Не просто устала. Трудная правда о послеродовой депрессии - Ксения Красильникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вошла в ее спальню. Она увидела меня и обрадовалась, как и всегда, когда я забирала ее из кроватки утром. Я взяла в руки подушку и положила ей на голову. Я держала ее, пока она не перестала дышать. Когда я убрала подушку с ее лица, моей первой мыслью было: «Она в безопасности». Когда я взяла ее на руки и поняла, что ее тело обмякло, на меня свалилась вся тяжесть того, что я сделала. Я позвонила 911 и сказала, что мой ребенок не дышит. Оператор сказал мне положить ее на пол и сделать искусственное дыхание. Я попыталась. Когда в дверь постучали, я побежала открывать и отдала ее в руки врачам. Они отнесли ее в скорую, которая стояла рядом с домом, и я пошла с ними, чтобы наблюдать за происходящим. Не помню, сколько прошло времени, прежде чем они сказали, что пора ехать в больницу, и спросили, хочу ли я сопровождать дочку. Я села на переднее сиденье скорой, и мы поехали в больницу. Помню, как спрашивала врачей, которые занимались Анной: «Ее больше нет?» У меня с собой был только мобильный телефон, и по пути я позвонила родителям.
Я смотрела, как врачи положили Анну на операционный стол и поставили ей трубки. Было ужасно находиться в той больнице и понимать, что именно я виновата в том, что это происходит. Помню, как какая-то женщина села рядом со мной и спросила, что случилось. Я сказала, что виновата во всем сама и что накануне я пыталась покончить с собой. Точно не помню, что именно говорила мне эта женщина, но я рассказала ей, что задушила Анну. Я хотела, чтобы доктора узнали об этом и могли лучше ее прооперировать. Когда я рассказала ей, что сделала с собой и с Анной, меня положили на кушетку и оставили в комнате с полицейским. Он задавал вопросы о том, что случилось, и я, не отдавая себе отчета в том, что все будет использовано против меня в уголовном деле, отвечала.
Я провела в тюрьме 10 лет. Я отбыла свой срок со смирением, понимая, что только благодаря Божьей воле получила такой мягкий приговор. Сначала мне вменили тяжкое убийство первой степени, но после того, как я провела год в окружной тюрьме, мне дали возможность заключить сделку о признании вины и переквалифицировали преступление на убийство второй степени при смягчающих обстоятельствах. В Аризоне за это дают от 10 до 22 лет тюрьмы. Судья назначил мне 10, и это было чудо – большинство осужденных по этой статье получают от 16 до 22. Я благодарна за возможность быть свободной и чувствую, что теперь должна рассказать свою историю, чтобы помочь другим. <…>
Некоторые заключенные, узнав о моем преступлении, осуждали меня. Я отвечала: „Неужели вы думаете, что мне самой это нравится? Я в ужасе от себя!“ Некоторые женщины говорили обо мне: „Непохоже, что она раскаивается“. Меня всегда поражало это обвинение. Почему? Ведь раскаяние со мной постоянно! Да, со мной случился послеродовой психоз, но не хочу, чтобы он стал оправданием тому, что я забрала ее жизнь. Я совершила жуткое преступление, и мне предстоит жить с этой реальностью каждый день моей оставшейся жизни.
Постепенно я пришла к выводу, что не так важно, что другие думают обо мне. Зато по-настоящему важно рассказать историю о маленькой девочке, которую очень сильно любили. Ее мама желала ей самого лучшего и думала, что поступает правильно. Все понимают, что мысль о том, чтобы отправить младенца в рай, задушив его, абсолютно иррациональна. Одна из моих любимых цитат принадлежит [литературоведу] Джону Чертону Коллинзу: „Если бы мы знали тайны друг друга, какое утешение мы могли бы найти!“ Моя история трагична, и я делюсь ею, чтобы страдающая женщина просила о помощи сразу, как только у нее появятся мысли о причинении вреда ребенку. Сами по себе они не делают человека преступником, зато поступки наносят непоправимый вред и женщине, и младенцу. Стыд посоветует вам никому ничего не рассказывать. Стыд обманет вас и скажет, что вы плохая мать. Но это не так! Вы болеете. Вам нужна помощь. Есть и надежда, и лечение – только обратитесь за ним» [71].
Наоми освободилась из тюрьмы в 2013 году, вышла замуж и попыталась начать жизнь сначала. Она вступила в организацию Postpartum Support International (основанная в 1987 году в Калифорнии некоммерческая организация; цель ее работы – повышать осведомленность общества об эмоциональных изменениях, которые женщины испытывают во время беременности и в послеродовом периоде. – Прим. Ред.) и стала помогать женщинам, столкнувшимся с послеродовыми психическими расстройствами. В интервью для документального фильма о послеродовой депрессии When the Bough Breaks (вышел в 2017 году) она говорила, что ей трудно делиться своей историей, но она знает, что это необходимо. Она признавалась, что до сих пор живет с бременем вины и стыда. Кроме того, она говорила, что до сих пор борется с депрессией. В августе 2015 года Наоми покончила с собой.
Комментарий Анастасии Федоровой:
Сразу оговорюсь, что не берусь судить о ментальном состоянии героинь на основе их субъективного монолога: для постановки диагноза нужно видеть женщину в момент расстройства, подробно расспросить ее и ее родственников. Тем не менее, судя по рассказу этой женщины, речь идет о послеродовой депрессии, которая постепенно утяжелялась и в дальнейшем обросла симптомами психоза (имели место бредовые идеи, паранойя). Состояние Наоми было тяжелым, ее следовало госпитализировать.
История 29-летней Наташи
Мы с мужем несколько лет были вместе, потом поженились и стали готовиться к появлению ребенка. Все получилось довольно быстро: никаких сложностей и долгих попыток забеременеть. Мне было 27, беременность прошла нормально. Я много читала про естественное родительство, грудное вскармливание, надежную привязанность (о теории привязанности читайте в восьмой главе. – Прим. Авт.) и другие
