Сэнсэй II. Исконный Шамбалы - Анастасия Новых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
− Это распространяется на любое художественное произведение. Ведь дело не в деревянной доске, покрытой красками, как говорил Агапит, не в холсте, не в скульптуре, и не в книге, а в той внутренней силе, которая закладывалась в данное произведение.
− Да, удивительный эффект, − проговорил Николай Андреевич. − Когда-то я имел счастье побывать в Эрмитаже в Ленинграде. Там конечно представлена богатейшая коллекция памятников древне-восточной, древне-египетской, азиатской, античной культуры и много другого интересного. А также русской культуры с 8 по 19 века. Какие там картины!
Сэнсэй кивнул, соглашаясь.
− Если ты там заметил, возле одних картин люди могут стоять часами и любоваться, хотя по факту сама картина может из себя ничего не представлять. А возле других картин, которые визуально может быть намного прекраснее, люди практически не задерживаются. Потому что картина так же обладает памятью и художник, создавая её, как бы закладывает в свою работу свои чувства, эмоции, мысли. Человек же, смотрящий на неё, интуитивно это чувствует.
− А фото человека обладает таким эффектом? − поинтересовался Стас.
− Безусловно. Даже более того, фотография сохраняет постоянную связь с объектом, то есть человеком. И по ней легко можно узнать, жив ли объект, где находится в данный момент, а также его эмоциональное состояние. Через фотокарточки имеется возможность непосредственного влияния на его психоэмоциональную сферу, здоровье и так далее. Даже при множественном тиражировании фотографии, эта связь с живым объектом практически не утрачивается. В отношении же картины всё по-другому. Даже при перефотографировании, заложенная в ней информация сохраняется в изначальном варианте. Изменить и повлиять на неё практически невозможно, поскольку данная информация в ней постоянна.
− Я так понял, люди как бы заряжают картины именно своей верой, − проговорил Николай Андреевич.
− Совершенно верно. Внутренняя вера очень много значит для людей. Вот даже, возвращаясь к нашей беседе, взять самого Агапита. Он действительно творил чудеса в лечении. И это во многом было связано с внутренней верой людей, которые к нему приходили, их положительным стремлением. Те, кто веровал, он быстро ставил на ноги, как бы не было тяжело их заболевание. А те, кто приходил к нему озлобленным, а таких к счастью было очень мало, он просто не брался за лечение, даже если их недуг был легко излечим. Как сказано в Евангелие от Матфея в главе 13 стихе 58, даже Иисус Христос, пришедши в отечество Своё «…не совершил там многих чудес по неверию их».
− Внушение? − вопросительно проговорил Николай Андреевич, размышляя вслух. И, пожав плечами, добавил: − Но одним внушением серьёзных заболеваний не излечить, это же факт.
− Внушение тут не причём, − возразил Сэнсэй. − Агапит не брался лечить таких людей не потому, что не мог справиться с ихней болезнью, а потому что они этого не заслуживают. Если человек ради своей Сущности не хочет пошевелить даже пальцем, то такой человек не существует. Он мёртв ещё при жизни. И внушение здесь не причём. Всё дело в феномене веры. Человеческий мозг как компьютер. Положительная волна веры − устанавливает в нём новые программы. Отрицательная − вводит «вирус», который стирает хорошие программы. А если у него вера истинная, а не слепая, то он вообще способен творить вполне серьёзные вещи… Почему Агапит, леча «пациентов» угощал своей едой, хотя больным уже в его присутствии становилось легче? Потому что всё тут построено на волновой природе.
В чём феномен успешного врачевания Агапита? В том, что он лечил с истинной верой. Ведь он излечивал не только травами или с помощью своих рук, как сейчас это называют мануальной терапией, или с помощью слова. Зачастую он просто давал больному что-нибудь съестное от своей трапезы, или выпить воды. Но вся эта пища непременно была заговорена его молитвами. Человеку после этого становилось гораздо легче, и он действительно потом выздоравливал. Почему? Потому что сила веры − великая сила! Агапит всегда творил молитву перед едой, благословляя пищу. И других учил этому. Питался в основном растительной пищей. Даже заговоренная им горькая травинка превращалась в его руках в сладкое лекарство для больного.
− В общем-то, если это рассматривать в переносном смысле, − с лёгким оттенком скептицизма промолвил Костик, − то − да, в качестве лекарства, будешь глотать всё, лишь бы выздороветь.
− Почему в переносном смысле? − с искренним недоумением проговорил Сэнсэй. − В прямом.
Костик недоверчиво покосился на Сэнсэя. Потом принял глубокомысленную позу и задумался. Но во время его «великоцезарских» размышлений, как он любил про себя говорить, взгляд парня упал на сухие ветки, которые мы насобирали ещё днём для костра. Они лежали как раз возле него. И среди прочих прицепившихся к ним травинок там находилась и веточка полыни. Увидев её, парень несколько оживился, очевидно, от пришедшего на ум «доказательства от противного».
− Как понять в прямом смысле? − с сомнением высказался он. − А если это, к примеру, полынь? − И он кивнул на веточку. − Она же горькая, как не знаю кто! Это же по жизни сорняк дурнопахнующий! Как она может быть сладким угощением?
Сэнсэй глянул на Костика и, весело щурясь, сказал:
− Дай её сюда.
Костик брезгливо взял веточку двумя пальцами, вытащив из под дров, и передал Сэнсэю, с тщательностью отряхнув после этого руки. На что Женька, заметив его осторожные жесты, непременул схохмить, пожёвывая сушку.
− Э-э-э, брат, это ещё вопрос, кто тут по жизни сорняк дурнопахнующий!
Все засмеялись. А Сэнсэй, бережно взяв растение, слегка отряхнул его. Затем положил на ладонь и ласково погладил как живое существо.
− Какой же это сорняк? Это лекарственное растение. В нём же и эфирные масла и алкалоиды. Это же ценный набор веществ для медицины. А насчёт её вкуса…
Сэнсэй загадочно улыбнулся. Потом вновь стал водить руками по веточке полыни и что-то очень тихо шептать. Среди нашей компании вмиг водрузилась полная тишина. Даже Женька «притормозил» своими челюстями, которые до этого сладко похрустывали сушкой. Я же хоть и сидела недалеко от Сэнсэя, но как ни пыталась вслушаться, всё равно толком ничего не разобрала из его шептания. Затем Сэнсэй умолк, и глянув на Костика, протянул ему веточку полыни.
− На, попробуй.
Костик сначала было инстинктивно протянул руку, но потом, видимо подумав, что это розыгрыш, резко её отдёрнул, объявив:
− Да что я, больной что ли, полынь пробовать!
Николай Андреевич с заинтересованностью встал со своего места и, обходя сидящих ребят, направился к Сэнсэю. Проходя мимо Костика, он похлопал парня по плечу и мимолётом заметил под общий хохот ребят:
− Все больные, Константин. Здоровых людей не бывает. Есть недообследованные… − Доктор потянулся к веточке. − Можно?
− Да на здоровьечко, − с улыбкой промолвил Сэнсэй.
Николай Андреевич, взяв полынь из рук Сэнсэя, сначала понюхал её, а потом, отщипнув кончик верхушки, осторожно попробовал на вкус. Мы же с нескрываемым любопытством смотрели на его реакцию. Но лицо нашего психотерапевта оставалось как всегда непроницаемым.
− Не понял, − только лишь проговорил он и снова попробовал, отщипнув от растения уже больше.
Его загадочное «не понял» ещё более заинтриговало нас и самые нетерпеливые, в том числе и я, даже повскакивали со своих мест, столпившись около Николая Андреевича.
− Ну-ка, ну-ка, − деловито потянул Женя руку к растению, спешно дожёвывая очередную сушку. − Попробуем… Хм, надо же, сладкая, как патока.
После его «рекламы» мы стали спешно отрывать и пробовать от растения его веточки. Мне тоже достался кусочек. По вкусу он действительно был какой-то необыкновенный, скорее терпко-сладкий. Костик же всё ещё не решался попробовать «угощение» Сэнсэя, хотя, судя по глазам, ему явно этого хотелась, но как говорится, гордость не позволяла. Глядя на наш ажиотаж, он, со свойственным ему сарказмом заявил:
− Ну вы, блин, полынные маньяки какие-то. Может вам ещё бледных поганок пойти насобирать?
− Поганки здесь не растут, − комично произнёс Андрей, подавая ему последнюю «порцию». − На, попробуй. Серьёзно сладкая.
Костик сначала было демонстративно отворотил нос. Но когда Андрей заявил «Ну как хочешь», намереваясь съесть последнюю часть стебелька, Костик, быстро переменил своё решение.
− Э-э-э, дай сюда, обжора!
Он со смехом отобрал у Андрея остатки растения. Потом, сгорбившись, стал их дотошно рассматривать, принюхиваться, и, наконец, решился всё же попробовать.
− Ну как? − весело спросил Сэнсэй, глядя на его растерянный вид.
Костик глуповато улыбнулся и развёл руками:
− Что я могу сказать? Как говорил Гёте в моём исполнении: «Чего не понимаю, тем не владею».
− Сэнсэй, правда, а как это так у тебя получилось? − заинтересованно спросил Виктор.