Башни Ангкора - Борис Павлович Виноградов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
НО ДАВАЙТЕ вернемся в пагоду «Дамрей Сар», где кончилось богослужение. Прихожане, отвешивая земные поклоны, покидали святилище, а монахам время было приступать к хозяйственным делам.
Мы вышли из пагоды во двор, где Йим Ион рассказывал уже о том, как восстанавливали храм, как народный комитет города выделил средства, строительные материалы. Пагода снова засверкала яркими красками, снова стала местом сбора во время праздников, средоточием мудрости предков и духовной жизни пожилых людей.
Когда мы прощались, Йим Ион, показывая на освещенный фасад пагоды, на горевшие в солнечных лучах, словно ритуальные факелы, шпили, сказал:
— Белый цвет у буддистов — это цвет траура. А белый слон, кроме всего, символизирует и память о мертвых. Хочу надеяться, что память о невинно погибших будет жива вечно в сердцах людей и ее не осквернят ничьи грязные руки и никакие черные дела.
История пагоды «Дамрей Сар» показательна. Она типична почти для всех буддийских храмов Кампучии. В начале 1979 года, когда страна была освобождена от полпотовцев, в живых оставалась лишь десятая часть тех служителей культа, которые были зарегистрированы в книгах Высокого совета буддизма четырьмя годами раньше.
Учитывая национальные традиции и социальные условия, правительство НРК в одном из первых декретов объявило об открытии буддистских святилищ, о праве каждого гражданина республики исповедовать любую религию. Духовенство, войдя наравне с другими общественными организациями в Единый фронт национального спасения Кампучии, приняло активное участие в нормализации жизни, в ликвидации тяжелого наследства полпотовской тирании. В стране действует Ассоциация монахов за национальное спасение. Верховный бонза Теп Вонг избран заместителем председателя Национального собрания.
В составе делегации кампучийских бонз Йим Ион участвовал в работе шестой генеральной конференции Азиатской буддистской конференции за мир, проходившей в августе 1982 года в монастыре Гандантэкчэлин в Улан-Баторе. Свой голос он присоединил к призыву других участников форума сохранить и упрочить мир на земле — самое дорогое достояние человечества.
Тигр, кобра, шакал...
ПРОСЫПАЮСЬ от рева моторов под окном. Два тяжелых грузовика с солдатами Народной армии въехали во двор и остановились у подъезда. Молодые, рослые, как на подбор, парни выпрыгивали из кузова, придерживая автоматы на груди, и рассаживались в тени огромного баньяна в ожидании дальнейшей команды. С охраной, надо полагать, все в порядке. Значит, нужно поторапливаться, скоро протрубят сбор в дорогу.
Какое великолепное утро! И в помине нет вчерашней изнуряющей жары. Через запыленную решетку на окне и открытую кем-то дверь с веревочкой вместо ручки тянет ароматной свежестью и легкой прохладой. Кажется, что уютней и милей этой комнаты нет ничего на свете. Даже четырехликое изваяние Байона смотрит со стены уже не так отрешенно, а по-приятельски улыбается. А может, выражение этого лица, подумалось мне, зависит от нашего настроения? Как бы там ни было, я киваю ему в ответ. В этот момент входит Марес, ставит на тумбочку термос с горячей водой для бритья и зовет на завтрак. Внизу уже подан омлет с ветчиной и стакан черного, как деготь, кофе, в который повар наверняка насыпал не менее десяти ложек сахару.
Наш сопровождающий, как всегда, сосредоточен и деловит. Он указывает на старый черный «мерседес», в котором мы с ним покатим до Сисопхона. Остальные разместятся в двух других лимузинах. Двигаться будем одной колонной, а в авангарде и арьергарде поставлены грузовики с солдатами. Таково требование военных, которые обеспечивают нашу безопасность.
Снова дорога. Мы плетемся в хвосте, не считая замыкающей машины с охраной. Местами асфальт кончается, и тогда наш шофер, проявляя удивительную интуицию, ведет машину точно по курсу сквозь плотную завесу рыжей пыли, поднимаемой колесами впереди идущих автомобилей. Трудно не только дышать, но и увидеть что-нибудь по сторонам. К тому же в проржавевшем полу нашего «мерседеса» обнаружилась внушительных размеров дыра, через которую внутрь салона, как дым из паровозной трубы, бьет едкая пыль. Но, к счастью, таких участков не много, и они не очень длинные. Большей частью ехать приходится по асфальту, хоть и разбитому, но не пыльному.
Стараюсь записывать в блокнот по привычке все, что успеваю заметить. Когда скачешь на ухабах, о каллиграфии думать не приходится. Только потом эти каракули, понятные лишь тебе одному, помогают полнее восстановить мелькавшие, как в калейдоскопе, картинки. Шоссе идет вдоль железнодорожной ветки. Кругом сухие поля. Вдоль обочины теснятся соломенные хижины. Бригады землекопов роют котлованы для воды. Под навесами сложены мешки с семенным рисом. У полуразрушенного моста через безымянную речку остановка.
Можно выйти из машины, отряхнуться, размяться. Впереди что-то случилось. Столпилось много народа. На проезжей части моста заменялись переломленные доски. Грузовик, который едва не свалился вниз, уже вытянули, и он стоял первым в длинной очереди. Ремонтники не испытывали недостатка в помощниках. Каждый старался предложить свои услуги или дать ценный совет. По ту сторону в ожидании переправы тоже выстроилась колонна из пяти-шести грузовиков с пассажирами. Полюбопытствовал, откуда едет народ.
— Возвращаемся домой, в Пномпень, — ответил один из них. Лицо выдавало его национальную принадлежность: китаец.— На прошлой неделе выехали в Сисопхон для закупки товаров. А теперь вот двигаем обратно.
Действительно, пассажиры сидели на мешках, на чемоданах, пухлых тюках, перетянутых проволокой и веревками. Публика явно торговая, решил я и попросил сказать, если не секрет, откуда товары и каким образом купленные.
— Секрета никакого нет, — ответил торговец. — В Сисопхоне такого добра хватает. Поступает и контрабандным путем, и через таможню из Таиланда. Закупили, теперь надо доставить это в Пномпень.
Мне казалось, я столкнулся с парадоксом. Как-то не умещалось в голове, что здесь, фактически в прифронтовой зоне, живет и процветает этот пресловутый, по-восточному неистребимый дух коммерции. Несмотря на тревожную, напряженную обстановку, ночные обстрелы приграничных селений, рейды бандитов, слуги Меркурия на свой страх и риск ведут довольно бойкую торговлю с заграницей, снабжают рынок промтоварами.
— Туда везем золото, драгоценные камни, обратно — ширпотреб, — объяснял мне хитрый механизм этого нехитрого обмена застрявший в пути коммерсант.— Да, вы верно заметили, в нашей компании — большинство составляют представители китайской национальности. Так уж повелось...
Сразу вспомнился рынок на южной окраине Пномпеня, самое бойкое место столицы. Там действительно можно найти все, начиная от одежды, кончая электронными часами и магнитофонами самых современных марок. Цены, конечно, что называется, «не подступиться», но рынок, возникший
