Человек в высоком замке - Филип Дик

Тяжело дыша, они смотрели друг на друга, не в силах заговорить. Первым нарушил молчание Джо.

— Дай мне доесть то, что ты мне приготовила.

— Ты не хочешь говорить? Ты не желаешь со мной разговаривать? Ты прекрасно понимаешь, о чем я веду речь, ты это понимаешь, а продолжаешь жрать, притворяешься, что не имеешь ни малейшего понятия о чем разговор.

Она отпустила уши, выкрутив их до такой степени, что они стали пунцово-красными.

— Это пустой разговор, — возразил Джо. — Он не имеет никакого смысла. Вроде того, что болтают по радио. Ты знаешь, как когда-то коричневорубашечники называли тех, кто плетет философские премудрости? Их называли яйцеголовыми из-за большого выпуклого черепа, который так легко разбить в уличной драке.

— Если это относится и ко мне, — сказала Юлиана, — почему же ты не уходишь? Для чего ты остался вообще?

Его загадочная гримаса остудила ее пыл.

«Жаль, что я позволила ему пойти со мной, — подумала она. — Сейчас уже слишком поздно. Теперь мне не избавиться от него, слишком уж он сильный. Происходит что-то ужасное, исходящее от него, и я, пожалуй, ему помогаю в этом».

— Так в чем же дело?

Он протянул руку, ласково потрепал ее по подбородку, погладил шею, сунул пальцы под рубашку и нежно прижал ее плечи к своей груди.

— Настроение. Твои проблемы меня сковывают.

— Тебя когда-нибудь назовут европейским психоаналитиком.

Она кисло улыбнулась.

— Тебе что — хочется закончить жизнь в печи?

— А ты боишься мужчин?

— Не знаю.

— Могла бы предупредить ночью. Только потому что я…

Он запнулся, строя фразу.

— Потому что я специально позаботился о том, чтобы заметить твое желание.

— Потому что ты валялся в постели с очень многими девками, — выпалила Юлиана. — Вот что ты хочешь сказать.

— Но я знаю, что прав. Послушай, я никогда не причиню тебе вреда, Юлиана, даю тебе слово, клянусь памятью матери. Я буду особенно нежным к тебе, и если тебе захочется воспользоваться моим опытом, я готов всегда тебе услужить. Все твои страхи пройдут. Я смогу уничтожить твои тревоги и поднять настроение, хотя и ненадолго. А раньше тебе просто везло.

Она кивнула, несколько приободрившись.

Но холод и тоска все еще не отпускали ее, и она не понимала, откуда они взялись.

Прежде чем начать трудовой день, мистер Нобусуке Тагоми улучил момент, когда остался один. Он сидел в своем кабинете в «Ниппон Таймс Билдинг» и размышлял.

Когда он собирался отправиться в контору, пришло сообщение Ито о мистере Бейнесе. У молодого аспиранта не было и тени сомнения, что мистер Бейнес не швед. По всей вероятности, мистер Бейнес — немец.

Но способности Ито к языкам германской группы никогда не производили впечатления ни на Торговое Представительство, ни на Токкоку — японскую тайную полицию.

«Может быть, этот дурак не разнюхал ничего стоящего, — подумал мистер Тагоми. — Неуклюжий энтузиазм, совмещенный с романтическими доктринами. Излишняя подозрительность».

В любом случае вскоре начнется совещание с мистером Бейнесом и пожилым человеком с Родных Островов, и это произойдет независимо от национальности мистера Тагоми. К тому же этот человек понравился мистеру Тагоми. Это предположительно и является главным талантом, решил он, людей, расположенных высоко. Таких, как он сам. Сразу же распознаешь при встрече хорошего человека.

Интуиция по отношению к людям. Отбросить все церемонии и внешние проявления, проникнуть в самую суть. «Мне он нравится, — сказал себе мистер Тагоми, — немец он или швед. Надеюсь, что заракаин помог ему от головной боли. Прежде всего нужно не забыть справиться об этом».

На столе зажужжал интерком.

— Нет, — сказал он резко в микрофон, — никаких обсуждений. Это момент постижения внутренне присущей истины.

Из крохотного динамика послышался голос мистера Рамсея:

— Сэр, только что сообщили из пресс-службы внизу. Рейхсканцлер мертв. Мартин Борман.

Наступила тишина.

«Отменить все дела на сегодня. — Мистер Тагоми поднялся из-за стола и начал быстро расхаживать по кабинету, сложив на груди руки. — Будем разбираться. Сразу же нужно отправить официальное послание рейхсконсулу. Это мелочь, можно оставить подчиненным. Глубокая скорбь и тому подобное. Вся Япония вместе с немецким народом… Зачем? Нужно быть особенно внимательным, чтобы незамедлительно принимать сообщения из Токио».

Нажав кнопку интеркома, он сказал:

— Мистер Рамсей, удостоверьтесь в надежности связи с Токио. Скажите девушкам-телефонисткам, чтобы были начеку. Мы не должны потерять связь.

— Есть, сэр, — ответил тот.

— Я буду все время у себя. Отложите все дела. Отваживайте всех, кто звонит по обычным делам.

— Сэр?

— У меня должны быть свободными руки на случай, если понадобится вдруг мое вмешательство.

— Да, сэр.

Через полчаса, в девять, пришла телефонограмма от самого высокопоставленного представителя Имперского правительства на западном побережье, от посла Японии в ТША достопочтенного барона Л. Б. Калемакуле. Министерство иностранных дел созывало чрезвычайную сессию в здании посольства на Зуттер-стрит. И каждое из Торговых Представительств должно послать самое ответственное лицо на эту сессию. В данном случае это означало, что посетить сессию должен мистер Тагоми лично.

Времени на переодевание не было. Мистер Тагоми поспешил к экспресс-лифту, спустился на первый этаж и через мгновение был уже в пути, сидя в лимузине Представительства, черном «кадиллаке» выпуска 1940 года, который вел опытный шофер-китаец, одетый в специальную форму.

Возле здания посольства стояло не менее дюжины машин других сановников. Высокопоставленные знаменитости — со многими он был знаком, некоторые были ему совершенно не известны — поднимались по широким ступенькам в здание посольства, заполняя его вестибюль. Шофер мистера Тагоми распахнул перед ним дверцу, и он быстро вышел из машины, сжимая ручку портфеля, который был, конечно, пустым, потому что никаких бумаг приносить сюда было не нужно, но играл существенную роль; чтобы не сложилось впечатление, будто мистер Тагоми просто наблюдатель. Большими спокойными шагами он поднялся по ступеням. Весь его вид говорил о значимости происходящего, хотя ему даже не удосужились сообщить, о чем будет идти речь.

Влиятельные лица собирались группками, в вестибюле стоял размеренный ропот переговаривающихся. Тагоми присоединился к группе знакомых ему людей, то и дело кивая и стараясь при этом выглядеть, как и все остальные, очень торжественно.