Можайский — 1: начало - Павел Саксонов

Эта справка — об Адресном столе и полицейском архиве.

14

Ничтожность сумм, выдаваемых на содержание обоих этих учреждений, свидетельствует, прежде всего, о недостаточном в обществе понимании той роли, которую оба они играют как в профилактике — предотвращении, — так и в раскрытии уже совершенных правонарушений и преступлений. Почему-то принято думать, что вся проводимая ими работа — бумажная, канцелярская, не стоящая большого труда и важная скорее теми затруднениями, с которыми неизбежно сталкиваются обращающиеся в них люди. Говоря проще, в обществе склонны считать, что, если и не Архив, то уж Адресный стол точно — неприятность и зло, нарочно придуманные властьпредержащими для большей досады гражданам. И, насколько бы парадоксально это ни звучало, сами властьпредержащие данное мнение общества вполне разделяют.

Иначе как объяснить и понять тот факт, что за несколько десятилетий отпускаемые суммы едва ли выросли вдвое, тогда как объем работы, по меньшей мере, вчетверо только по адресным листкам, впятеро — по справкам, выданным присутственным местам, вшестеро — по справкам для частных лиц и в двадцать семь (!) раз — для почтамта?

Как объяснить и понять тот факт, что с двадцати семи — или около того — тысяч рублей содержания в конце шестидесятых годов к началу века оно составило только пятьдесят две тысячи? Что, говоря между прочим, в два с половиною раза меньше того дохода — прямого, с выручки за бланки и справки! — который поступал в городскую казну от деятельности только Адресного стола!

Если в 1868 году Адресный стол получил и обработал менее миллиона адресных листков; выдал справок: сорок четыре тысячи — присутственным местам, девяносто одну тысячу — частным лицам и семнадцать с половиной тысяч — почтамту, то в 1900-м — четыре с половиной миллиона листков, двести шестьдесят пять тысяч справок первого типа, шестьсот пятьдесят две с половиной тысячи справок второго и четыреста семьдесят тысяч третьего!

Насколько это неважно в глазах как общества, не поднимающего голос для исправления ситуации, так и тех, в чьей непосредственно власти эту ситуацию изменить? Видимо, настолько, в какие суммы оценивается труд состоящих в штате и принятых вне штата служащих, а также, разумеется, в самом количестве этих служащих, положенном действующим расписанием.

Давайте же рассудим.

Несмотря на неоднократно — Треповым[28], Грессером[29] и Клейгельсом[30] — делавшиеся представления соответствующим министрам внутренних дел[31], лишь два из них — Грессера о вольном найме лиц женского пола к занятиям по письменной части в Адресном столе и Клейгельса об увеличении штата в нем же — были должным образом рассмотрены и, в конечном итоге, удовлетворены. В первом случае мужчин — грубоватых, нетерпеливых и вообще, как это понятно из самой природы мужского естества, не слишком подходящих для работы с алфавитами, листками и запрашиваемыми выписками, — заменили на женщин — более аккуратных, менее склонных собачиться с посетителями и, в значительной степени, более ответственных при отнюдь не механических, чтобы ни казалось на первый взгляд, операциях вроде подкладки адресных листов на алфавитные дуги. Во втором случае — одновременно с доведением общего содержания до пятидесяти двух тысяч рублей (можно сказать, парад неслыханной щедрости!) — штатное и внештатное (в отличие от ранее занимавших должности мужчин, женщины на государственной службе не числились и прав, даваемых ею, не приобретали) расписание Адресного стола было утверждено так:

· один заведующий;

· помощник его;

· четыре руководителя отделений;

· по восемнадцать подкладчиков первого и второго разрядов;

· по десять писцов трех разрядов;

· один вахтер (должность, безусловно, нужная).

Таким образом, четыре с половинной миллиона адресных листков — белых, с информацией о прибывших в столицу, и синих, со сведениями о тех, кто ее покинул, именуемых в самом Столе «прибылыми» и «убылыми» — пришлись на тридцать шесть подкладчиков (а точнее — подкладчиц). Нехитрое математическое деление показывает, что за год каждая из них должна была «подшить» на соответствующие дуги сто двадцать пять тысяч штук или триста сорок две штуки в день — при условии труда без выходных и праздничных дней.

Разумеется, о таком труде и речи нет, а значит — вычтем, принимая с округлением, пятьдесят два воскресенья, день Нового года, первые три дня святой Пасхи, три дня Рождества Христова и все двунадесятые праздники, в которые Адресный стол для посетителей закрыт. И разделим количество листов на получившуюся цифру. Сто двадцать пять тысяч на двести девяносто четыре. Итог, опять же, округляя, — четыреста двадцать пять. Принимая девять за среднее количество рабочих часов ежедневно, мы получаем сорок восемь листков ежечасно или чуть менее одного в минуту! И это — без учета положенных перерывов на еду и оправление. Воистину, сам господин Сикорский[32], если бы именно он проводил параллель, был бы настолько поражен быстротой работы барышень, что, вполне вероятно, назвал бы ее самолётной!

Такие же подсчеты несложно провести и в отношении тридцати писцов. За двести девяносто четыре присутственных дня ими было выдано — за малым вычетом — один миллион четыреста тысяч справок или, в пересчете на ежедневную выдачу, по сто пятьдесят девять каждым из них. По восемнадцать в час. Почти по пять каждые пятнадцать минут! И если кому-то кажется, что это — сущий пустяк, пусть такой человек попробует сам за пару хотя бы часов прочитать примерно сорок входящих запросов — любых, какие ему Бог подскажет, — на каждый из них подобрать соответствующие сведения, а потом и написать, не забывая о должном оформлении, ответ. Возможно, такой эксперимент приведет скептически настроенного человека в должные чувства!

Насколько щедро оплачивалась такая работа?

Подкладчикам первого разряда было положено жалованья 720 рублей[33]. Второго — 600. Писцам: первого разряда — 540; второго — 480; третьего — 420 рублей. Это означает, что подкладчицы, пусть и не имевшие чина вольнонаемные, вне зависимости от присвоенного им разряда ставились ниже околоточных надзирателей в наружной полиции. А писцы — примерно на одну ступень с городовыми.

Безусловно, нельзя сказать, что служба околоточного или городового — легкая служба. Или что служба эта не требует сообразительности, наличия тех или иных навыков, хотя бы начатков образования. Наоборот: лишь по сдаче определенных экзаменов, проверяющих, в том числе, и хотя бы умение писать и считать, можно получить разряд городового. А перейти, даже и с выслугой положенных лет, в разряд околоточных и вовсе невозможно, не пройдя еще более придирчивых испытаний. И тем не менее, можно ли поставить знак равенства между теми, кто вряд ли читают что-то помимо изданных распоряжением Градоначальника «Основ полицейской службы», «Приемов самообороны» и «Пособия для подготовки на должность Околоточных Надзирателей»[34], и дамами с нередко высшим — университетским! — образованием?

Оказывается — можно.

Кем были эти «барышни»? Известно о них немногое. Вот, например, Маргарита Константиновна Селякова — вдова тайного советника; человека, имевшего чин, равный генерал-лейтенантскому или вице-адмиральскому — в армии или на флоте; гофмаршальскому званию — при дворе. Лидия Николаевна Федорова — жительница дома с известной на весь Петербург гомеопатическими аптекой и лечебницей, в которой практиковала первая в России женщина — магистр фармации, Ольга Евгеньевна Габрилович. Возможно, конечно, что кто-то, не сомневаясь ни на минуту, отнесет этих дам к разряду эмансипированных — тех, что без устали утверждали отсутствие превосходства мужчин и, добиваясь с мужчинами равенства, спешили занять любые открывавшиеся им вакансии. Возможно даже, что это и не так уж далеко от истины. Возможно всё. Но если посмотреть на результаты их труда, на те условия, в которых им приходилось работать ежечасно, ежедневно, неделя за неделей и год за годом, невольное сомнение встревожит сердце. Встревожит потому, что если мы не испытываем ни малейших жалости и уважения к особам, из взбалмошного ума и неоправданного высокомерия хватающихся за любое дело, но вскоре оставляющих его, не вынеся связанных с ним тягот, то эти дамы, однажды за дело взявшись, покинуть его не торопились, исполняя со всем возможным тщанием и несмотря ни на какие сложности.

Конечно, всегда находилось то, к чему возможно было придраться и к чему придирались и в самом деле. Так, например, кому не известен вошедший в поговорку почерк выдаваемых в Адресном столе справок — сбивчивый, торопливый, не всегда разборчивый? Кто не испытывал досаду, пытаясь прочитать фамилию — не то «Петров», а то и «Сидоров»? Но поработайте пером — скверным, ведь на канцелярских принадлежностях экономили так же, как и на содержании в целом — девять часов подряд: почти без перерывов, почти не разгибаясь, и не в тиши, а под гул голосов, частенько раздраженных! Попробуйте и дайте суждение экспертов: как долго почерк будет сохраняться ровным, а написанные им слова — удобочитаемыми?