный инспектор так разрыдался из-за полученного унижения, что проходившие мимо люди просто шарахались от него, как от раненного тигра. Когда же начальник снова стал могуч, как обычно, и вернулся в здание, и навел ужас на дежурных офицеров, и поменял “трубный зов”, было в каком-то смысле поздно. Все секретные узлы слежения были рассекречены, и теперь им надлежало менять адреса и коды доступа.

А еще были полностью затерты данные на одного весьма неприятного гражданина. От информационного Виктора Васильевича Лучкина, собственно, ничего, кроме фамилии, имени и отчества, не осталось. Ни лица, ни радужек, ни отпечатков пальцев, ни запаха, ни ДНК, ни “истории болезни”. Кого искать, за что хватать, в чем виноват — все непонятно. Рыбка ушла из невода, и кто знает, будет ли такая мелкая ячея в сети, чтоб попалась она снова. “Ничего, злее станем,— утешил себя генеральный, а пока что — нет человека и нет проблемы”.

В то время, как такие страшные переживания обрушивались лично на генерального инспектора, столь привыкшего к любви и ласке, в аэропорту, напротив, все шло по плану.

Кожаный удивился облаве. Более того, он был ранен до глубины души и страшно обиделся. Столько лет между ним и местными законоблюстителями царил мир. “Салям алейкум — алейкум салям”. Он “цивилизовывал” своим побором и порядком всякую отмороженную шушеру, прибивавшуюся к вокзалу, кого надо — лично гнал в шею. Главное, чтоб все было благопристойно. И сейчас, если он чего упустил, можно ведь и намекнуть. Надо вам, ментам, добычу для галочки, пожалуйста, вот она…

А началась беда так. Кожаный сидел в своей штаб-квартире, в буфете, и медитировал на ягодицах буфетчицы, которая пыталась добраться до мутантного таракана-альпиниста, забравшегося высоко-высоко по стене и там устроившегося. Прибежал вдруг взволнованный Бацилла и доложил, что двух жизнерадостных педиков повязали прямо в сортире, как раз во время любовного поединка. Что Болта скрутили, едва он попробовал рекетнуть продавца мороженого. И Пальчика взяли за жабры, когда он чистил чемоданы каких-то провинциалов. И Буку прихватили, когда он делал “макияж” одному непослушному таксисту.

Кожаный поднялся, застегнул плащ-халат на животе, и тут в буфет зашли два знакомых мента, на сей раз суровых, как аятоллы, и двое в штатском с набрякшими, скучающими по работе кулаками. Кожаный швырнул на них Бациллу и стал скрываться через подсобку. Но и с черного входа вбегали люди с недружественными лицами.

Уязвленный нечестностью Кожаный вскричал: “Я плюю на вас, пигмеи, шибздики духа!” и выкинул в окно то, что покоилось в карманах, что имелось на теле. Деньги, финку, браслет, перстень, рацию, газовый пистолет. Поэтому Кожаному было не так больно, когда ему стали крутить руки. Все выброшенные вещи явились манной небесной на стоянку робобусов и такси, раскинувшуюся внизу. Случайные люди, стоявшие там в очереди, действовали быстро, но точно. Накрывали подметкой понравившийся им предмет, потом наклонялись, вроде бы завязать шнурок, и хвать — трофей в кармане!

Пожилой благообразный джентльмен, садящийся с достоинством в такси, заметил подозрительное движение шофера, который помогал ему укладывать чемоданы, и сказал пронзительным голосом хищной птицы:

— Что это вы там зажали между ног? Ну-ка, поднимите башмак.

Шофер нехотя подчинился и открыл цепкому глазу джентльмена черный браслет.

— Ого, да это ж браслет моей супруги.— Джентльмен заметил возмущение на лице шофера и добавил несколько убийственных фраз вместе с саркастическим смехом.— Или вы хотите сказать, что тоже носите женские украшения? Может, вам серьги подарить или чулки?

— Но ваша жена здесь не стояла,— сказал огорченный шофер.

— А вы здесь всю жизнь стояли. Бессменный часовой, ха-ха. Моя жена уронила вещицу вон там, она покатилась, тут вы ее и накрыли, как коршун. Правда, Машенька?

— Ах, если бы ты умел врать,— не подвела боевая подруга.

Шофер в сердцах швырнул чемодан, захлопнул багажник, прищемив себе палец, и пошел, расстроенный, к рулю. Победитель дискуссии забрал браслет как приятную мелочь.

Однако уже дома Машенька объявила, что не будет носить такой подарок, слишком уж он мрачный и чересчур дешево достался ее муженьку. Лучше подарить браслет какой-нибудь скверной женщине на день рождения.

— Эдак ты весь дом раздаришь,— неодобрительно сказал джентльмен, он же Николай Епифанович Смеляков, доктор киберологии.

— Эй, фатерлянд, дай-ка мне, я в нем на танцы пойду,— дочь Алиса завладела браслетиком и с трудом натянула его на свою руку, более похожую на свиной окорок. Впрочем несколько мгновений спустя браслет изменился в размерах и стал в точь-точь по руке.

Вся Алиса была внушительная девушка, однако любила быстрые пляски, потому что с медленными танцами, вернее, с разбегающимися кавалерами, возникали проблемы.

— Дай червонец,— сказала Алиса папе.

— Деньги тебя испортят, деньги всех портят.

— Ну и давись тут своими деньгами, а мне пора.

— Куда ж ты пошла, еще не покушала, совсем слабенькая, бледненькая,— вскричала встревоженная мать.

— Да провались ты, маменька, вместе со всей жратвой,— отбивалась дочка.

С последним Алисиным словом на кухне рвануло, вместе с дверью в соседнюю столовую комнату полетели лапша, фрикадельки, кнели, фарш, живая рыба щука. Фарш залепил все представительное лицо Николая Епифановича, превратив его в шутовскую рожу для ярмарки. Щука впилась женщине-матери в нос. Лапша повисла африканской прической на дочери.

Проглотив часть фарша, Николай Епифанович испустил зажигательный клич: “Диверсия, Маша, вызывай органы”. Маша в это время металась по комнате, пытаясь отодрать от носа хищную рыбу, и кричала гнусавым голосом: “Спаси меня, Коля!” Алиса же, рассматривая себя в зеркало, приговаривала: “В кайф”. Наконец, Маша перестала надеяться на Колю и победила рыбу, затем вбежала на кухню, преодолела сопротивление все еще летящего фарша и повернула рубильник.

— Какие там органы, просто скороварки взорвались да мясорубка взбесилась. Сбой на кухонном сервере, я сейчас ремонтную программу загружу,— сказала опомнившаяся Маша.— Ага, тут еще немного лапши осталось. Алиска, за стол, иначе никуда не пойдешь.

Николай Епифанович тоже образумился, опустил в нормальное положение закатившиеся было глаза.