Свободный торговец - Финн Сэборг

Хенрик знает, они не со зла, это абсолютно безобидная шутка, но если бы они и над другими подшучивали, а то всегда только над ним. Он старается сосредоточиться и больше не отвлекаться, чтобы в другой раз не пришлось плавать, он даже достает блокнот, собираясь записывать все важное и значительное, что говорится на уроке, как это делают примерные ученики, но немного погодя он уже сидит и рисует в блокноте голых девиц.

У Хенрика сейчас мания рисовать голых девиц. Он, собственно, ни разу не видел их в натуре, но в наши дни довольно трудно остаться в неведении относительно того, как выглядят голые женщины. И Хенрик, разумеется, тоже знает, как они выглядят; уж если на то пошло, он даже читал порнографические журналы, когда работал маляром. Довольно часто кто-нибудь приносил их с собой в мастерскую, и они переходили из рук в руки, давая повод для многочисленных комментариев, которые Хенрик не всегда до конца понимал. Теперь ему больше не случается просматривать такого рода издания, не потому, что их трудно достать, они лежат, маня и завлекая, на видном месте в каждом киоске, но у Хенрика не хватает храбрости их покупать, хотя у него частенько возникает такое желание. Не раз уже бывало, что он набирался духу и подходил к киоску специально, чтобы их купить, но стоит ему приблизиться к прилавку, как мужество тотчас покидает его, и дело кончается тем, что он берет всего лишь одну из обычных газет, в которых, правда, тоже есть и ответы сексолога на вопросы читателей, и изображения более или менее раздетых девиц, но все-таки это не то же самое, и, быть может, здесь-то и кроется причина того, что Хенрик каждую свободную минутку тратит на рисование голых девиц.

На два ряда впереди него сидит девушка по имени Сусанна, и он не может удержаться, чтобы, рисуя, не поглядывать на нее. Иногда она как будто чувствует вдруг на себе его взгляд, оборачивается и смотрит на него с любопытством, а Хенрик спешит отвести глаза. Но немного погодя он уже снова сидит, уставившись ей в затылок. В классе есть и другие девушки, и многие, надо сказать, гораздо красивее Сусанны, тем не менее он всегда смотрит именно на нее. Он и сам не знает почему, может, просто потому, что она находится как раз в поле его зрения, — как бы там ни было, он не может на нее не смотреть, и она знает, что он на нее смотрит, и изредка оборачивается и бросает на него вопросительный взгляд, не сердитый и не раздраженный, а вопросительный, и, хотя Хенрик сразу вспыхивает и поспешно отводит глаза, когда она к нему оборачивается, он все время ждет, чтобы она опять на него взглянула. Не просто же так она на него смотрит, вероятно, ее взгляды что-то означают, и Хенрику нравится воображать, что между ними существует некое тайное согласие.

К тому же Хенрик несколько раз разговаривал с ней на перемене. Чаще всего они обменивались ничего не значащими фразами, она спрашивала, нет ли у него сигареты или что задано к следующему уроку. Так что, конечно, ничего особенного, но все-таки она ведь могла вместо него спросить любого другого, а она обращается именно к нему, и он воспринимает это как знак особого внимания.

Когда Хенрик был маленький и только-только поступил в школу, он сразу возненавидел перемены. Весь этот шум и гам и вой во дворе школы пугали его, он дрожал от страха перед большими мальчишками, которые не упускали случая продемонстрировать свое превосходство над малышами и довольно скоро выбрали Хенрика своей жертвой. Он пробовал держаться поближе к дежурному учителю, чувствуя себя рядом с ним в большей безопасности, но учителя не любили, чтобы дети терлись возле них, и отсылали его играть с другими ребятами. Пришлось Хенрику отказаться от личного телохранителя и искать убежища в отдаленном уголке школьного двора, где он стоял, прижавшись к стене, в надежде, что его никто не заметит. Потом он сам стал большим, и никто уже не мог на него напасть, но страх перед переменами так в нем и остался, и он всегда чувствовал облегчение, услышав звонок на урок, даже если у него не были решены все заданные задачки.

Здесь, на курсах, никто не орет, и не вопит, и не применяет насилия, тем не менее перемены, как и прежде, мучение для Хенрика. Класс очень скоро разбился на небольшие группы, на переменах все собираются кучками, а Хенрик остался один. Он даже не заметил, когда произошло это разделение, неожиданно оказалось, что уже существуют каким-то образом сложившиеся группы, а ему так и не удалось прибиться ни к одной из них.

Вообще говоря, Хенрику даже нравится держаться в стороне от других, он успел привыкнуть к тому, что он всегда сам по себе, и такое положение вполне его устраивает. Но ему стыдно, что он как будто в изоляции, да и выглядит это, конечно, по-дурацки: стоит, красуется в полном одиночестве. Поэтому он пробует пристроиться к какой-нибудь из групп и делает вид, что участвует в общем разговоре, но в действительности он всего лишь зритель, он никогда ничего не говорит и никто никогда не интересуется его мнением, но никто и не отсылает его прочь и не запрещает ему стоять и делать вид, что он из этой группы.

Сусанна тоже не принадлежит к определенной группе, она обычно переходит от кучки к кучке и всюду умеет самым естественным образом вставить замечание или ввязаться в спор. Возможно, поэтому она иногда и к Хенрику обращается, он ведь тоже в некотором роде отдельная, самостоятельная группа. Разговаривают они друг с другом о вещах не столь уж значительных: она просит у него закурить, и он поспешно достает пачку сигарет, а затем дает ей огня; она говорит, что к немецкому вчера даже не притронулась, потому что гуляла с друзьями, а он говорит, что тоже не приготовил вчера немецкий, потому что к нему заходили друзья. У него столько друзей, то один забежит, то другой, вечно мешают ему заниматься, из-за них он так часто и приходит с невыученными уроками.

Несколько раз Хенрику посчастливилось: они вместе уходили с курсов. Правда, она ездит домой на автобусе, так что вместе они могут идти только до автобусной остановки. При этом Хенрик ведет свой мопед рядом. Она, судя по всему, ничего не имеет против его общества, болтает об уроках и преподавателях