Дуэль на троих - Михаил Крупин

Потом я снова выныривал, видел двух кудлатых мужиков, едущих верхами сбоку от телеги, и снова проваливался в переливчатую зыбь…

Дед Митя, в круглых очках, держа близко к глазам журнал «Отечественный календарь», «с чувством, с толком, с расстановкой», отчаянно окая, читал нам с соседским Андрейкой:

«Львиного сердца, крыльев орлиныхНет уже с нами – что воевать?..»

Такое он, действительно, читал нам в ту пору… А мы играли на полу в солдатики, и лишь иногда прерывали игру и вдруг, вскинув головы, как завороженные, вслушивались в особенно диковинные строчки.

«…Там, тьмою островов посеян, —

читал Митя, —

Реке подобен Океан;Небесной синевой одеян,Павлина посрамляет вран».

– А кто это – вран? – спросил тогда Андрейка. Про павлина, видно, он все знал.

– Вран – ворон значит, – отвечал дед Митя.

– А мраз – мороз! – кричал я, осененный догадкой. – Я понял теперь, как древнерусские слова делаются!..

Дед Митя продолжал читать.

«О вы, которых ожидаетОтечество от недр своихИ видеть таковых желает,Каких зовет от стран чужих…»

Но мы уже играли в солдатики. Эту строфу привожу лишь теперь, списывая с нового издания.

«О, ваши дни благословенны!Дерзайте ныне ободренныРаченьем вашим показать,Что может собственных ПлатоновИ быстрых разумом НевтоновРоссийская земля рождать…»

– А кто такие невтоны? – снова вскинул я голову.

Дед почесал затылок, даже очки снял.

– Вот и я думаю. Остальное все почти дословно понимаю. А вот кто такие невтоны?..

Он встал из-за стола и двинулся к высокой полочке с резными уголками.

– Я, барин, вот так их представил…

Мы с Андрейкой сейчас только увидели, что на полке среди глиняных творений деда Мити – свистулек, медведей с молотками, львов и павлинов – стоят два новых существа.

Вскинув обе руки, он осторожно снял обе малые блестящие фигурки.

– Вот – еще не просохли…

Это были полурыбы-полузайцы. Внизу у них – рыбьи хвосты, на которых существа стояли. Вверху – заячьи уши. И скрещенные секиры в руках.

Мы зачарованно смотрели на «невтонов».

– А они смелые? – спросил Андрейка.

– Конечно, смелые. И умные!

– А ты их нам подаришь?

– Так для вас и делал. Подожди хватать, еще не высохли…

Помню, мы шли с Андреем по тропинке среди диких вишен и яблонь, но глядели не вверх как обычно, высматривая лучшие плоды, а крутили в руках так и эдак своих дивных зверей.

– Давай, эти невтоны будут нашим символом! – осенило вдруг меня.

Андрейка заморгал:

– Чего?!

– Символом нашей дружбы! Ну, это как герб…

Андрей разом все понял и горячо подхватил:

– Да! И если мы когда-нибудь раздружимся… невтоны нас расстреляют!

– Нет, зарубят, у них же топорики!

– Запросто!..

– Кстати, если это герб, надобно их поставить где-нибудь повыше!.. Чтобы все видели! – предложил я.

Андрей засмеялся, но вдруг снова нахмурился:

– Нет, если все будут видеть, их кто-нибудь да сопрет.

Пришлось согласиться.

– Ага. Или Марфуша будет прибираться и куда-нибудь засунет.

– Ну да. Как тех солдатиков!

– Тогда их надо спрятать от нее подальше…

– Куда-нибудь, где темно!.. Она как раз слепая!

Мы шли в зеленой кипени летних деревьев и хохотали. Впереди блеснула речка… Если мы не купались, речка всегда настраивала нас на философский лад.

– А где темно?..

– В шкафу!

– В погребе!

– Под землей!..

Я совсем очнулся, только когда меня сбросили с телеги на землю…

Сев на траве, замотал головой, изгоняя «огненных павлинов» из глаз. Еще качалась перед взором сельская дорога, три березы, растущие из одного корня…

Вокруг стояли сплошь молодые мужики – в армяках, в зипунах. С топорами, ружьями и пистолетами.

– Француз? Разведчик?.. – спросил злобно один партизан.

Я с трудом разлепил губы.

– Что, язык проглотил? – гаркнул на меня другой.

– Пока везли его, вроде по-русски лопотал, – вспомнил третий.

– Ну, разведчик, точно!

– Переслать его Сеславину?

– Да с кем? И так народу оружного мало.

После такой перемолвки один мужик взвел пистольный курок и направил ствол мне в лоб. Я невольно зажмурился, хотя почему-то особого страха не чувствовал.

Когда же снова приоткрыл глаза – пистолет был опущен; мужик, желавший меня пристрелить, уже стоял поодаль, а напротив меня переминались ноги чьей-то лошади.

– Что делал на усадьбе? – раздался сверху явно командирский голос.

– Он, яблоки, гад, воровал у деда Мити! – ответил за меня один пеший мужик, и партизаны дружно заржали.

– Не воровал я, – выдавилось из меня наконец.

– Ну да, он сам тебя потчевал! – ухохатывался тот же селянин.

– Ну, так што? Может, проще – в расход мусью? – спросил другой у всадника. Я не ошибся, тот, действительно, оказался партизанским командиром.

Повисла тяжелая пауза…

Я услышал осеннюю тишину, которую так любил в детстве – без пчел, без комарья, лишь с каким-то усталым остатком от птичьего гомона…

– Али креста на ём нет?.. – прошелестел кто-то сочувственно в рядах партизан. И ему прилетел тихий ответ:

– Денис Василич говорил, мол, поступайте с пленными по-христиански…

– По-христиански? – вдруг с каверзой, громко переспросил командир.

Я наконец поднял голову и взглянул на грозного всадника.

Синеглазый и широкоскулый, с русыми, чуть вьющимися волосами, он тоже пристально смотрел на меня. Я не отвел взгляда, хоть в его глазах светилась весьма многообещающая ненависть…

Наконец он отвернулся, чтоб нагнуться из седла к телеге, взял оттуда лопату, облепленную до черенка серой землей, и швырнул ее мне под ноги.

– Копай себе могилу! Прямо здесь.

Тот партизан, что целил в меня раньше, снова вскинул свой пистоль. Другой поднял гренадерское ружье на уровень моей груди:

– Ну!..

– Палки гну! – невольно окрысился я, взял лопату и начал копать.

– Не здесь! – сказал командир. Он отъехал несколько шагов и ткнул пальцем подле другой березы, помоложе: – Тут рой. Корней меньше.

Видимо, они умели ценить время… Командир даже спрыгнул с коня и каблуком сапога очертил, где копать.

Я снова принялся за дело. Как только я срезал верхний слой дерна, копать стало легче. Тупая лопата уходила в песчаную почву как в масло. Я даже пришел в трудовое неистовство и все быстрее и яростнее бросал землю вбок, норовя засыпать сапоги крестьянину с пистолем. Но тот будто не замечал моих нападок…

Все вокруг молча ждали. Усердно копая, я чувствовал пристальный взгляд командира…