За час до рассвета - Иван Колос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да.
— А что будет с нами, если мы сдадимся?
— Вас отправят в лагерь для военнопленных.
Тем временем солдат, окружавших Хуго, становилось все больше и больше.
— А если мы не сдадимся?
— Вас просто-напросто уничтожат.
— А много в этой местности партизан?
— Много, тысяч пятьдесят.
— Откуда ты знаешь? — не унимался унтер-офицер.
— Я здесь уже несколько месяцев вместе с группой немецких антифашистов, — ответил Хуго.
Достав листовки, он начал раздавать их солдатам. Унтер-офицер и солдаты стали их внимательно читать. Затем унтер-офицер нерешительно спросил:
— Что будем делать?
— Кончать воевать, — откликнулся кто-то.
— Правильно, — поддержало его несколько голосов.
— Есть у вас раненые? — спросил Хуго.
— Есть, но они могут идти, — ответил унтер-офицер.
— Можешь ты гарантировать, что нас не расстреляют? — раздался голос из толпы.
— Могу, — ответил Хуго.
— Сколько теперь в России пленных немцев? — тихо спросил у Хуго стоящий рядом солдат.
— Точно не скажу, но думаю, что около миллиона.
— Кто этому, друг, поверит, — вздохнул солдат.
— Вы можете сами убедиться в этом.
Унтер-офицер тем временем принял решение.
— Кто за то, чтобы кончать воевать? — крикнул он.
Несколько рук нерешительно поднялись вверх.
— Может, еще попытаемся пробиться? — раздался неуверенный голос.
Его не поддержали. Унтер-офицер подошел к Хуго:
— Скажи, что мы должны делать?
— Идти со мной на дорогу, там сложить оружие, и партизаны доставят вас в лагерь для военнопленных.
Сорок три человека пошли вслед за Хуго через вырубку к дороге. У каждого в руке была листовка. Партизаны встали и молча наблюдали, как немецкие солдаты складывали на обочине оружие.
Когда они подходили к лагерю, раскинувшемуся на большой лесной поляне, там раздавали хлеб. На каждые десять человек выдавали большую круглую буханку испеченного в партизанской пекарне хлеба. Несколько солдат из новоприбывших подошли к Хуго:
— Хорошо, что ты пришел к нам. Если бы не ты — мы, конечно, продолжали бы бесполезное сопротивление и многим из нас уже не нужен был бы хлеб…
«АХ, МОЙ СЭРДЭЧНЫ ДРУЖЕ!»
Встреча в Налибовской пуще
Однажды я сидел в землянке у генерала Платона и информировал его о предстоящей работе нашей группы. В конце беседы я спросил Василия Ефимовича, не может ли он связать меня с поручиком Павловичем?
— Вам о нем сообщили из Москвы?
— Да, но я с ним знаком еще с лета прошлого года, когда он был в Полесье.
— Старые друзья, значит? Ну что ж! Увидитесь.
На следующий день я встретился с Михаилом Павловичем. Мы расцеловались и крепко сжимали друг друга в долгом объятии. Михаил все приговаривал:
— Ах, мой сэрдэчны друже! Ах, мой сэрдэчны друже!..
И мы стали вспоминать наши встречи.
…В начале лета 1943 года я с группой разведчиков находился под Мозырем. Мы тогда усиленно собирали сведения об оккупантах. Проверенные данные передавали в Центр, сообщали, в каких направлениях немцы перебрасывают живую силу и технику, где сооружают укрепленные точки второй линии обороны, но главное, как используют приток Днепра — большую, широкую реку Припять.
Днем и ночью разведчики уходили на задания, возвращались, как правило, с важными сведениями. И вот однажды разведчик Николай Янковец рассказал, что на железнодорожную станцию Козинки, что в шести километрах от Мозыря, прибыло большое соединение словацких солдат. Их расквартировали вместе с гитлеровцами.
Я радировал в Москву и вскоре получил приказ: пристально наблюдать за словацкими подразделениями. Дело в том, что фашисты силой отправляли словаков на нашу территорию. Они неохотно выполняли приказы гитлеровцев и при первом удобном случае переходили на сторону советских партизан.
Получив приказ, мы с группой разведчиков разместились в лесу в трех километрах от Козинок. Обнаружили и передали в Центр, что, помимо словацких подразделений, ближе к Мозырю располагается и большая группа гитлеровцев из зондеркоманды. Они верховодят в городе, устраивают облавы, вешают и расстреливают людей, молодежь угоняют в Германию. Кроме того, нам стало известно, что гитлеровское командование намерено перебросить войска по реке Припяти.
Чтобы проверить все эти данные, мы с Николаем ночью подошли к реке и на плоту переправились через Припять, недалеко от пристани Пхов, где должны были встретиться с нашим связным — дедом Ахремчиком. Он работал на пристани бакенщиком. Денис Ахремчик старик был неприметный, но смекалистый. Лицо его заросло от ушей до носа густой щетиной, из которой высверкивали хитрые глазки.
У Ахремчика два сына, офицеры, были где-то на фронте, ни от одного из них он не имел весточки и очень горевал. Но когда мы встречались с дедом, он всегда как-то подтягивался, лицо его принимало добродушное выражение. Внешне он был спокоен, никогда не спешил с выводами, говорил больше глазами. И если дед утвердительно моргнул — значит, все в порядке: можно смело делать свое дело. Жил он на окраине в приземистой хатке. Ночью было удобно заходить к нему, так сказать, без посторонних глаз. Пароль встречи с дедом или его доверенными был таким: «Есть на свете только бог».
Когда мы, с большим трудом переправившись через реку, поднялись на обрывистый берег, наткнулись на какого-то незнакомца. Он ловил сетью рыбу и так перепугался, что когда его спросили, есть ли в Пхове гитлеровцы, задрожал и проговорил:
— Есть на свете только бог.
— А при чем тут бог? Спрашиваем: есть ли гитлеровцы?
— Да как вам сказать… Тут много всякого люду.
— Так есть на свете только бог? — повторил я обусловленный с дедом Ахремчиком пароль.
Он ответил:
— Есть, есть бог… А вы не за рыбкой приехали?
Отзыва не было. Неожиданный вопрос заставил нас насторожиться.
— А кто здесь рыбку продает? — задаю встречный вопрос.
— Да мы с дедом Ахремчиком. К нам сегодня должны были прийти покупатели за рыбой.
— Кто должен прийти?
— Покупатели…
…Когда мы встретились с Ахремчиком, то все стало ясно: дед специально послал этого человека на берег реки, чтобы он встретил нас.
Ахремчик сообщил, что на пристань прибыло четыре машины со словаками и немцами. Они несут охрану причалов и в Пхов никого не пропускают. Сообщил дед и о том, что он познакомился дня три назад с очень добрым словацким офицером — поручиком Павловичем, который сказал, что сюда, в район Мозыря, гитлеровское командование должно перебросить по Днепру и Припяти целую эсэсовскую часть.