Заколдованная рубашка - Н Кальма

Стоявшие у парапета лодки и челноки вмиг наполнились людьми. Залив зачернел суденышками, похожими издали на юрких рыбешек. "Ломбардия" и "Пьемонт" выглядели на фоне расцветающего заревыми красками неба большими и мощными кораблями. На самом же деле это были однотрубные колесные пароходы, снабженные на случай, если откажут машины, мачтами. Сейчас дым из корабельных труб широко растекался по горизонту и придавал всей картине посадки какой-то грозный колорит. Лодки уже подплыли к кораблям, и многие гарибальдийцы, которым было невтерпеж ждать очереди, чтобы подняться по трапам, начали карабкаться на палубы прямо по канатам. С набережной казалось, что оба корабля взяты на абордаж, - столько энергичных черных фигурок взбиралось по канатам и затопляло борта.

Только один старый рыбацкий челнок как будто застыл посреди этого всеобщего движения и медленно кружился на одном месте. В челноке, видные всем, стояли рядом коренастый длинноволосый человек, высокий негр и маленькая черная собачка. От времени до времени бойцы Гарибальди слышали хорошо знакомый голос:

- Не теснитесь. Не переполняйте лодки. Спокойнее. Не толпитесь все сразу у правых бортов. Пусть часть людей перейдет на левые, иначе корабли могут опрокинуться. Спокойнее.

И, послушные этому голосу, гарибальдийцы выполняли все распоряжения своего вождя.

- Пора и нам переправляться на "Пьемонт". Доколе же мы будем еще дожидаться вашего Пучеглаза! - нетерпеливо говорил Александр Мечникову.

- Он такой же мой, как и ваш, - хладнокровно возразил Лев, продолжая озираться и ждать Лоренцо, который обещал явиться с Лукой непременно к посадке.

Наконец медлить дольше стало невмоготу. Набережная приметно опустела - лодок почти не было, все они продолжали кружиться возле пароходов, видимо дожидаясь отплытия. У причала оставалась одна-единственная шлюпка, да и та тяжело осела в воду, столько набилось в нее пассажиров. Она готовилась отчалить.

- Эй, погодите нас! - крикнул Лев лодочнику.

Но едва он и Александр приблизились к парапету, как целая компания молодых гарибальдийцев опередила их и со смехом и шутками попрыгала в лодку.

- Отчаливай! - крикнул кто-то из компании.

Лодочник поспешил оттолкнуться веслом - он боялся, что суденышко его вот-вот опрокинется. Оба русских хмуро взглянули друг на друга.

- Кажется, в этой компании был Датто, - сказал Александр. - Это он крикнул "отчаливай". Я узнал его по голосу.

- Э, всюду вам чудится этот Датто! - досадливо отмахнулся Лев. - Надо что-то придумывать. Мы буквально, а не только символически остались за бортом.

- Поищем еще какую-нибудь лодчонку у маяка, - предложил Александр. Не оставаться же нам, в самом деле, в Генуе из-за Лоренцо.

А у самого сладко замерло сердце: если не уедут, стало быть, можно снова увидеть "Ангела-Воителя"... Александр дернул плечом, стряхивая с себя недостойный мужчины соблазн.

- Побегу поищу...

Но тут, на их счастье, из-за мыса выплыл длинный рыбацкий челнок, и зычный голос закричал:

- Эге-гей! Синьор Леоне! Синьор Алессандро! Это мы! Подождите!

- Пучеглаз! - узнал Александр. - Как он вовремя!

Пучеглаз греб сильно, и через несколько минут челнок оказался у парапета. В нем, кроме Лоренцо, сидела какая-то странная фигура в старом кепи национального гвардейца, надвинутом на самый нос, в блузе до пят, засученных штанах и лакированных башмаках на босу ногу.

С трудом узнали Лев и Александр в этом наряде Лукашку. Мальчик встал и торжественно откозырял обоим друзьям.

- Ваша сумка при мне, синьор капитан! Вот она! - отрапортовал он Льву. - Я ничего не потерял!

И в доказательство он поднял над головой сумку, из которой выглядывал растрепанный том Руссо.

- Скорее в лодку, а то корабли уйдут без нас! - закричал Пучеглаз.

Лев и Александр ловко спрыгнули с парапета. Через несколько минут вся четверка уже взбиралась на палубу "Пьемонта". Палуба эта превратилась в такой же бивуак, каким только что была набережная Генуи. Гарибальдийцы заполнили все помещения, переходы, нос и корму корабля. Каюты были забиты офицерами. Некоторые уже вынули карты и кости и намеревались начать игру. Говорили, что в кают-компании идет совещание военного совета, что Гарибальди вызвал туда всех своих военачальников: энергичного и храброго венгерца Тюрра, красавца и горячего патриота Орсини, бывшего священника Сиртори. У гарибальдийцев было слишком мало оружия - это грозило провалом всей экспедиции. Надо было любыми способами во что бы то ни стало раздобыть еще орудий и пороха. Кроме того, несмотря на все предосторожности, об экспедиции Гарибальди в Сицилию узнали все. Вся Европа напряженно следила за продвижением гарибальдийцев.

В море уже крейсировали два неаполитанских корабля, и Гарибальди получил сведения, что бурбонцам приказано преградить дорогу его кораблям и захватить "Ломбардию" и "Пьемонт".

Между тем наступило уже утро, надо было торопиться. В заливе заиграла резвая волна, подул ветер.

Из кают-компании появилась знакомая всем фигура в развевающемся на ветру плаще.

- Avanti! - зычно скомандовал Гарибальди.

Ему ответил дружный, радостный крик его "тысячи". Мощный хор грянул гарибальдийский гимн:

Разверзлись могилы, и мертвые встали,

И наши страдальцы пред нами предстали,

Венчанные лавром, как некогда в жизни,

С любовью к отчизне в горячей груди.

Восстань же! Восстань же, о юность народа!

Несет наше знамя под ветром свобода.

Восстань же с оружьем и мощным припевом,

С любовью и гневом в горячей груди!

Долой, уходи из Италии нашей,

Ступай, чужестранец, откуда пришел!

Отчизна цветенья, и песен, и смеха

Оденется в сталь боевого доспеха.

Пусть руки в оковах - мы свергнем тирана,

И слава Лоньяно вернется в наш век!

Австрийскую палку на части ломая,

На битву за родину Рим поднимая,

Ярмо наше скинем, австрийцев прогоним,

Колен не преклоним пред ними вовек.

Долой, уходи из Италии нашей,

Ступай, чужестранец, откуда пришел!

Наш дом - вся Италия наша родная.

Ступай, чужестранец, живи на Дунае;

Не трогай ни хлеба, ни нив наших спелых,

Сынов наших смелых не смей отнимать.

Два моря и Альп вековые отроги

Вот наша граница. Пускай же дороги

Пробьют Апеннины, и встанет за нами,

И встанет под знамя вся родина-мать,

Долой, уходи из Италии нашей,

Ступай, чужестранец, откуда пришел!

Женщины махали с берега и из лодок огромными соломенными шляпами.

Биксио сигнализировал с "Ломбардии", что и у него все готово к отплытию.

И вот уже загремели якорные цепи, забурлила за кормой вода, и белая пена, как кружевной шлейф, волочится за кораблем. Плавно удаляются, тают в солнечной дымке сверкающие дома и темная зелень генуэзских садов.

Александр протолкался к самому борту и не спускает глаз с легкой белой лодки, плывущей по заливу. Там, в этой лодке, кроме матроса-гребца, грациозно наклонилась над водой гибкая женская фигура. Голубой зонтик колышется, как диковинный цветок. Но вот зонтик откинулся, показалась золотая голова, вверх взметнулась рука, приветливо замахала платком. Александр сдернул кепи с головы, тоже неистово замахал.

"Прощай, прощай, красивая, милая! Приехала проводить, как обещала. Не обманула, милая".

- Смотрите, синьор, не свалитесь в воду из-за вашей золотоволосой синьоры, - раздался рядом язвительный, дрожащий голосок.

Александр обернулся. На него смотрел, весь пылая, совсем еще юный гарибальдиец в красной рубашке, перекрещенной ремнем, на котором висели пистолет и сабля. Глаза гарибальдийца готовы были испепелить Александра.

- Что? Что такое? Лючия?! Вы!! - остолбенев, пробормотал Александр.

А рядом грозно гремело и взлетало над синим в этот час Лигурийским заливом:

Уста наши немы, сплетемся руками,

Не дрогнем и встретимся грудью с врагами,

На горных отрогах ударим оружьем,

Всей жизнью послужим, отчизна, тебе.

Довольно грабители нас угнетали!

Все люди Италии дружно восстали!

Как сто городов итальянских едины,

Мы будем едины в священной борьбе.

Долой, уходи из Италии нашей,

Ступай, чужестранец, откуда пришел!

27. К БЕРЕГАМ СИЦИЛИИ

"Прекрасна была ночь начала великого дела! Она пронизывала сердца гордых той благородной гармонией, которая дает блаженство избранным! И кто может сомневаться в победе, летя на крыльях долга и совести и спеша навстречу опасностям и смерти, словно навстречу блаженному поцелую возлюбленной? "Тысяча" ударяла оружием о скалы, словно жеребец копытом о землю, чуя битву.

Куда спешат они сражаться? Они, слабые, с сильными войсками! Они спешат туда, где люди не хотят больше подчиняться игу тирании и поклялись скорее умереть, чем остаться рабами".

Так писал несколько лет спустя Гарибальди о походе в Сицилию. Пока на двух кораблях его "тысяча" спала, пела, чистила оружие, играла в шахматы и кости, ела сыр и запивала его кисловатым вином, генерал и его военачальники решали план высадки на сицилийский берег. За время плавания Гарибальди успел разбить своих бойцов на восемь отрядов и во главе каждого отряда поставил самых опытных офицеров. Сиртори был назначен начальником генерального штаба, Асерби - интендантом, Тюрр - адъютантом. Двое русских и с ними Пучеглаз и Лука попали в седьмой отряд, состоявший главным образом из студентов. Оружие и экипировка, которые удалось собрать, тоже были розданы бойцам "тысячи", однако на всех бойцов не хватило. Нужно было что-то срочно придумать, где-то раздобыть снаряды и пушки, иначе всех гарибальдийцев ожидала верная гибель. Гарибальди сообщили: кроме неприятельских крейсеров, у берегов Сицилии стоят еще и английские корабли. Правда, англичане объявили, что будут соблюдать полный нейтралитет. Они, мол, только охраняют интересы английских граждан в Сицилии. Но еще неизвестно, как себя будут вести английские корабли в случае морского боя.