Площадь Магнолий - Маргарет Пембертон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В комнате повисла напряженная тишина. У Джека задергалась от обиды щека. Он не ожидал, что жена встретит его обычным холодным приветствием. И еще было задето его мужское самолюбие. Добрая половина площади наблюдала, как равнодушно встретила его Кристина, и теперь слухи распространятся по всему району. Ему будет стыдно войти в свой любимый паб. Но так ли уж это важно? Ведь ему всегда было безразлично, что думают и говорят о нем люди. Да и стоит ли волноваться из-за того, что Кристина не повисла у него на шее, как это сделала не колеблясь Мейвис? Они совершенно разные: Кристина более сдержанная, замкнутая, привыкла взвешивать каждое слово и каждый шаг.
Рассудив таким образом, Джек повеселел и улыбнулся, от его гнева не осталось и следа. Разве не холодность Кристины заинтересовала его при их первой встрече? Разве не ее загадочная улыбка Мадонны пленила его пылкое сердце? Значит, плевать на сплетни соседей. Главное ведь не то, что происходило у всех на глазах, а то, что должно произойти теперь, когда они уединились в спальне.
И Джек взволнованно произнес:
— Извини, я вел себя, как ребенок.
Он впервые в жизни произнес слова сожаления, и вознаграждением за это стали ее потеплевшие глаза.
От огромного облегчения, что он ее простил и не оставит, Кристина едва не рухнула без чувств. Ноги у нее стали словно ватные, она оперлась коленями о край кровати и чуть слышно сказала:
— И ты извини меня, что я не такая, как все девушки южного Лондона.
Из окна донеслось лошадиное ржание и скрип колес повозки старьевщика, затем тишину нарушил его зычный характерный голос. Недовольная столь шумным вторжением в ее владения, громко залаяла овчарка Куини в палисаднике Чарли Робсона. Нелли Миллер во всеуслышание объявила с крыльца своего дома, что она желает продать старый таз. Билли тотчас же откликнулся, выразив готовность выкопать таз из кучи мусора и за скромное вознаграждение отнести его в повозку скупщика тряпья и рухляди.
Но Джеку посторонние звуки нисколько не мешали. Он впился страстным взглядом в Кристину и воскликнул:
— Я тебя люблю!
И она поняла, что в следующий миг он заключит ее в свои жаркие объятия и повалит на кровать, чтобы овладеть ею немедленно, не обращая внимания ни на гвалт, царящий на площади, ни на присутствие в доме Лии, Мириам, Керри и Дэнни, наплевав даже на то, что неподалеку находятся Роза, Бонзо и еще бог знает сколько гостей.
Ее охватила паника: при всей ее безграничной любви к Джеку вряд ли она сможет преодолеть робость и скованность в постели при таком количестве свидетелей.
Ведь стенки между комнатами тонкие, а уши у любопытных соседей длинные! Но иного места для соития, кроме комнаты, которую Кристина делила с Розой, в их распоряжении не было. Сомнительно, что Чарли ради них уйдет из дома. И денег, чтобы снять номер в гостинице, у них не было, да и вряд ли такая идея понравилась бы Джеку. В лучшем случае он бы удивился, а в худшем подумал бы о ней бог знает что. Нормальные обитатели южного Лондона по отелям не шлялись, позволить себе провести в номере первую брачную ночь могли только богачи. Керри, как знала Кристина, ни разу не была в гостинице, да и Кейт тоже.
А Джек уже стремительно огибал узкую кровать. На миг в воображении Кристины возник эпизод из ее детства, когда она с родителями была в шикарном ресторане отеля «Эрнст» и ела шоколадные пирожные.
— Всего шесть пенсов? — раздался негодующий возглас возмущенной Нелли Миллер. — Шесть пенсов за такой таз? Да если его переплавить, из него можно сделать линкор!
Джек обнял Кристину и прижался к ней всем своим крепким мужским телом, жарко шепча:
— Не обращай внимания на Нелли. Забудь обо всех!
Он впервые точно угадал ее настроение и мысли.
И, благодарная ему за такую проницательность, она тоже приникла к его грубой военной форме и разрыдалась от избытка чувств. На этот раз у них все должно было получиться. На этот раз она не подведет его и не станет думать ни о чем постороннем.
— Я люблю тебя! — хрипло произнесла она. — Люблю всем сердцем, Джек, и буду любить всегда.
Он запечатал ей уста жарким поцелуем и повалил на скрипучую кровать. Страсть охватила обоих, и все завертелось и закружилось, когда они унеслись в иное измерение.
— А я могу разбить свой маленький садик, папа? — спросил у Леона Лука, когда они, закончив работу в огороде, шли через дом в палисадник.
Леон остановился на крыльце и окинул взглядом то, что когда-то было газоном, засаженным цветами и затененным старой магнолией. В начале войны правительство призвало британцев «копать во имя победы» и превратить свои участки в овощные и фруктовые плантации, тем самым обеспечив себя продуктами. Кейт откликнулась на этот патриотический призыв и принялась сажать салат, лук, помидоры и картофель. Даже вдоль садовой дорожки она посеяла в горшках пряные травы — мяту, петрушку, базилик, тимьян, розмарин и эстрагон.
— Если найдется свободное местечко, — ответил сыну Леон. — Может быть, прямо сейчас и начнем? Вот здесь, у крыльца, можно посадить куст крыжовника. Правда, нам для этого придется пожертвовать салатом. А что бы тебе самому хотелось посадить?
— Красивые оранжевые цветочки, — не задумываясь ответил мальчик.
Леон кивнул в знак того, что он одобряет задумку сына: оранжевые цветы вернули бы саду его былую живость. Но сажать семена поздно, не ждать же трехлетнему малышу почти год, пока растения вырастут и расцветут. Разумнее пересадить на его маленький участок поздноцветущие бархатцы и настурции. Их можно выкопать на месте дома сестер Хеллиуэлл.
Из размышлений Леона вывела Хетти, возвращавшаяся из похода по магазинам в Блэкхит-Виллидж. Ей пришлось постоять в длиннющих очередях и в мясную, и в бакалейную лавку, и в булочную. Хетти была возмущена до крайности и не могла не поделиться с Эмили Хеллиуэлл.
— Я терпеливо выстаивала очереди за продуктами, когда старый маразматик Гитлер испортил жизнь всей Европе. Но почему теперь, после того как он отправился в ад, я по-прежнему должна страдать? Хотелось бы мне знать, заживем ли мы когда-нибудь нормально? Когда я наконец сожгу карточки и смогу купить все за деньги?
Проходя мимо Леона, Хетти беззлобно обронила:
— Вам, наверное, в диковинку возиться с крыжовником? Вряд ли он растет там, откуда вы родом.
Леон не обиделся, а невозмутимо ответил:
— Я родом из Чатема, мадам. У нас там полно крыжовника.
Хетти надула губы. Она могла допустить, что Леон жил какое-то время в Чатеме до войны, но в то, что он уроженец этого города, ей не верилось. Вот сама она действительно коренная жительница юго-восточного Лондона: здесь родилось несколько поколений ее родственников. А Леон — африканец, ведь все чернокожие африканцы! Это она знала наверняка, хотя и не получила такого же образования, как Гарриетта Годфри и Рут Фэрберн. И еще Хетти знала, что африканцы едят странную пищу, она видела снимки африканских базаров в журнале, который просматривала в приемной доктора Робертса.