Следователь по особо секретным делам - Алла Белолипецкая

Родители Лары жили от Москвы в ста километрах: её отец заведовал архивом в небольшом районном городе.

– Я уже брала отпуск в этом году, – сказала девушка.

– Тогда – ты можешь просто уволиться.

Он глянул на неё со значением при этих словах, и она подумала: сейчас он снова заведет речь о том, чтобы ей официально перейти в «Ярополк». Но Николай молча ждал, что она ему ответит.

Лара вспомнила страшное, будто синюшное, лицо замерзшей невесты ямщика. Вспомнила иней, возникший на окнах Манежа. Вспомнила холод – пробиравший даже не до костей, а до последней клетки тела. И всё же – вздохнув, она произнесла:

– Нет, я не уеду. Во-первых, тебе пригодится моя помощь. Во-вторых, нет никакой гарантии, что Ганна не последует за мной – раз уж она сумела попасть в Москву из Белоруссии. Да, знаю, знаю, можешь мне не напоминать: ей помог с этим кто-то из твоих коллег. Но где гарантия, что теперь она не научилась путешествовать самостоятельно? А, в-третьих, у меня же будет средство защиты!

– Хотел бы я, чтобы это средство и впрямь оказалось надежным, – пробормотал Скрябин. – Но давай всё-таки попробуем его продублировать!

И они принялись за изготовление дубликата: копии картонного веера с рунами, при помощи которого им худо-бедно удалось остановить ледяной призрак.

– Как считаешь, – спросила Лара, – а тот пес – ну, Дик, – он тоже появился благодаря вееру?

– Понятия не имею, – признался Николай. – Как и не представляю, кто устроил стук и беготню в нашем архиве. Сегодня вечером Ганна ничем не стучала. Что это может означать – ты и сама понимаешь…

Да, она понимала: это значило, что наряду с Ганой вокруг них вьется еще одна сверхъестественная сущность, иной природы. И как именно эта сущность себя поведет – одному Богу было известно.

И на следующий день Лара, поминутно зевая, вчитывалась в строчки толстенного темно-вишневого тома, на обложке которого тускло поблескивала старым золотым тиснением надпись: «Общiй Гербовникъ дворянскихъ родовъ Всероссiйскiя Имперiи».

Из Лариной сумочки, что лежала на столе справа от раскрытой книги, торчала верхушка веера – того самого, аутентичного: пожелтевшего и ломкого. Его копию взял себе Николай Скрябин. А слева от фолианта Лара положила дагерротип, извлеченный из черной папки. И на него девушка периодически взглядывала – используя при этом самую сильную лупу, какую она сумела найти в Ленинке.

4

– Во-первых, – сказал Давыденко, – официально они женаты не были. Состояли, так сказать, в гражданском браке.

– Стало быть, Рябинина – это была девичья фамилия Татьяны? – спросил Скрябин.

К своему стыду, он еще не открывал полный отчет по делу Рябининой, который утром ему прислал Денис Бондарев – вместе с материалами по убийству Иевлева. Николай торопился поговорить с Самсоном и решил, что изучит театральное дело уже после посещения внутренней тюрьмы НКВД.

– Это даже не фамилия – её артистический псевдоним, – сказал Самсон. – Её настоящая фамилия – Соловцова.

– Что?! – Скрябин вскочил с места, воззрился на Самсона сверху вниз. – Она – родственница погибшего директора льнокомбината?

– Ни про какого директора я ничего не знаю. Да и не это главное!

Скрябин лишь головой покачал в досаде. Как он мог упустить эту важнейшую деталь расследования! Ведь ясно же было, что все жертвы Ганны Василевской – люди вовсе не случайные! Но – что могло быть главнее этого, он представить себе не мог.

– Главное, – Давыденко тоже встал, подступил к Николаю почти вплотную, – состоит в том, кто был гражданским мужем Тани. И кого могла сильно злить необходимость оставаться её сожителем – в том числе, из-за служебного положения. В нашем с вами ведомстве гражданские браки не одобряют, вы сами это знаете.

«Неужто – Абашидзе? – мелькнуло в голове у Николая. – Но почему он тогда говорил про бывшую жену? Имел в виду, что она завела себе любовника?» Но Давыденко снова его удивил.

– Её гражданским мужем был Данилов Святослав Сергеевич, – почти торжественно выговорил он. – Сотрудник проекта «Ярополк», насколько я знаю.

И тут за дверью камеры – которую охранник запер за Николаем снаружи, когда тот вошел, – раздалось лязганье ключей.

– Наверное, идут меня выпускать! – возликовал Самсон.

Но, когда дверь камеры отворилась, на пороге её стоял Денис Бондарев. И вид у него был смущенный и суровый одновременно.

– Извините, товарищ Скрябин, – проговорил он, – но я вынужден забрать отсюда Самсона Ивановича. Вот – распоряжение о его переводе под юрисдикцию МУРа.

Николай взял бумагу, которую Денис ему протянул. И машинально отметил про себя, что бывшего коллегу, который был старшего его по званию, муровец не назвал ни товарищем Давыденко, ни гражданином, а предпочел использовать имя-отчество. Скрябин посмотрел на подпись внизу документа – и с огромным трудом проглотил ругательство, не дал ему сорваться с губ. Под машинописным текстом распоряжения значилось: Резонов В.С.

Зато уж Давыденко миндальничать не стал.

– Да мать твою, Денис! – заорал он. – Это что же за… – И он прибавил несколько вычурных непечатных слов.

– На каком основании МУР затребовал передачи Давыденко? – спросил Скрябин сухо, возвращая ордер помрачневшему Бондареву.

– Были основания. – Тот принял бумагу и поглядел на Скрябина как бы с укором. – Я же в своем отчете о них упоминал. На финском ноже, которым был убит Евграф Иевлев, мы не обнаружили никаких отпечатков, зато сумели вычислить место приобретения брезентовых перчаток, найденных рядом с местом преступления. Они были куплены в отделе универмага, где торгуют предметами для садоводства. И там даже сохранилась копия товарного чека. Покупатель, представьте себе, попросил такой чек ему выписать – сказал, для отчетности в НКВД.

– Ну да! – вскричал Самсон. – Я покупал в том числе и перчатки! И мне надо было отчитаться за покупки по тому списку! Ты, Денис, опупел, что ли? Думаешь, я стал бы просить товарный чек, если бы планировал в этих перчатках человека зарезать?

Денис еще больше смутился и хотел уже что-то сказать, но тут Скрябин повернулся к Самсону:

– Что еще за список? И перед кем ты должен был отчитываться?

– Да в первый же день, как я пришел в «Ярополк», я обнаружил у себя