Другие семь дней - Виктор Гвор

Сегодня вернулся. В новой форме. Новой не по состоянию материала, предыдущие хозяева успели поносить и гимнастерку, и галифе. Новой по самой своей сути.

Возвращение потерянного попутчика большинством было встречено с огромным энтузиазмом. Никого вызвать на палубу не пришлось, Его мгновенно обступила толпа. Со всех сторон посыпались вопросы: что на берегу, обошлось ли, какие последствия. На большую их часть отвечало само его возвращение, но люди страшно любят, когда даже очевидные вещи озвучиваются вслух.

— Арамишайс, — отвечал Каха, пожимая очередную руку. — Сейчас все соберутся и расскажу.

Наконец, первая волна возбуждения, вызванная его появлением, схлынула. Вашакидзе забрался на вторую ступеньку трапа, чтобы его было видно всем, и сказал:

— Чэмо батонэбо да калбатогэбо! Начнем с того, что выступавший перед нами переводчик нагло врал, пользуясь тем, что сопровождающие его пограничники не знают языка. Поэтому прошу не принимать его слова всерьез. Лучшим опровержением его тезисов является то, что он сам в настоящий момент не валяется с отбитыми почками в подвалах «кровавой гэбни», а сидит во вполне комфортабельной камере, пока товарищи из НКВД разбираются, было его выступление здесь просто глупостью или целенаправленным вредительством.

— Какая разница? — спросила та самая, похожая на актрису женщина.

— Нам — никакой, — ответил Кахабер. — Я бы ему еще разок врезал. Но законы СССР предусматривают разное наказание за эти преступления. И, в отличие от мнения самого подозреваемого, следователи этим законам следуют.

— Ну и проклятье на его голову! — сказал средних лет мужик, несмотря на жару, затянутый в кожаную куртку. — Ты мне ответь, для нас что будет?

— Для нас будет так, — Каха поднапрягся, начиналось самое важное. — Никто никого никуда насильно тащить не будет. Паром задержится здесь на несколько дней. Потом пойдет обратно. Все желающие смогут на нем уехать. Рейс будет выполнен за счет СССР, оплачивать проезд не надо.

— Это правда? — поинтересовалась женщина с собакой.

— Нагдат! — заверил Каха. — Эти несколько дней нужны для того, чтобы подготовить для тех, кто захочет остаться, подходящие помещения. Для предков перенос — такая же неожиданность, как и для нас. Заодно, у всех будет время подумать, как и где жить дальше. Пока готовиться жилье придется жить на пароме. Всё-таки, каюты здесь достаточно комфортабельные.

— А чем нас будут кормить? — тут же влезла толстуха. — А то дадут какую-нибудь бурду, которую и свиньи есть не станут!

— Свиньи? Нет, свиньи точно станут, — задумчиво произнес Вашакидзе и картинно развел руками. — Харчо и хинкали вас устроят? А борщ и гречневая каша?

Настроение женщины мгновенно улучшилось:

— Ну, неплохо бы еще какой-нибудь экзотики… — игриво протянула она.

— Звиняйте, ненько, бананив у нас немае… — под дружный хохот по-украински ответил Кахабер, попутно обратив внимание, что толстушка смеется чуть ли не громче всех. Подошла шутка под настроение. Смех окончательно разрядил напряжение. Надо было брать быка за рога.

— Еще о справедливости и несправедливости. Я был старшим лейтенантом пограничной службы Грузии. Вы все видели, как проходила моя первая встреча с товарищами из прошлого. Несмотря на это, им хватило четырех часов, чтобы разобраться в произошедшем, и раздать всем сестрам по серьгам. Теперь я советский пограничник в том же звании. Почему я приехал не четыре часа назад? Изучал перспективы, которые предоставляет СССР.

— Хо да? — спросил «кожаный». — И?

— У каждого из нас есть два выхода…

— Два выхода есть всегда. Даже, если тебя съели, — выкрикнул молодой парень в широченной бесформенной рубахе навыпуск, столь же широких шортах и шлепках на босу ногу.

— Слушай, это да! — подтвердил Каха. — В данном случае, можно остаться в СССР или уехать в другую страну. С другими странами всё зависит от Ваших личных возможностей. Только не забудьте, что все деньги, бывшие в грузинских банках и на их карточках, пропали. То же самое с российскими и украинскими банками. Рассчитывать можно только на средства в западных банках и то, что с собой. Включая вещи. Если «там» у Вас что-то есть, устроитесь комфортней, чем в Союзе. Здесь пока ни Интернета, ни мобильников, ни кондиционеров. Если окажетесь на Западе нищими — сами понимаете…

— А здесь? — спросила «артистка».

— Теперь здесь. Работа гарантировано найдется всем. Любой из нас по меркам сорок первого года — серьезный квалифицированный специалист.

— Аба хо! — опять выкрикнул парень в рубахе. — Это я квалифицированный специалист? Всю жизнь турецкое говно на базар таскаю!

Каха перевел на него глаза и ответил:

— Компьютер перезагрузить можешь?

— Запросто, — усмехнулся тот. — Даже письмо в «Ворде» накатаю. Вообще, продвинутый пользователь.

— А наших дедов надо учить нажимать кнопку «Резет». Так что не только продвинутый пользователь, даже пресловутая Моника Левински за спеца сойдет.

— Что, б…яди пропали? — поинтересовался «кожаный».

— Без понятия. Оральная техника госпожи секретутки никого не интересует. А вот умение нажать на ту самую кнопку в случае зависания — очень даже. Стране нужны все, кто умеет и, главное, хочет работать. В первую очередь — сисадмины, специалисты по оргтехнике, механики, электронщики. Можно работать на государство, организовывать артели или стать кустарём. В СССР многоукладная экономика, а безработных нет.

— А мне что делать? — спросила «собачница», поправляя очки с необычно толстыми стеклами. — Шестидесятилетняя полуслепая старуха, училка-гуманитарий — кому я нужна? Мои знания, умения, навыки в Советском Союзе сорок первого года неприменимы, а привычки вредны.

— Вы считаете, что учителя литературы или географии стране не нужны? Разве есть профессия древнее и уважаемее, чем учитель?

— Древнее есть, — опять пошутил «рубаха», — даже две!

— Мэорэ и журналисты? — уточнил Кахабер. — Обе трудно назвать уважаемыми. И кто-то учил первых журналистов письму, — он опять обернулся к «собачнице». — Кроме того, вы пенсионер! Можно жить на пенсию.

— И с какой стати СССР будет платить мне пенсию? — не сдавалась женщина. — В этой стране я не проработала и дня.

— В проекте постановления партии и правительства этот пункт выделен отдельно. Вы будете приравнены к своим фактическим ровесникам из СССР. Отношения государства с гражданами «баш на баш» характерны для другого общественного строя.

— Но где я буду жить? — пессимизм женщины был вполне объясним. — Моей квартиры в Тбилиси нет, даже до постройки дома, в котором я жила, ещё более двадцати лет. Я знаю довоенный адрес моей семьи. Но кто и на каком основании меня там пропишет? И в тесной комнате огромной коммуналки я буду только мешать.