Королева Озер. Белая скво. Призрак у ворот. Рассказы. - Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что, caballero, — крикнул со смехом сверху капитан Морено, — по-прежнему будете говорить, что никогда не видели моих кузин Коварубио? Позвольте мне представить их. Это Марианита, а это Игнасия, которая… ну, не буду повторять все, что уже говорил. Спешивайтесь и поднимайтесь к нам.
Я сразу все понял. Я вспомнил, где видел эти две пары черных глаз. Они с благодарностью смотрели на меня в Национальном театре!
Глава XVIII
ДЕВУШКИ КОВАРУБИО
От города до Ла Соледад около пятнадцати миль, поэтому, когда мы добрались до hasienda, у нас разыгрался аппетит. Но хозяин предусмотрел это, и мы обнаружили в зале элегантно накрытый стол. Мексиканцы не признают плотных завтраков. День они начинают с desayuna, что означает просто чашку кофе или шоколада с печеньем или бисквитом. Завтракают они очень рано; мексиканцы обычно встают еще затемно, а их женщины ревностно посещают церковь между шестью и семью часами утра, что не мешает им соединять молитвы с легким флиртом, а потом они возвращаются, снова ложатся и спят до одиннадцати. После второго подъема они завтракают по-настоящему. Этот второй завтрак — almuerzo, как и французский dejuner a la fourchette — состоит из различных мясных блюд и вина, и скорее похож на обед. Обед — comida — это очень сложная процедура и совершается ближе к вечеру, а ужин — сепа — как раз бывает легким, кроме специальных случаев, как в эту Noche Buena.
За столом собрались все члены семьи. Их оказалось немного: сам дон Хоакин, его две дочери и юноша, их брат. Присутствовал также капеллан, приход которого составляли все работники плантации агавы. Именно для него была выстроена часовня, примыкавшая к дому. Были также кузен Рафаэль, Криттенден и я.
Вполне естественно, что разговор зашел о происшествии в театре. Почти сразу заговорили об этом. А начала его младшая из девушек — Марианита.
— Что с ним сделают? — спросила она, обращаясь ко мне. — Надеюсь, беднягу не накажут серьезно.
— Бедняга! — возмущенно воскликнул капитан Морено, слышавший вопрос. — Странное название для человека, который вел себя так плохо. А я надеюсь, его накажут со всей строгостью.
— Как жестоко! — воскликнула та, которую Морено охарактеризовал как немного кокетку. — В конце концов, что он сделал?
— Пытался поцеловать вас, и только вас, — ответил ее кузен и болезненным тоном добавил: — Наверно, именно поэтому вы хотите для него легкого наказания.
Удар попал в цель. Именно младшую из сестер Салливан пытался удержать, когда я вошел в ложу. Насколько я помнил, на вторую сестру, которая гораздо выше ростом, лейтенант не обращал внимания.
В ответ кузен получил по щеке кусочком печенья, которое перелетело через стол, со словами:
— Это вам за дерзость, сеньор!
Все рассмеялись. Молодая леди, глаза которой гневно вспыхнули, тут же взяла себя в руки и присоединилась к общему смеху.
— Вы ведь знаете, — вызывающе сказала она, — что этот человек был embriaguado (пьян)?
— Это означает, вероятно, что, не будь он пьян, не стал бы вас целовать.
На это капитан Морено — именно он произнес эти слова — получил апельсином в лицо и от силы удара даже поморщился.
Хороший выстрел и заслуженный! — как со смехом согласились все, кроме доньи Игнасии.
Донья Игнасия только слегка улыбалась молча, и мне пришло в голову, что она испытывает к своему кузену нечто большее, чем просто симпатию. Как я впоследствии узнал, это предположение было очень далеко от истины.
Происходящее за столом могло показаться несколько странным. Но не забудьте, что был канун Рождества, когда в Мексике позволено все — даже в лучшем обществе, каким, несомненно, было это. Однако брошенный апельсин, хотя и вызвал бурю смеха, привел к концу эту веселую перепалку. На этот раз сам дон Хоакин, уже более серьезно, спросил, что сделали с провинившимся офицером.
— Пока ничего, — ответил я. — Его будет судить трибунал. Скорее всего, он будет признан виновным и уволен со службы.
Хотя это никак не связано с моей историей, читатель простит меня, если я расскажу о дальнейшей судьбе этого несчастного. Потому что именно такова была его судьба — он был наказан гораздо суровее, чем заслуживал.
Все произошло, как я и предсказывал. Его уволили, должность, которую он занял благодаря своей храбрости и исполнял совсем недолго, у него отняли, нашивки с его мундира сорвали, а самого выгнали. Он был свободен, мог идти куда угодно, но на его имени лежало несмываемое пятно. Он был обесчещен, даже товарищи по оружию его сторонились. Кто стал бы винить его за то, что он бежал от них и перешел на сторону врага? Что он и сделал, отправившись в Сан-Керетаро, в город, где сохранилось мексиканское правительство и остатки армии. Он предложил свои услуги, и они были приняты. А сам он повышен в звании и занял гораздо более высокое положение, чем имел в той армии, которую покинул не по своей воле. Короче, он прямо на месте был произведен в полковники и получил под свое начало большой отряд.
Но опять ему не повезло, и удача его оказалась недолгой. Потому что очень скоро был подписан договор, известный как Гвадалупский, по названию города, в котором встретились делегации. Воюющие заключили мир, и наша армия покинула Мексику.
Не успело это произойти, как случился один из своеобразных феноменов мексиканской жизни, который сами мексиканцы называют grito, иными словами — мексиканская революция[13]. Эту революцию возглавил знаменитый партизанский вожак, испанец, священник по имени падре Хараута. Салливан присоединился к нему. Они выступили против законного правительства страны, которое
