Кровавая сделка - Хельга Лайс

бы Милена была несовершеннолетней, то он мог бы ещё повлиять на сложившуюся ситуацию, но не теперь. Всё, что ей требовалось в данную минуту – понимание и готовность оказать моральную поддержку.

– Не убивайся так. Возможно, он просто перенервничал. Врачи что-то сообщали?

– Нет, и неведение того, что с ним и как он – выводит меня из себя. Что я только не воображаю по этому поводу, хоть книгу пиши.

Последние слова Милены утонули в рыданиях.

– Слушай, Милена. Помнишь, я обещал, что приложу все силы, что помочь Максиму?

Милена вновь подняла свои большие тёмные глаза, но уже преисполненные надежды.

– Да, отец. Помоги, пожалуйста!

Грачев мысленно улыбнулся тому, что давно не слышал от неё просьбу о помощи. Будто ей снова пять лет, и он обрабатывает её ушибленное колено после катания на роликах. Он поцеловал е в лоб, приговаривая: «жди».

Помахав перед несколькими людьми из докторского штата своими регалиями, он добился того, что явился тот самый доктор, который вышел из одной из многочисленных палат.

– Доктор, я по поводу Максима Шкирко. У него сотрясение мозга, не так ли?

Тот устало достал из кармана белого халата салфетку и принялся вытирать очки в роговой оправе.

– Да, я только что от него. Вы кем ему будете?

– Я – его будущий тесть.

– А, это ваша дочь проела плешь медсёстрам?

Грачев скривился как от зубной боли.

– Следите за выражениями. Она переживает за своего возлюбленного, но никто ничего ей не говорит. Сотрясение мозга сильное или как?

– Я всё понимаю. Так вот. Да, сотрясение сильное, что и видно по последствиям. Мы опасались, что ваш зять пробил себе черепушку, но рентен показал, что обошлось. Максимум, что у него сейчас – шишка, которую мы замотали. Скоро должен прийти в сознание, но мы на всякий случай дали ему пару инъекций успокоительного. Ваша дочь твердила, что у того было внезапное помешательство.

Грачеву казалось, что ему отведена главная роль в дурном спектакле. Какие-то цыганки, сверхъестественные силы, необъяснимое буйство. Неужели он готов сдаться и пустить в вечные объятия этого свою любимую дочь?

– И как вы думаете, это может повториться? Понимаете, я как отец не могу допустить, чтобы дочь выскочила замуж за такого кадра. Я на своём веку повидал всякого, и не хочу, чтобы её ждала ужасная участь быть женой душевнобольного.

Вместо того, чтобы поделиться своими соображениями с Грачевым, доктор посмотрел на часы, и затем выпалил:

– Извините, но меня ждут. Мы не можем ничего вам ответить наверняка. Насколько нам известно, на учёте у психиатра он не стоял. Но учитывая, что он пережил, то возможно всё.

Доктор оказался непоколебим и глух к очевидному неудовольствию тестя пациента. Грачев решил не настаивать, понимая, что ответственность за жизнь своей дочери несёт только он. Хоть доктор не спешил с точным диагнозом и прогнозированием, он осознавал, что всё только начинается. Холодок прошёлся по спине. Сейчас не лучший момент заниматься тем, чтобы отговаривать дочь от свадьбы, раз она сама не отказывается от своих намерений. Тут нужно искать что-то такое, что заставит её передумать, да только Грачев совершенно не имел времени заниматься чем-то иным, кроме работы, выжимавшей из него все жизненные соки.

Поэтому Грачеву оставалось вернуться и сообщить приятные новости обеспокоенной дочери.

Милена с недоверием выслушала новость.

– Папа, если ты говоришь это ради моего спокойствия, то я слёзно прошу: не делай так!

– Я совершенно серьёзно. Сам не поверил тому, что доктор поведал. Не похоже, что он что-то напутал. Но факты – вещь упрямая, ты же помнишь? Если на снимке нет следов пролома, то не сегодня, то завтра Максим придёт в себя.

Вопреки ожиданиям Грачева, Милена сохраняла удрученный вид. Было очевидно, что ей не верилось в благоприятный исход после того, что видела собственными глазами. Отец смотрел на неё и видел мёртвую жену. Карие глаза, высокие скулы, чёткий вал лица, изогнутые брови, пухлые чувственные губы, каштановые волосы, стройная фигура – дочь этим напоминала Сару. У неё от Грачева достались лишь высокий рост, ямочка на подбородке и прямые густые брови. Денису Алексеевичу становилось невыносимо больно, что ему не всё подвластно.

Милена, высморкавшись в носовой платок, прервала молчание:

– Тогда почему Макс так страдает от потери сознания? А теперь ещё и причиняет себе вред? Разве подобное вписывается в рамки нормального? Доктор не сказал, что это может повлиять на его личность?

Грачев понимающе кивнул. Этого опасался и он.

– Не стану напрасно обнадёживать: доктор не смог ответить мне, так как всё произошло слишком внезапно. А причины буйного помешательства и ты не знаешь… Сегодня нам не дано узнать всей правды.

Вскоре им разрешили посетить палату, где находился Макс без сознания. Когда они вошли, Макс лежал с закрытыми глазами, но со спокойным лицом, словно безмятежно спит. Густые волосы скрылись под тугой повязкой из бинта. То, что сквозь неё не проступало пятно – уже наводило на мысль о незначительном вреде.

Милена тихо подошла к Максиму, тогда как Грачев остался стоять у прикрытой двери. Кидая свой изучающий взор на несчастного парня, в его душе начинало противиться. Только чему?

Когда Милена коснулась руки Максима, произошло что-то совершенно странное: глаза Максима открылись. Только присмотревшись, можно было отметить их неподвижность. Грачева пугало то, что тот смотрит, но не видит. Подобное зрелище напрашивалось на ассоциацию с бездушной куклой. Начала было радоваться Милена тут же осеклась: ей знакомо то зрелище. Мурашки табуном побежали по коже Грачева. Неужели на сегодня сюрпризы не окончены?

Если бы этим только и ограничилось дело: Грачев почувствовал, как его стал бить озноб. В палате, доселе светлой и тёплой, становилось слишком холодно, что заметила и Милена, наконец-то оторвавшись от рассматривания глаз, напоминающих стекло. Она водила растерянным взором по палате в поисках ответа на незаданный вопрос.

– Странно, на улице ещё не так холодно, а кажется, что открыли дверь в Аляску… – заметил Грачев, желая вывести дочь из палаты. Но та словно не слышала. Ее красивое лицо исказила маска ужаса.

– Папа… Я не могу пошевелиться…

Грачев подошёл к ней быстрым шагом, хотя с каждой секундой ему становилось совсем невмоготу: холод неустанно усиливался. На хмуром лице появились кристаллики льда, как во время снегопада во время сильных морозов. Ухватившись за Милену, он понял, что сдвинуть её с места всё равно, что переставлять каменную двухметровую статую, приколоченную к постаменту.

– Что происходит, папа? Это конец света? – Милена с мольбой глядела на отца, который по-прежнему был для неё воплощением